Большую часть времени мы ели молча, просто получая удовольствие от общества друг друга. Аури сидела скрестив ноги, выпрямив спину, с волосами, разлетающимися во все стороны. Как и всегда, ее деликатность и аккуратность превращали эту импровизированную трапезу на крыше в некое подобие званого ужина в усадьбе аристократа.
– В последнее время ветер заносит в Подсветье листья, – заметила Аури ближе к концу трапезы. – Через решетки, через тоннели. Они скапливаются в Гнездилищах, там теперь сплошной шурш.
– Правда?
Она кивнула.
– И еще матушка-сова у нас поселилась. Гнездо устроила прямо в середине Серой Дюжины, храбрая такая!
– А что, такое редко бывает?
Она кивнула.
– Очень, очень редко! Совы – они мудрые. Осторожные и терпеливые. Мудрость и храбрость несовместимы.
Она отхлебнула из кружечки, кокетливо держа ее за ручку двумя пальчиками.
– Вот почему из сов плохие герои.
Мудрость и храбрость несовместимы… После своих недавних приключений в Требоне я не мог с нею не согласиться.
– А эта, значит, любит приключения? Исследует неведомое?
– О да! – сказала Аури, широко раскрыв глаза. – Совершенно бесстрашная! И лицо у нее как злая луна.
Она снова наполнила свою крохотную кружечку медовым вином и вылила все, что осталось, в мою чашку. Опрокинув бутылку вверх дном, Аури выпятила губы и два раза резко дунула в горлышко – бутылка отозвалась совиным уханьем.
– Ну и где же мой вопрос? – осведомилась она.
Я замялся, не зная, как она отреагирует на мою просьбу.
– Аури, я тут хотел спросить… Ты не могла бы показать мне Подсветье?
Аури вдруг застеснялась и отвернулась.
– Ой, ну Квоут, а я думала, ты порядочный! – сказала она, стыдливо одергивая свою обтрепанную рубашку. – Подумать только: заглянуть к девушке в Подсветье!
Она потупилась, волосы скрыли ее лицо.
Я затаил дыхание, тщательно обдумывая, что говорить дальше, чтобы не спугнуть ее обратно под землю. Но, пока я раздумывал, Аури выглянула из-за завесы волос.
– Аури, – медленно спросил я, – да ты никак шутишь?
Она вскинула голову и расплылась в улыбке.
– Ну да, шучу! – гордо ответила она. – Правда, здорово?
Аури провела меня в Подсветье через тяжелую металлическую решетку в заброшенном дворике. Я достал ручную лампу, чтобы освещать дорогу. У Аури был свой светильник – какая-то штучка, которую она несла в сложенных ладонях, испускающая мягкий голубовато-зеленый свет. Мне было любопытно, что это такое, но мне не хотелось выпытывать у нее слишком много тайн зараз.
Поначалу Подсветье выглядело именно так, как я и ожидал. Тоннели и трубы. Канализационные трубы, водопроводные трубы, трубы с паром и угольным газом. Толстенные черные чугунные трубы, внутри которых мог бы проползти человек, и тоненькие блестящие латунные трубочки никак не шире большого пальца. Там была обширная сеть каменных тоннелей, разветвляющихся и соединяющихся под странными углами. Возможно, в этом лабиринте были свои смысл и логика, но, если так, я их не уловил.
Аури стремительно тащила меня через тоннели, гордая, как мать новорожденного, взбудораженная, как маленькая девочка. Ее энтузиазм был заразителен, и вскоре я тоже был охвачен этим возбуждением, совсем забыв о том, для чего я изначально собирался исследовать эти подземелья. Что может быть загадочней и восхитительней, чем тайна, которая у тебя под боком?
Мы спустились по трем винтовым лестницам из кованого железа и очутились в Серой Дюжине. Это было все равно что стоять на дне ущелья. Задрав голову, я увидел слабый лунный свет, сочащийся сквозь водосточные решетки далеко вверху. Матушка-сова улетела, но Аури показала мне гнездо.
Чем дальше мы уходили, тем более удивительным выглядело все вокруг. Круглые тоннели с водостоками и трубами сменились вытесанными в скале коридорами и лестницами, засыпанными щебенкой. Полусгнившие деревянные двери болтались на проржавевших петлях, а за ними виднелись полуобрушившиеся помещения со стоящими в них заплесневелыми столами и стульями. В одном помещении обнаружилась пара окон, заложенных кирпичом, несмотря на то что мы, по моим прикидкам, были никак не менее чем в пятидесяти футах под землей.
Пройдя еще дальше, мы очутились в Сквозьдонье – зале, похожем на собор, таком огромном, что ни голубой огонек Аури, ни луч моей красной лампы до самых высоких сводов не доставали. Вокруг повсюду были огромные, древние механизмы. Некоторые из них развалились: сломанные шестерни больше человеческого роста, кожаные ремни, сделавшиеся хрупкими от старости, огромные деревянные балки, на которых теперь густо гнездились белые поганки, огромные, как кусты.
Другие машины были целы, но пришли в негодность, простояв века без присмотра. Я подошел к железному кубу величиной с крестьянскую хижину и отколупал от него плоский кусок ржавчины размером с суповую тарелку. Под ней тоже была сплошная ржавчина. Поблизости стояли три больших столба, так густо покрытые зеленой патиной, что выглядели будто замшелые. Многие из этих огромных механизмов были неузнаваемы, они выглядели скорее расплавленными, чем заржавленными. Однако я увидел нечто, что могло бы быть водяным колесом в три этажа высотой – оно лежало в пересохшем канале, рассекавшем зал пополам, точно пропасть.
