Я сел рядом с друзьями, Вил протянул мне яблоко. По дворику гулял ветер, и я смотрел, как брызги от фонтана колышутся на ветру, словно кружевные занавески. По булыжной мостовой носилось кругами несколько красных кленовых листьев. Я наблюдал, как они крутятся и приплясывают, выписывая в воздухе странные, замысловатые узоры.
– Я так понимаю, ты наконец-то нашел Денну? – спросил Вилем немного погодя.
Я кивнул, не отрывая взгляда от листьев. Мне совершенно не хотелось рассказывать, что и как.
– Я так и понял, уж больно ты тихий, – сказал Вил.
– Что, все плохо? – мягко спросил Сим.
– Все обернулось не так, как я надеялся, – сказал я.
Они понимающе кивнули. Мы еще помолчали.
– Я все думал про то, что ты нам рассказывал, – заметил Вил. – Про то, что говорила твоя Денна. В ее истории что-то не сходится.
Мы с Симом с любопытством посмотрели на него.
– Она говорила, что ищет своего покровителя, – напомнил Вилем. – Она пошла с тобой, чтобы его отыскать. Но потом она тебе сказала, что знает, что с ним все в порядке, потому что он, – Вил сделал многозначительную паузу, – встретился с ней, когда она возвращалась на горящий хутор. Не сходится. Зачем бы ей его разыскивать, если она знала, что с ним все в порядке?
Об этом я не подумал. Но прежде чем я сумел придумать ответ, Сим покачал головой.
– Да она просто искала повод побыть с ним, – сказал он так, словно это было ясно как день.
Вилем слегка нахмурился.
Сим обвел нас взглядом, явно удивленный тем, что приходится что-то объяснять.
– Ну, очевидно же, что она к тебе неравнодушна, – сказал он и принялся загибать пальцы: – У Анкера тебя отыскала. Утащила тебя из «Эолиана» в тот вечер, когда мы собирались устроить попойку. Нашла повод пару дней побыть в глуши наедине с тобой…
– Сим, – сердито возразил я, – если бы я и в самом деле был ей интересен, мне бы удавалось встречаться с ней чаще, чем раз в месяц, после долгих поисков!
– Логическая ошибка! – с жаром заявил Сим. – Ложная причинность. Все это доказывает только то, что ты не умеешь ее искать или что ее трудно найти. Но не то, что ты ее не интересуешь.
– На самом деле, – заметил Вилем, вставая на сторону Симмона, – поскольку она находит тебя чаще, по всей видимости, она тратит довольно много времени, разыскивая тебя. Тебя не так-то просто выследить. А это говорит об интересе.
Я подумал про записку, которую она мне оставила, и некоторое время наслаждался мыслью, что Сим, возможно, прав. Я почувствовал, как в груди у меня шевельнулась слабая надежда, вспомнил ту ночь, когда мы лежали на серовике.
Но я тут же вспомнил, что в эту ночь Денна была в бреду и не в своем уме. Вспомнил, как Денна держала под руку Лентарена. Представил себе высокого, красивого, богатого Лентарена и всех этих бесчисленных мужчин, которым действительно было что ей предложить. Кроме дивного голоса, мужества и отваги.
– Ты же знаешь, что я прав! – Симмон откинул челку с глаз и по-мальчишески расхохотался. – На это тебе возразить нечего! Она явно без ума от тебя. Ну а ты просто без ума, так что вы прекрасная пара.
Я вздохнул.
– Сим, я очень рад, что она мой друг. Она прекрасный человек, мне приятно проводить с нею время. И все, больше за этим ничего не стоит.
Я старался говорить достаточно весело и беззаботно, чтобы Сим поверил мне на слово и оставил пока эту тему.
Сим некоторое время смотрел на меня, потом пожал плечами.
– Ну, коли так, – сказал он, жестикулируя куском курицы, – вон, Фела только о тебе и говорит. Она считает, что ты потрясающий парень. Да еще и жизнь ей спас. Я вполне уверен, что тут у тебя есть шанс.
Я пожал плечами, наблюдая за узорами, которые ветер создавал из брызг фонтана.
– А знаешь, что нам стоит…
Сим осекся на полуслове, глядя мне за спину. Лицо у него вдруг сделалось непроницаемым.
Я обернулся посмотреть, куда это он уставился, и увидел, что футляр моей лютни пуст. Лютня исчезла! Я принялся лихорадочно озираться, готовый вскочить на ноги и кинуться на поиски. Но на поиски кидаться не пришлось: в нескольких футах от нас стоял Амброз с компанией своих дружков. Он небрежно держал в одной руке мою лютню.
– Ох, Тейлу милосердный! – пробормотал Симмон у меня за спиной. И, уже нормальным голосом, сказал: – Амброз, положь на место!
– Цыц, э-лир! – бросил Амброз. – Не твое дело.
Я поднялся на ноги, не сводя глаз с него и с моей лютни. Я привык думать, что Амброз выше меня, но, встав, я обнаружил, что глаза у нас на одном уровне. Амброза это, похоже, тоже несколько удивило.
– Отдай, – сказал я, протягивая руку. Я удивился, обнаружив, что рука у меня не дрожит. Внутри я весь трясся: отчасти от страха, отчасти от ярости.
Две половины меня пытались подать голос одновременно. Одна кричала: «Пожалуйста, не надо с ней ничего делать! Не надо! Не ломай ее! Отдай, пожалуйста! Не держи ее так за гриф!» А вторая твердила: «Ненавижу, ненавижу, ненавижу!», – словно кровью плевалась.
