Потом вдалеке послышался треск ломающегося сука. И снова треск… Еще недавно мне больше всего на свете хотелось, чтобы дракк поскорее явился к нашему костру. Теперь я отдал бы правую руку за то, чтобы он еще пять минут порезвился где-нибудь в другом месте.
Однако же дракк явился. Я осторожно завозился, отодвигаясь от Денны. Она почти не пошевелилась во сне.
– Денна! – я встряхнул ее, сперва осторожно, потом посильнее. Ничего. Что ж, неудивительно. Мало кто спит крепче сладкоеда.
Я укрыл ее одеялом, с одной стороны подложил свою котомку, с другой – клеенчатый мешок, вроде ограничителей на книжной полке. Если она вдруг повернется во сне, то упрется в них, и они не дадут ей скатиться на край каменной плиты.
Я передвинулся на другой край плиты и посмотрел на север. Над головой по-прежнему густо клубились тучи, так что за пределами круга света от костра ничего видно не было.
Я осторожно, на ощупь, отыскал шпагат, протянутый мной через серовик. Другой конец шпагата был привязан к веревочной ручке деревянного ведра, которое стояло внизу, на полпути между огнем и серовиками. Больше всего я боялся, что дракк ненароком затопчет ведро прежде, чем разнюхает его. Я рассчитывал в таком случае вытянуть ведро наверх, а потом снова сбросить его вниз. Денна хохотала над этим планом: она говорила, что я собираюсь ловить курицу на удочку.
Дракк поднимался на вершину холма, шумно ломясь сквозь подлесок. Он остановился на краю круга света. Его темные глаза горели красным, красным отливала чешуя. Ящер издал низкое уханье и принялся кружить вокруг костра, медленно качая головой взад-вперед. Он выдохнул широкий язык пламени – я начинал понимать, что это нечто вроде приветствия либо вызова.
Ящер устремился к нашему костру. Невзирая на то что я уже довольно много наблюдал за ним, я все равно был поражен тем, как быстро способна двигаться эта махина. Он остановился у самого костра, вновь шумно принюхался и направился к ведру.
Несмотря на то что ведро было из прочного дерева и рассчитано было как минимум на пару галлонов, рядом с массивной башкой дракка оно выглядело крохотным, словно чайная чашечка. Ящер принюхался еще раз, ткнул ведро носом и опрокинул его.
Ведро покатилось по земле, описывая полукруг, но я плотно утрамбовал липкую смолу внутри. Дракк сделал еще шаг, фыркнул и забрал ведро в пасть целиком.
Я испытал такое облегчение, что чуть не забыл отпустить шпагат. Его выдернуло у меня из рук, когда дракк принялся жевать ведро, дробя его массивными челюстями. Потом он задергал головой вверх-вниз, проталкивая липкую массу себе в глотку.
Я шумно выдохнул и сел, наблюдая за тем, как дракк кружил возле костра. Он выплюнул столб синего пламени, потом еще один, развернулся и принялся кататься по костру, извиваясь всем телом и вдавливая угли в землю.
Раздавив костер в лепешку, дракк стал вести себя точно так же, как в прошлый раз. Он пустился разыскивать разлетевшиеся головни, катался на них, пока они не гасли, потом сжирал дерево. Я буквально представлял себе, как каждая проглоченная палка, каждый сук заталкивают деннеровую смолу все глубже ему в брюхо, перемешивают, дробят ее, заставляя растворяться все быстрее.
Пока я наблюдал, как он кружит вокруг кострища, миновало четверть часа. Я надеялся, что действие смолы уже должно начать сказываться. По моим расчетам, он съел вшестеро больше смертельной дозы. Теперь начальные стадии эйфории и маниакального возбуждения должны стремительно смениться бредом, параличом, комой и смертью. По всем моим расчетам, выходило, что все будет кончено в течение часа, а если повезет, то и быстрее.
Глядя, как ящер деловито затаптывает разлетевшиеся уголья, я испытал укол сожаления. Это было великолепное животное. Губить его мне не хотелось еще сильнее, чем тратить на это офалум стоимостью в добрых шестьдесят талантов. Однако же если предоставить событиям идти своим чередом, ясно, что будет дальше. Мне не хотелось, чтобы у меня на совести были жизни невинных людей.
Вскоре ящер прекратил жрать. Он просто катался по раскиданным головням, гася пламя. Он двигался все энергичнее – знак того, что деннер начинает действовать. Он начал ворчать, низко и раскатисто. «Гырр! Гырр!» Вспышка синего пламени. Снова катается. «Гырр!» И снова катается.
Наконец не осталось ничего, кроме ложа из мерцающих углей. Дракк, как и в прошлый раз, устроился поверх них и лег. На вершине холма сделалось совсем темно.
Он немного полежал тихо. Потом заворчал снова. «Гырр! Гырр!» Вспышка пламени. Он все глубже вдавливался брюхом в уголья, как будто ему не лежалось на месте. Если это и есть приступ маниакального возбуждения, как-то медленно он наступает… Мне это не понравилось. Я-то надеялся, что он должен быть уже на полпути к бреду. Неужели я недорассчитал дозу?
По мере того как мои глаза привыкали к темноте, я осознал, что где-то есть еще один источник света. Сперва я подумал было, что это облака разошлись и луна выглянула из-за горизонта. Но потом я оторвал взгляд от дракка, оглянулся назад и понял, в чем дело.
