– Я просто не понимаю, что ты в ней нашел, – осторожно заметил Сим. – Ну да, она очаровательна, сногсшибательна и так далее. Но, по-моему, она… – он замялся, – она довольно жестока.
Я кивнул:
– Да, она такая.
Симмон уставился на меня в ожидании и наконец спросил:
– Как? Ты не собираешься ее оправдывать?
– Да нет. «Жестокая» – это хорошее определение для нее. Но, по-моему, ты говоришь «жестокая», имея в виду что-то другое. Денна не злая, не сварливая, не коварная. Она жестокая.
Сим долго молчал, потом наконец ответил:
– Я думаю, она может быть и злой, или сварливой, или коварной, и при этом жестокой.
Милый, славный, честный Сим. Он никогда не мог заставить себя напрямую говорить про человека что-то плохое – только предположить. Даже это для него было нелегко.
Он поднял взгляд на меня.
– Я говорил с Совоем. Он до сих пор от нее не отошел. Он ведь ее любил по-настоящему, знаешь ли. Обращался с ней как с принцессой. Он бы для нее сделал все, что угодно. А она его все равно бросила, без объяснений.
– Денна – она дикое существо, – объяснил я. – Как лань или летняя буря. Если буря снесла твой дом или сломала дерево, ты же не говоришь – ах, какая злая буря. Буря жестока. Она ведет себя в соответствии со своей природой, и, увы, иногда при этом кто-нибудь страдает. Вот и Денна так же.
– Лань – это же самка оленя?
– Нет, это другой вид оленя. Как ты думаешь, есть ли смысл гоняться за диким животным? Никакого смысла нет. Это работает против тебя. Ты ее так только спугнешь. Остается только тихо стоять в надежде, что со временем лань сама подойдет поближе.
Сим кивнул, но я видел, что на самом деле ничего он не понял.
– А ты знаешь, что раньше это место называлось «Вопрошальным залом»? – спросил я, подчеркнуто меняя тему разговора. – Студенты писали вопросы на клочках бумаги и пускали их по ветру. В какую сторону бумажка вылетит с площади, такой и ответ был. – Я принялся указывать на проходы между серых зданий, как показывал мне Элодин: – «Да». «Нет». «Может быть». «В другом месте». «Скоро».
На часовой башне ударил колокол, и Симмон вздохнул, чувствуя, что продолжать разговор бесполезно.
– В уголки играть пойдем сегодня?
Я кивнул. Когда он ушел, я сунул руку в карман плаща и достал записку, которую Денна оставила у меня в окне. Я еще раз ее перечитал, медленно, не спеша. Потом бережно оторвал нижнюю полоску бумаги с ее подписью.
Я сложил полоску с именем Денны вдвое, скрутил ее и позволил ветру, постоянно дующему в этом дворе, вырвать ее у меня из руки и завертеть среди немногих оставшихся осенних листьев.
Бумажка затанцевала на мостовой. Она крутилась и вертелась, выписывая узоры, слишком разнообразные и непредсказуемые, чтобы их понять. Но, хотя я прождал до тех пор, пока небо не потемнело, ветер так и не унес ее прочь. Когда я уходил, мой вопрос все еще носился по Дому Ветра, не давая ответов, но намекая сразу на все. «Да». «Нет». «Может быть». «В другом месте». «Скоро».
И, наконец, существовала еще моя непрекращающаяся вражда с Амброзом. Я жил как на иголках, ежедневно ожидая мести. Однако шли месяцы, а ничего не происходило. В конце концов я пришел к выводу, что Амброз все-таки чему-то научился и теперь старается держаться от меня на безопасном расстоянии.
Разумеется, я заблуждался. Заблуждался целиком и полностью. Амброз всего лишь научился ждать. Ему-таки удалось отомстить, и, когда это случилось, я был застигнут врасплох и вынужден покинуть университет.
Но об этом, как говорится, когда-нибудь потом.
Глава 92Музыка, которая играет
– Ну все, пожалуй, пока хватит, – сказал Квоут, подав знак Хронисту отложить перо. – Можно сказать, фундамент заложен. Основание будущей истории. – Квоут поднялся на ноги и повел плечами, разминая спину. – Завтра мы перейдем к любимым моим историям. Про то, как я ездил ко двору Алверона. Про то, как адемы учили меня сражаться. Про Фелуриан…
Он взял чистую тряпицу и обернулся к Хронисту:
– Тебе что-нибудь нужно, прежде чем ты ляжешь спать?
Хронист покачал головой, понимая, что его просто вежливо отсылают.
– Нет, спасибо. У меня все есть.
Он собрал все в плоский кожаный портфель и пошел к себе, наверх.
– И ты тоже, Баст, – сказал Квоут. – Об уборке я сам позабочусь. – Он махнул рукой, пресекая протесты ученика.
– Иди, иди. Мне нужно время, чтобы обдумать завтрашний рассказ. Такие вещи сами собой не планируются, знаешь ли.
Баст пожал плечами и тоже пошел наверх, гремя по деревянным ступенькам.
Квоут принялся исполнять свой ежевечерний ритуал. Выгреб пепел из огромного каменного очага, принес дров на завтра. Вышел на улицу потушить лампы перед вывеской «Путеводный камень», лишь затем чтобы обнаружить, что вечером забыл их зажечь. Запер трактир и, немного поразмыслив, оставил ключ в двери, чтобы Хронист мог выйти на улицу, если рано проснется.
Потом подмел полы, помыл столы, вытер стойку, все это деловито и методично. Под конец взялся протирать бутылки.