Для чего были предназначены все эти машины – я мог только смутно догадываться. А уж почему они несколько веков простояли там, глубоко под землей, без дела, – я даже предположить не мог. Никаких причин…
Глава 88Интерлюдия. Смотреть
Грохот тяжелых башмаков на деревянном крыльце заставил людей, сидевших в «Путеводном камне», вздрогнуть и очнуться. Квоут вскочил на ноги, не закончив фразы и к тому времени, как входная дверь распахнулась и первые завсегдатаи потянулись внутрь, был уже на полпути к стойке.
– Эй, Коут, у тебя тут гости голодные! – провозгласил Коб, отворяя дверь. Следом за ним вошли Шеп, Джейк и Грэм.
– Ну, может, на кухне чего и осталось, – отозвался Коут. – Сейчас сбегаю принесу. Или вам сначала налить?
Гости дружески выразили согласие, рассаживаясь на табуретах возле стойки. Разговор звучал привычно и уютно, как разношенные старые туфли.
Хронист во все глаза глядел на рыжего человека за стойкой. В нем не осталось ничего от Квоута. Трактирщик как трактирщик: доброжелательный, услужливый, ненавязчивый вплоть до полной невидимости.
Джейк успел как следует приложиться к кружке, прежде чем обратил внимание на Хрониста, сидящего в дальнем конце зала.
– Ух ты, Коут! Да у тебя, никак, новый постоялец? Выходит, нам повезло, того гляди мест не хватит!
Шеп хохотнул. Коб развернулся на табурете и уставился на Хрониста, который сидел рядом с Бастом, по-прежнему с пером над листом бумаги.
– А он чего, писарь, что ли?
– Писарь, писарь! – поспешно подтвердил Коут. – Пришел в город вчера поздно вечером.
Коб сощурился.
– А чего это он там пишет?
Коут слегка понизил голос, отвлекая внимание посетителей от постояльца, и заставляя их обернуться к стойке.
– Помните, как Баст в Бейдн ездил?
Те кивнули, обратившись в слух.
– Ну так вот, его там, оказывается, оспой напугали, и с тех пор он стал задумываться, что жизнь-то не вечна. Вот и решил завещание составить, пока возможность есть.
– Ну, это только разумно, в наши-то времена, – угрюмо сказал Шеп. Он допил пиво и стукнул опустевшей кружкой. – Мне бы еще пивка!
– А деньги, что я успею скопить к тому времени, как помру, пусть достанутся вдове Сейдж, – громко сказал Баст на другом конце зала. – В помощь на воспитание и приданое ее трем дочерям, которые вскорости должны войти в возраст брачевания. – Он озабоченно посмотрел на Хрониста. – «Брачевание» – есть такое слово?
– Да уж, малютка Кэти в последний год заметно подросла, – задумчиво сказал Грэм. Прочие закивали.
– Нанимателю своему оставляю свою лучшую пару сапог, – великодушно продолжал Баст. – И все штаны, какие ему сгодятся.
– А сапоги у парня и впрямь хороши, – сказал Коб Коуту. – Всегда так считал.
– Отцу Леодену поручаю распределить прочие мои земные блага между прихожанами, поскольку сам я стану беспутным духом и мне они более не пригодятся.
– Вы же хотели сказать «бесплотным», не так ли? – неуверенно уточнил Хронист.
Баст пожал плечами:
– Ну вот, как-то ничего больше в голову не приходит.
Хронист кивнул и поспешно сгреб бумагу, перья и чернильницу в свой плоский кожаный портфель.
– Эй, подсаживайся к нам! – крикнул ему Коб. – А то чего как неродной!
Хронист застыл, потом медленно подошел к стойке.
– Как тебя звать-то, а, парень?
– Деван, – ответил Хронист, потом сделал испуганное лицо и откашлялся.
– Прошу прощения, Карверсон. Деван Карверсон.
Коб представил всех присутствующих и снова обернулся к новичку.
– А ты с каких краев-то едешь, а, Деван?
– От Эбботсфорда.
– И чего, какие там новости?
Хронист нервно заерзал на стуле. Коут мрачно взирал на него из-за стойки.
– Ну, вот… дороги нынче плохие…
Это вызвало целый хор привычных жалоб, и Хронист поуспокоился. Пока мужики брюзжали, дверь отворилась и вошел ученик кузнеца, с мальчишеским лицом, широкоплечий, с волосами, пахнущими дымом. На плече он нес длинный железный прут. Парень остановился в дверях, придерживая дверь Картеру.
– Ну и дурацкий же у тебя вид, парень! – проворчал Картер, медленно проходя в дверь. Он двигался с неуклюжей осторожностью недавно раненного. – Смотри, будешь таскать с собой эту штуковину – пойдут про тебя разговоры, все равно, как про Чокнутого Мартина. Так и будут тебя звать: «тот чокнутый мальчишка из Рэнниша». Тебе так охота это слышать ближайшие пятьдесят лет?
Ученик кузнеца застенчиво перехватил железный прут.
– Ну и пусть себе судачат! – буркнул он с толикой вызова. – С тех пор как я сходил за Нелли, мне все этот паук мерещится. – Он мотнул головой.