На юго-западе, в каких-то двух милях от нас, сиял огнями Требон. Не просто тусклыми свечками из окон – повсюду вспыхивали высокие костры. Я поначалу подумал было, будто город горит.
Потом сообразил, в чем дело: праздник урожая! В центре городка пылал огромный костер, а перед домами, где хозяева угощали сидром усталых работников – костры поменьше. Все пьют и швыряют в костры своих шатунов. Чучела, сделанные из пшеничных снопов, из ячменной соломы, из сена, из мякины. Чучела, которые нарочно устроены так, чтобы вспыхивать стремительно и ярко, в ритуале, который призван отмечать конец года и отваживать демонов.
Я услышал, как позади меня снова рыкнул дракк. Я посмотрел на него. Он, как и я прежде, смотрел в другую сторону от Требона, на темные скалы на севере.
Я человек не религиозный, но признаюсь честно: тут я принялся молиться. Я от всей души молился Тейлу и всем ангелам его, прося о том, чтобы дракк сдох – просто взял и тихо уснул, и так умер, не обернувшись и не увидев городских огней.
Несколько долгих минут я провел в ожидании. Поначалу я думал, что дракк заснул, но, когда я стал видеть отчетливее, мне сделалось видно, что он водит головой: взад-вперед, взад-вперед. И, по мере того как мои глаза все больше привыкали к темноте, огни Требона, казалось, разгорались все ярче. Миновало полчаса с тех пор, как дракк сожрал смолу. Отчего он до сих пор жив?
Я хотел было сбросить вниз остатки смолы, но не решился. Если дракк обернется в мою сторону, он развернется к югу, на город. И даже если сбросить мешок со смолой так, чтобы он упал прямо напротив его морды, все равно ящер может развернуться, чтобы улечься поудобнее. Может быть, если…
И тут дракк взревел, низко и зычно, как и прежде. Его наверняка было слышно в Требоне. Я не удивился бы, узнав, что его было слышно даже в Имре. Я бросил взгляд на Денну. Она пошевелилась во сне, но не проснулась.
Дракк вскочил с ложа из углей: ни дать ни взять – игривый щеночек. Уголья местами все еще мерцали, давая достаточно света, чтобы я мог видеть, как огромная зверюга принялась кататься, кувыркаться, щелкать зубами. Вот он развернулся…
– Нет! – воскликнул я. – Нет, нет, нет…
Он посмотрел в сторону Требона. Я видел, как мечущееся пламя городских костров отражается в его глазищах. Он выдохнул по высокой дуге еще один язык синего пламени. Все тот же жест, что и прежде: то ли приветствие, то ли вызов.
И сломя голову бросился бежать вниз с холма. Я слышал, как он ломится через лес, снося деревья. Снова раздался рев.
Я включил свою симпатическую лампу, бросился к Денне и грубо принялся ее трясти.
– Денна! Денна! Проснись! Надо встать!
Она еле шевельнулась.
Я приподнял ее веко, проверил зрачок. Зрачок утратил свою прежнюю медлительность и реагировал на свет мгновенно. Это означало, что деннеровая смола наконец-то вывелась из организма. А это обычное переутомление, только и всего. Я приподнял оба века – просто затем, чтобы удостовериться, – и снова поднес лампу к глазам.
Да. Зрачки были в порядке. Денна была в порядке. И, словно затем, чтобы подтвердить мой вывод, Денна гневно насупилась и резко отвернулась от света, бормоча что-то неразборчивое и крайне неженственное. Всего я не разобрал, но слова «засранец» и «отвали» там звучали неоднократно.
Я подхватил ее на руки вместе с обоими одеялами и осторожно спустился вниз, на землю. Я усадил ее, прислонив к серовику. Пока я ее ворочал, она, похоже, слегка очнулась.
– Денна!
– Чё случлсь? – пробормотала она, еле ворочая со сна языком. Ее глаза еле двигались под веками.
– Денна! Дракк направляется в Требон! Мне надо…
Я остановился. Отчасти потому, что она, очевидно, снова провалилась в сон, но еще и потому, что я не был уверен, что же именно мне надо делать.
Что-то делать было надо. В обычное время дракк не стал бы соваться в город, но сейчас, когда он одурманен наркотиком и на пике маниакального возбуждения, я понятия не имел, как подействуют на него праздничные костры. Если он разнесет весь город, это будет моя вина. Надо что-то делать!
Я взлетел на вершину арки, схватил котомку и мешок и спустился вниз. Вывернул котомку на землю. Схватил арбалетные болты, завернул их в свою рваную рубаху и запихал обратно в котомку. Бросил туда же увесистую железную чешуйку, потом сунул бутылку с брендом в клеенчатый мешок, чтоб не разбилась, и все это тоже спрятал в котомку.
Во рту у меня пересохло, так что я поспешно глотнул воды из меха, снова заткнул его и оставил Денне. Она будет ужасно хотеть пить, когда проснется.
Я перебросил котомку через плечо и туго привязал ее за спиной. Потом включил свою симпатическую лампу, схватил топор и бросился бегом.
Мне надо было убить дракона.
Я опрометью несся через лес. Луч симпатической лампы беспорядочно метался, освещая возникающие впереди препятствия буквально за несколько мгновений д