И, пока он совершал все эти движения, взгляд у него был отстраненный. Он вспоминал. Он не мурлыкал и не насвистывал. И не пел.
Хронист беспокойно суетился у себя в комнате. Он устал, но был чересчур переполнен тревожной энергией, чтобы поддаться сну. Он вытащил из портфеля исписанные листы и бережно сложил их в ящик массивного деревянного комода. Протер все свои перья и оставил их сохнуть. Аккуратно снял с плеча повязку, кинул вонючие бинты в ночной горшок и накрыл горшок крышкой, а потом вымыл плечо дочиста в тазике для умывания.
Он зевнул, подошел к окну, посмотрел на городок – но смотреть было не на что. Ни огонька, ни души. Хронист приоткрыл окно, впустив свежий осенний воздух. Задернул занавески, разделся, повесил одежду на спинку стула. Последним он снял с шеи простое железное колесо и положил его на тумбочку.
Разбирая постель, Хронист с изумлением обнаружил, что днем ему переменили простыни. Белье было свежее, накрахмаленное и приятно благоухало лавандой.
Немного поколебавшись, Хронист подошел к двери комнаты и заперся. Ключ он положил на тумбочку, потом, нахмурившись, взял стилизованное железное колесо и снова надел его на шею, прежде чем задуть лампу и забраться в постель.
Хронист почти час лежал без сна на своей благоуханной постели, беспокойно ворочаясь с боку на бок. В конце концов он вздохнул и откинул одеяло. Снова зажег лампу при помощи серной спички и встал с кровати. Подошел к массивному комоду, стоящему у окна, и толкнул его. Поначалу комод не сдвинулся с места, но Хронист уперся в него спиной, и комод мало-помалу пополз по гладкому деревянному полу.
Минуту спустя массивный предмет мебели был прижат к двери комнаты. После этого Хронист снова лег в постель, прикрутил лампу и быстро погрузился в глубокий и мирный сон.
Когда Хронист пробудился от того, что к его лицу прижалось что-то мягкое, в комнате было темно, хоть глаз выколи. Он отчаянно забился – скорее инстинктивно, чем пытаясь отстраниться. Его испуганный вопль был приглушен рукой, которая крепко зажала ему рот.
После первого приступа паники Хронист притих и обмяк. Он лежал, шумно дыша носом, глядя в темноту выпученными глазами.
– Это я, я! – прошептал Баст, не отнимая руки.
Хронист что-то промычал.
– Поговорить надо! – Баст опустился на колени, вглядываясь в темный силуэт Хрониста, скорчившегося среди простыней.
– Я сейчас лампу зажгу, а ты не станешь издавать громких звуков. Идет?
Хронист кивнул Басту в руку. В следующую секунду загорелась спичка, комната наполнилась резким оранжевым светом и едким запахом серы. Потом вспыхнул более мягкий огонек лампы. Баст лизнул пальцы и затушил ими спичку.
Хронист, слегка дрожа, сел в кровати и прислонился спиной к стенке. Голый по пояс, он стыдливо закутался в одеяло и бросил взгляд на дверь. Тяжелый комод был на прежнем месте.
Баст проследил направление его взгляда.
– Это говорит о некотором недоверии, – сухо заметил он. – Напрасно ты ему полы поцарапал. Он из-за таких вещей из кожи вон лезет.
– Как ты сюда попал? – осведомился Хронист.
Баст отчаянно замахал руками над головой у Хрониста.
– Тише! – прошипел он. – Тихо надо! А то у него уши ястребиные!
– Как… – вполголоса начал было Хронист, потом остановился. – У ястребов нет ушей!
Баст озадаченно посмотрел на него:
– Чего?
– Ты сказал, что у него ястребиные уши. Это бессмыслица.
Баст нахмурился и махнул рукой:
– Ты же понял, что я имел в виду. Нельзя, чтобы он знал, что я здесь.
Баст сел на край постели и смущенно одернул штаны.
Хронист вцепился в одеяло, натянутое по грудь:
– Ты зачем сюда явился?
– Сказал же, поговорить надо, – Баст серьезно смотрел на Хрониста. – Нам надо поговорить о том, зачем ты здесь.
– Это моя работа! – раздраженно сказал Хронист. – Я собираю истории. И по возможности исследую странные слухи, пытаясь выяснить, не стоит ли за ними какая-нибудь истина.
– Так, чисто из любопытства: что это был за слух? – спросил Баст.
– Ну, по всей видимости, ты упился в стельку и что-то ляпнул погонщику из обоза, – сказал Хронист. – Весьма беспечно с твоей стороны, если учесть обстоятельства.
Баст взглянул на Хрониста с глубокой жалостью.
– Да ты посмотри на меня, – сказал Баст, словно ребенку. – И подумай сам. Мог ли меня напоить какой-то погонщик? Меня?
Хронист открыл рот. Закрыл рот.
– Но…
– Это было мое послание в бутылке. Одно из многих. Просто вышло так, что ты – первый, кто его подобрал и явился сюда.
Хронисту потребовалось некоторое время, чтобы переварить услышанное.
– А я думал, вы с ним скрываетесь?
– Еще как скрываемся! – с горечью сказал Баст. – Мы с ним спрятались так крепко и надежно, что он практически со стенкой слился.
– Нет, я понимаю, вам тут душновато, – сказал Хронист. – Но, честно говоря, я не вижу, имеет ли какое-то отношение дурное настроение твоего наставника к ценам на масло.