Я шагнул вперед.
– Отдай!
Мой голос мне самому казался странным, лишенным эмоций и ровным. Ровным, как моя протянутая ладонь. Я перестал трястись изнутри.
Он помедлил, застигнутый врасплох чем-то, услышанным в моем тоне. Я чуял его тревогу – я вел себя не так, как он рассчитывал. Я услышал, как у меня за спиной Вилем с Симмоном затаили дыхание. За спиной у Амброза его дружки притихли – им вдруг стало не по себе.
Амброз улыбнулся и вскинул бровь:
– Но я тут написал для тебя песенку, нужен же мне аккомпанемент!
Он грубо перехватил лютню и забренчал по струнам, не обращая внимания ни на ритм, ни на мелодию. Все обернулись посмотреть, а он затянул:
Раз жил на свете Квоут-плут,
Он ловок был на каламбуры
И был достойно награжден —
С него спустили плетью шкуру!
К этому времени вокруг собралось уже довольно много зевак. Они улыбались и хохотали над устроенным Амброзом представлением. Амброз, довольный успехом, принялся раскланиваться.
– Ну, все вместе! – вскричал он, вскинув руки, словно дирижер оркестра, размахивая моей лютней, словно дирижерской палочкой.
Я сделал еще шаг.
– Отдай, не то я тебя убью.
В тот момент я говорил это совершенно серьезно.
Все снова притихли. Видя, что добиться от меня желаемого эффекта не удастся, Амброз напустил на себя небрежный вид.
– У некоторых совершенно нет чувства юмора! – со вздохом сказал он. – На, лови!
Он бросил лютню мне. Но лютни не созданы для того, чтобы их кидать. Инструмент неуклюже перекувырнулся в воздухе, и, когда я попытался его схватить, я схватил пустоту. Был Амброз жесток или просто неловок – мне это совершенно безразлично. Моя лютня грянулась о камни корпусом вниз. Раздался треск.
Этот треск напомнил мне тот ужасный звук, что издала отцовская лютня, раздавленная моим телом в чумазом тарбеанском проулке. Я наклонился, чтобы ее подобрать, и она застонала, точно раненое животное. Амброз слегка обернулся, взглянул в мою сторону, и я увидел у него на лице проблеск усмешки.
Я открыл рот, чтобы завыть, заорать, проклясть Амброза. Но из груди у меня вырвалось нечто иное, слово, которого я не знал и не мог запомнить.
После этого я уже ничего не слышал, кроме воя ветра. Ветер ворвался во дворик внезапно налетевшей бурей. Стоявшая неподалеку карета поехала по мостовой вбок, лошади испуганно вздыбились. У кого-то из рук вырвались листы с нотами и промелькнули мимо, будто некая странная молния. Я был вынужден сделать шаг вперед. Все пошатнулись. Все, кроме Амброза, – тот покатился по земле, словно пораженный рукой Господней.
Потом все стихло. Бумаги опускались на землю, кружа, словно осенние листья. Люди ошеломленно озирались, растрепанные и растерзанные. Некоторые с трудом сохраняли равновесие, пытаясь противостоять буре, которой уже не было.
Горло у меня саднило. Лютня была разбита.
Амброз, пошатываясь, поднялся на ноги. Он как-то неловко держал руку, из-под волос у него струилась кровь. Дикий, смятенный, перепуганный взгляд, который он на меня бросил, доставил мне небольшое удовлетворение. А что будет, если крикнуть на него снова? Может, опять налетит ветер? А может, он провалится сквозь землю?
Я услышал визг испуганной лошади. Из «Эолиана» и других домов, выходивших во дворик, повалил народ. Музыканты растерянно озирались, все заговорили одновременно:
– …Это было?
– …Ноты все разлетелись! Помоги собрать, пока они…
– …Это сделал! Вон тот, с рыжими…
– …Демон! Демон ветра и…
Я озирался в немой растерянности, пока Вилем с Симмоном не утащили меня прочь.
– Мы не знали, куда его вести, – сказал Симмон Килвину.
– А ну-ка, повторите все сначала, – спокойно сказал Килвин. – Но на этот раз кто-нибудь один.
Он указал на Вилема.
– Постарайся излагать связно.
Мы были в кабинете Килвина. Дверь была закрыта, занавески задернуты. Вилем принялся объяснять, что произошло. Он все больше частил и постепенно перешел на сиарский. Килвин все кивал, лицо у него было задумчивое. Симмон внимательно слушал, время от времени вставляя пару слов.
Я сидел рядом, на табурете. В голове клубилось смятение и недосформулированные вопросы. Горло у меня саднило. Тело устало и было переполнено скисшим возбуждением. И посреди всего этого, глубоко в центре моей груди, какая-то часть меня пылала гневом, точно раскаленный докрасна уголь из горна. А снаружи меня окружало онемение и бесчувствие, как будто меня залили десятидюймовым слоем воска. Никакого Квоута не было, было лишь смятение, гнев и окутавшее их бесчувствие. Я был словно воробушек в бурю, не в силах найти надежную ветку, за которую можно было бы уцепиться. Я все летел и летел, кувыркаясь, не в силах управлять своим полетом.
Вилем как раз заканчивал свой рассказ, когда в комнату вошел Элодин, без стука и без разрешения. Вилем умолк. Я удостоил магистра имен беглого взгляда и снова уставился на разби