Баст яростно сверкнул глазами.
– Еще как имеет! – бросил он сквозь зубы. – И это не просто дурное настроение, ты, невежественный, жалкий анхаут-фехн! Это место убивает его!
Вспышка Баста заставила Хрониста побледнеть.
– Я… я не…
Баст закрыл глаза и перевел дух, явственно пытаясь успокоиться.
– Ты же просто не понимаешь, что происходит, – сказал он, обращаясь не столько к Хронисту, сколько к себе самому. – Я ведь затем и пришел, объяснить. Я же месяцами ждал, когда кто-нибудь придет. Хоть кто-нибудь. Хотя бы старые враги, желающие свести счеты, – все лучше, чем вот так вот чахнуть. Но ты – лучше всего, на что я надеялся. Ты просто идеален.
– Идеален – для чего? – спросил Хронист. – Я ведь даже не знаю, в чем дело-то.
– Дело в том, что… Ты когда-нибудь слышал историю про Мартина Масочника?
Хронист покачал головой, Баст разочарованно вздохнул.
– Ну а пьесы знаешь? «Призрак и гусятница», «Король за полпенни»?
Хронист нахмурился:
– Это где король продает свою корону мальчику-сироте?
Баст кивнул:
– И из мальчика выходит король лучше настоящего. А гусятница одевается графиней, и все поражены ее изяществом и обаянием.
Он замялся, подбирая слова.
– Понимаешь, существует глубинная связь между тем, чтобы «казаться» и «быть». В Фейе это каждый ребенок знает, а вот вы, смертные, как будто не видите. Мы-то понимаем, как опасна может быть маска. Все мы становимся теми, за кого себя выдаем.
Хронист немного поуспокоился, вступив на знакомую почву:
– Ну да, это же основы психологии. Одень нищего в богатую одежду – люди станут обращаться с ним как с вельможей, и он начнет себя вести согласно их ожиданиям.
– Это лишь малая часть, – сказал Баст. – Истина лежит глубже. Дело в том, что… – Баст снова замялся. – Дело в том, что всякий внутри своей головы рассказывает историю о себе самом. Всегда. Непрерывно. Эта-то история и делает тебя тем, что ты есть. Мы создаем себя на основе этой истории.
Хронист, нахмурившись, открыл было рот, но Баст вскинул руку, останавливая его.
– Нет, послушай. Сейчас объясню. Вот встречаешь ты девушку: застенчивую, скромненькую. Если ты ей скажешь, что она прекрасна, она подумает, что ты славный, но она тебе не поверит. Она же знает, что красота в глазах смотрящего. – Баст нехотя пожал плечами. – Иногда и этого довольно. – Его глаза просияли. – Но есть и лучший способ! Покажи ей, что она прекрасна. Преврати свои глаза в зеркала, преврати свои руки, что касаются ее тела, в молитву. Это трудно, очень трудно, но когда она тебе действительно поверит… – Баст взбудораженно жестикулировал. – Ее история, которую она рассказывает самой себе, вдруг возьмет и изменится! Она преобразится. В ней не начнут видеть красавицу. Она станет красавицей, и это увидят все.
– Это что еще за чертовщина? – бросил Хронист. – Что за бессмыслицу ты несешь?
– Я просто несу так много смысла, что тебе не понять, – запальчиво возразил Баст. – Но ты близок к тому, чтобы увидеть, что я хочу сказать. Подумай о том, что он рассказывал сегодня. Люди видели в нем героя – и он играл свою роль. Он носил ее, точно маску, но в конце концов сам в это поверил. Это стало правдой. А теперь…
Он не договорил.
– Теперь люди видят в нем трактирщика, – сказал Хронист.
– Да нет, – тихо сказал Баст. – Люди видели в нем трактирщика год назад. Стоило им выйти за дверь, как он снимал маску. А теперь он сам видит в себе трактирщика, да и трактирщика-то прогоревшего. Ты же видел, какой он был сегодня, когда пришли Коб и остальные. Ты же видел эту бледную тень вместо человека за стойкой. Раньше это была всего лишь роль… – Баст возбужденно вскинул голову: – Но ты идеален! Ты можешь помочь ему вспомнить, как это было. Я месяцами не видел его таким оживленным. Ты это можешь, я знаю!
Хронист слегка нахмурился:
– Я не уверен…
– Это подействует, я знаю! – с жаром сказал Баст. – Я уже пробовал что-то в этом духе пару месяцев назад. Заставил его взяться за мемуары.
Хронист вскинулся:
– Он мемуары написал?!
– Он за них взялся, – сказал Баст. – Он так оживился, целыми днями только об этом и говорил. Рассуждал о том, с чего ему начать свою историю. После первого же вечера за письменным столом он снова стал самим собой. Он выглядел на три фута выше ростом, и на плечах у него сверкала молния.
Баст вздохнул.
– Но что-то пошло не так. На следующий день он перечитал написанное и снова впал в угрюмое настроение. Заявил, что все это – худшая идея, какая когда-либо приходила ему в голову.
– А где то, что он написал?
Баст показал руками: смял и выкинул.
– А про что там было? – спросил Хронист.
Баст покачал головой:
– Он не то чтобы совсем их выкинул. Он просто… откинул их. Они так и лежат у него на столе, уже несколько месяцев.
Любопытство Хрониста сделалось буквально осязаемым.
– А ты не мог бы их… того? – он пошевелил пальцами. – Ну, знаешь, прибрать?
