Ничего не произошло.
Наемник протянул руку через стойку, ухватил Коута за рукав. Трактирщик остался стоять неподвижно. В тот момент на его лице не отражалось ни страха, ни гнева, ни удивления. Он выглядел просто усталым, унылым и впавшим в оцепенение.
Прежде чем наемник успел вцепиться в руку Коута, он пошатнулся: Баст налетел на него со спины. Басту удалось перехватить одной рукой шею наемника, а второй он впился ему в лицо. Наемник отпустил Коута и обеими руками ухватился за руку, сдавившую ему шею, пытаясь вывернуться. Когда руки наемника коснулись его, лицо Баста превратилось в застывшую гримасу страдания. Скаля зубы, он бешено царапался свободной рукой, пытаясь выдрать наемнику глаза.
У дальнего конца стойки ученик кузнеца наконец достал свой железный прут из-под стола и распрямился. Юноша бросился вперед, через попадавшие табуреты и распростертые на полу тела. Взревев, он высоко вскинул железный прут.
Глаза Баста, который по-прежнему цеплялся за наемника, вдруг расширились от ужаса при виде надвигающегося подмастерья. Он разжал руку и шарахнулся назад, запнувшись о разломанный табурет. Баст упал на спину и бешено пополз прочь от них обоих.
Наемник обернулся и увидел надвигающегося высокого парня. Он улыбнулся и протянул окровавленную руку. Движение выглядело грациозным, едва ли не ленивым.
Ученик кузнеца отбил руку в сторону. Почувствовав удар железного прута, наемник улыбаться перестал. Он схватился за руку, шипя и плюясь, как рассерженная кошка.
Юноша снова замахнулся железным прутом, хлестнув наемника прямо по ребрам. Тот отлетел от стойки и упал на четвереньки, вереща, точно ягненок под ножом.
Кузнецов ученик перехватил пруток обеими руками и с размаху, точно колун, опустил его на спину наемника. Раздался зловещий хруст ломающихся костей. Железный прут отозвался негромким звоном, точно далекий колокол, приглушенный туманом.
Окровавленный, со сломанной спиной, пришелец по-прежнему пытался доползти до дверей трактира. Лицо его утратило всякое выражение, рот был разинут, издавая негромкий вой, такой же непрерывный и бездумный, как шум ветра в зимних кронах. Подмастерье ударил еще и еще раз, орудуя тяжелой железякой непринужденно, словно ивовым прутиком. Он оставил глубокую борозду в досках пола, потом сломал ногу, руку, еще несколько ребер. Но наемник все полз и полз к дверям, визжа и стеная, скорее как зверь, чем как человек.
И вот наконец юноша попал ему по голове, и наемник обмяк. На секунду воцарилась глухая тишина, потом наемник издал низкий, хлюпающий звук, похожий на кашель, и исторг из себя какую-то мерзкую жижу, густую, точно смола, и черную как чернила.
Мальчишка далеко не сразу перестал молотить неподвижный труп, и, даже остановившись, он по-прежнему держал железный прут над плечом, отрывисто дыша и дико озираясь по сторонам. Когда он более или менее перевел дух, с другого конца зала сделалось слышно бормотание: это Старина Коб молился вполголоса, прижавшись к черному камню камина.
Несколько минут спустя смолкли и молитвы, и в «Путеводный камень» вновь вернулось молчание.
На следующие несколько часов «Путеводный камень» оказался в центре внимания всего городка. Зал был набит битком, люди шептались, вполголоса расспрашивали друг друга, отрывисто всхлипывали. Менее любопытные или питающие большее уважение к приличиям стояли снаружи, заглядывая в большие окна и судача об услышанном.
Никаких историй пока не ходило – только бурлящая масса слухов. Убитый был разбойник, пришел ограбить трактир. Он хотел отомстить Хронисту, который лишил невинности его сестру в Эбботсфорде. Это был дровосек, заболевший бешенством. Это был старый знакомый трактирщика и явился забрать должок. Это был бывший солдат, он тронулся умом, воюя с мятежниками в Ресавеке.
Джейк и Картер упомянули об ухмылке наемника. Пристрастие к деннеру было городским пороком, однако же и тут народ был наслышан о сладкоедах. Трехпалый Том знал, о чем идет речь: он служил в солдатах при старом короле, лет тридцать тому назад. Том объяснил, что после четырех гранов деннеровой смолы человеку можно ампутировать ногу, а он даже не почувствует боли. А после восьми гранов он и сам себе ногу отпилит. А после двенадцати он еще и пустится в пляс, хохоча и напевая «Лудильщика да дубильщика».
Тело Шепа накрыли одеялом, священник читал над ним молитвы. Позднее заглянул еще и констебль, но этот явно чувствовал себя не в своей тарелке и зашел скорее из чувства долга, чем потому, что знал, что делать.
Примерно через час толпа начала редеть. Братья Шепа приехали с телегой забрать тело. Угрюмые взгляды их покрасневших глаз разогнали большую часть праздных зевак, что еще ошивались в трактире.
Однако дел оставалось еще по горло. Констебль попытался выяснить, что же произошло, опрашивая свидетелей и наиболее назойливых зевак. И через несколько часов размышлений история наконец-то начала вырисовываться. В конце концов сошлись на том, что убитый был дезертир, питавший пристрастие к деннеру, и явился в их городок как раз в тот момент, как окончательно тронулся умом.