– Анпауэн! Нет! – Баст как будто пришел в ужас. – Он так разъярился, когда их прочел! – Баст слегка содрогнулся. – Ты не представляешь, какой он, когда разозлится по-настоящему. Я ему поперек дороги в таком деле вставать не стану.
– Ну, наверное, тебе лучше знать, – скептически сказал Хронист.
Баст энергично закивал:
– Вот именно. Я потому и пришел с тобой поговорить. Потому что мне лучше знать. Ты, главное, не давай ему сосредотачиваться на мрачных темах. А не то… – Баст пожал плечами и повторил давешний жест: смял и выкинул.
– Но ведь я же собираю историю его жизни. Подлинную историю! – Хронист беспомощно развел руками. – И без мрачных тем это будет просто какая-нибудь дурацкая ф… – Хронист запнулся на полуслове, нервно стрельнул глазами.
Баст ухмыльнулся, как мальчишка, поймавший священника на сквернословии.
– Ну давай, давай! – сказал он. Взгляд у него был веселый, колючий и страшный. – Скажи это вслух!
– Дурацкая фейская сказочка, – закончил Хронист. Голос у него сделался тонкий и бледный, как бумага.
Баст широко улыбнулся:
– Мало же ты знаешь про Фейе, если думаешь, будто наши сказки сплошь светлые! Но оставим это. Да, это именно фейская сказка, потому что ты ее пишешь для меня.
Хронист судорожно сглотнул и, похоже, отчасти взял себя в руки:
– Я имел в виду, что он рассказывает подлинную историю, а во всякой подлинной истории есть неприятные моменты. И, я так понимаю, в его истории – особенно. Грязные, и запутанные, и…
– Я понимаю, что ты не можешь его заставить умолчать о них, – сказал Баст. – Но ты можешь его поторопить. Можешь помочь ему остановиться подольше на хорошем: на приключениях, на женщинах, на битвах, путешествиях, музыке… – Баст осекся. – Нет. На музыке не надо. Про музыку не расспрашивай и про то, почему он больше не занимается магией, тоже.
Хронист нахмурился:
– Но почему же? Его музыка вроде бы…
Баст помрачнел.
– Не надо, и все, – твердо сказал он. – Это непродуктивные темы. Я тебя давеча остановил, – он многозначительно похлопал Хрониста по плечу, – потому что ты собирался спросить, что случилось с его симпатией. Ты просто не знал. Теперь ты знаешь. Сосредоточься на подвигах, на его хитроумии, – он сделал неопределенный жест, – на всем вот этом.
– Ну, вообще-то это не мое дело – направлять его в ту или иную сторону, – натянуто ответил Хронист. – Я всего лишь записываю. Я пришел, чтобы записать историю. В конце концов, важнее всего именно история.
– В задницу твою историю! – отрезал Баст. – Делай как я говорю, а не то я тебя сломаю, как лучинку!
Хронист застыл:
– Ты хочешь сказать, что я работаю на тебя?
– Я хочу сказать, что ты мне принадлежишь. – Лицо Баста было убийственно серьезным. – Ты мой до мозга костей. Я заманил тебя сюда, чтобы ты послужил моим целям. Ты ел за моим столом, я спас тебе жизнь. – Он ткнул пальцем в голую грудь Хрониста. – Ты трижды мой. А значит, мой всецело. Орудие моего желания. Ты будешь делать все как я скажу.
Хронист слегка вздернул подбородок, лицо его посуровело.
– Я буду поступать так, как сочту нужным, – сказал он, медленно поднимая руку к куску металла, висевшему на его обнаженной груди.
Баст на миг опустил глаза и снова посмотрел ему в лицо:
– Ты что, думаешь, я тут в игрушки играю?! – Он будто не верил своим глазам. – Ты что думаешь, железо тебя спасет?!
Баст подался вперед, отбросил руку Хрониста и, прежде чем книжник успел шевельнуться, схватил черный металлический кружок. Рука Баста мгновенно напряглась, глаза зажмурились от боли. Когда он открыл глаза снова, они были сплошь синие, как глубокая вода или вечернее небо.
Баст подался еще ближе, придвинувшись вплотную к лицу Хрониста. Книжник перепугался, попытался было отползти в сторону по кровати, однако Баст схватил его за плечо, удерживая на месте.
– Слушай меня, человечишко! – прошипел он. – Не путай меня с моей маской! Ты видишь свет, играющий на поверхности воды, забывая, какая темная, холодная глубина таится под нею! – Связки на руке Баста хрустнули – так он стиснул железный кружок. – Слушай! Ты мне ничего не сделаешь. Тебе не убежать и не скрыться. И я не потерплю, чтобы мне прекословили в этом деле!
Пока Баст говорил, глаза у него делались все бледнее, пока не стали голубыми, как ясное полуденное небо.
– Клянусь всею солью, что есть во мне: если ты воспрепятствуешь моим желаниям, остаток твоего краткого смертного существования будет сплошным горем. Клянусь камнем, и дубом, и вязом: ты станешь моей добычей! Я стану незримо следовать за тобой и давить любые проблески радости, которые ты обретешь. Не ведать тебе ни прикосновения женщины, ни секунды отдыха, ни мгновения душевного покоя!
Глаза Баста были теперь голубовато-белыми, как вспышка молнии, голос – напряженным и яростным.
– И клянусь ночным небом и вечно скитающейся луною: если ты вгонишь моего наставника в отчаяние, я взрежу тебя и расплескаю по сторонам, как ребенок, что возится в грязной луже! Я натяну твои кишки на скрипку и заставлю на ней играть, пока я стану плясать!