Всем было очевидно, что ученик кузнеца сделал то, что надо, можно сказать, подвиг совершил. Однако же железный закон требовал суда, и заседание должно было состояться через месяц, когда в их края прибудет четвертной суд.
Констебль вернулся домой, к жене и детишкам. Священник забрал останки наемника в церковь. Баст убрал обломки мебели, сложив ее у дверей кухни, на дрова. Трактирщик семь раз вымыл дощатый пол, пока, наконец, вода в ведре не перестала отливать красным. И вот наконец даже самые упорные зеваки разошлись. Остались только обычные завсегдатаи – кроме одного.
Джейк, Коб и остальные с грехом пополам поддерживали беседу, стараясь говорить о чем угодно, кроме того, что произошло, находя утешение в обществе друг друга.
Усталость выгоняла их из «Путеводного камня» одного за другим. В конце концов остался только ученик кузнеца. Он сидел, глядя на кружку, которую сжимал в ладонях. Железный прут лежал на стойке красного дерева возле его локтя.
Почти полчаса миновало в молчании. Хронист сидел за соседним столом, делая вид, будто доедает рагу. Коут и Баст бродили туда-сюда, стараясь выглядеть очень занятыми. В комнате нарастало смутное напряжение – все обменивались взглядами, дожидаясь, пока мальчик уйдет.
Трактирщик подошел к мальчику, вытирая руки чистой тряпицей:
– Ну, мальчик, наверное…
– Аарон, – перебил ученик кузнеца, не поднимая глаз от кружки. – Меня зовут Аарон.
Коут серьезно кивнул.
– Аарон так Аарон. Думаю, ты этого заслуживаешь.
– А по-моему, не в деннере дело, – сказал вдруг Аарон.
Коут ответил не сразу.
– Прошу прощения?
– По-моему, этот человек не был сладкоедом.
– Так ты, значит, согласен с Кобом? – спросил Коут. – Думаешь, он был бешеный?
– Я думаю, что в нем сидел демон, – сказал мальчик осторожно и обдуманно, так, будто уже давно над этим размышлял. – Я до сих пор молчал, потому что мне не хочется, чтобы про меня думали, будто я тронулся умом, как Чокнутый Мартин. – Он поднял взгляд от кружки. – Но я все равно думаю, что в нем сидел демон.
Коут мягко улыбнулся и указал на Баста с Хронистом:
– А ты не боишься, что мы можем подумать так же?
Аарон серьезно покачал головой:
– Вы не здешние. Вы многое повидали. Вы знаете о том, что творится на свете. – Он посмотрел Коуту в глаза. – Я так понимаю, вы тоже знаете, что это был демон.
Баст так и застыл, подметая возле камина. Коут, не отводя глаз, с любопытством склонил голову набок:
– Отчего ты так думаешь?
Кузнецов ученик указал за стойку:
– Я знаю, что у вас там под прилавком большая дубовая палка, пьяных утихомиривать. И к тому же… – Он мельком поднял глаза на меч, грозно висящий за стойкой. – Я могу представить только одну причину, почему вы схватились не за них, а за бутылку. Вы не пытались выбить тому мужику зубы. Вы пытались его подпалить. Только у вас спичек не было, и свечей под рукой тоже не было.
– Мне мамка много читала из «Книги Пути», – продолжал Аарон. – Там много есть про демонов. Иные из них прячутся в теле человека, как мы прячемся в овечьи шкуры. Я думаю, что это был просто самый обычный дядька, в которого вселился демон. Потому-то его ничто и не брало. Это все равно как кто-нибудь у тебя в рубашке дыру проткнет. Потому он и говорил непонятно. Он говорил на языке демонов. – Аарон снова перевел взгляд на кружку, которую держал в руках, кивая в ответ своим мыслям. – Да, чем больше я об этом думаю, тем логичнее все выглядит. Железо и огонь. То, чем укрощают демонов.
– Сладкоеды сильней, чем ты думаешь, – сказал Баст с другого конца комнаты. – Я один раз видел…
– Да, ты прав, – сказал Коут. – Это был демон.
Аарон поднял голову, посмотрел Коуту в глаза, кивнул и снова опустил взгляд в кружку.
– А вы ничего не сказали, потому что вы в городе недавно, а дела и так идут ни шатко ни валко.
Квоут кивнул:
– И, если я об этом скажу людям, ничего хорошего мне это не сулит, верно? – Квоут глубоко вздохнул и медленно выпустил воздух.
– Скорее всего, да. – Аарон допил последний глоток пива и отодвинул от себя опустевшую кружку. – Понятно. Я просто хотел, чтобы кто-то сказал это вслух. Чтобы убедиться, что я не спятил.
Он поднялся на ноги и вскинул на плечо увесистый железный прут, направляясь к двери. Никто не проронил ни слова, пока юноша шел к выходу и выходил на крыльцо, затворяя за собой дверь. Его тяжелые башмаки прогрохотали по ступенькам, и все стихло.
– А мальчик не так прост, как мне казалось, – промолвил наконец Квоут.
– Это все потому, что он такой верзила, – буднично заметил Баст, переставая делать вид, будто метет пол. – Вас, людей, так легко сбить с толку внешним видом! Я-то его уж давно приметил. Он куда умней, чем все думают. Смотрит в оба и задает вопросы. – Он понес веник обратно к стойке. – Мне от него не по себе.