Но прежде чем я успел что-нибудь придумать, он сказал:
– Если вы действительно туда идете, вам стоит поторопиться. Сегодня же последний день. Иногда они заканчивают уже в полдень.
Сердце у меня отчаянно заколотилось. Я-то думал, что экзамены продолжаются весь день!
– А где это?
– В «Пустотах», – он указал в сторону наружной двери. – Прямо, потом налево. Короткий дом с… с цветными окнами. Два больших… дерева у входа. – Он задумался. – Клен? Это дерево так называется?
Я кивнул и выскочил за дверь. Вскоре я уже несся по улице.
Два часа спустя я, борясь с подступающей к горлу тошнотой, поднимался на сцену безлюдного театра в «Пустотах». В зале было темно, и только широкий круг света озарял стол, за которым сидели магистры. Я подошел и остановился в ожидании на краю этого круга. Мало-помалу девять магистров прекратили беседовать между собой, обернулись и устремили взгляд на меня.
Стол, за которым они сидели, был огромный, в форме полумесяца. Он стоял на возвышении, так что они, даже сидя, смотрели на меня сверху вниз. Все это были серьезные люди разного возраста – от зрелых мужей до стариков.
После длительного молчания человек, сидевший в центре, наконец сделал мне знак подойти. Видимо, то был ректор.
– Подите сюда, чтобы нам было вас видно. Вот так. Здравствуйте. Ну-с, юноша, и как ваше имя?
– Квоут, сэр.
– И зачем вы сюда явились?
Я посмотрел ему в глаза:
– Я хочу учиться в университете. Я хочу стать арканистом.
Я обвел их взглядом. Кое-кто посмеивался. Но, похоже, никто не был особенно удивлен.
– Вы отдаете себе отчет, – спросил ректор, – что университет предназначен для того, чтобы продолжать образование, а не для того, чтобы его начинать?
– Да, господин ректор. Я это знаю.
– Хорошо, – сказал он. – Разрешите взглянуть на ваше рекомендательное письмо?
Я ответил не колеблясь:
– Увы, сэр, у меня его нет. А это действительно необходимо?
– Ну, обычно у студента имеется какой-нибудь поручитель, – пояснил ректор. – Желательно, чтобы это был арканист. В таком письме говорится о том, что вам уже известно. О ваших сильных и слабых сторонах.
– Сэр, арканиста, у которого я обучался, звали Абенти. Однако рекомендательного письма он мне не дал. Можно, я вам все сам расскажу?
Ректор сурово покачал головой:
– Увы, но мы не можем знать, в самом ли деле вы обучались у арканиста, не имея каких-либо доказательств. Есть ли у вас что-нибудь, что может послужить подтверждением ваших слов? Какие-нибудь еще письма?
– Сэр, прежде, чем наши пути разошлись, он подарил мне книгу. Он сделал дарственную надпись и подписал ее своим именем.
Ректор улыбнулся:
– Да, это вполне подойдет. Книга у вас при себе?
– Нет, – я подпустил в голос вполне искренней горечи. – Мне пришлось отдать ее в залог в Тарбеане.
Услышав это, магистр риторики Хемме, сидевший по левую руку от ректора, с отвращением фыркнул. Ректор бросил на него раздраженный взгляд.
– Ну право же, Герма! – сказал Хемме, хлопнув ладонью по столу. – Очевидно же, что мальчишка лжет! А у меня сегодня есть важные дела.
Ректор посмотрел на него еще более неприязненно:
– Магистр Хемме, я вам не давал дозволения говорить!
Они некоторое время смотрели друг на друга в упор, наконец Хемме насупился и отвернулся.
Ректор снова обернулся ко мне, но тут его внимание привлекло движение другого магистра:
– Да, магистр Лоррен?
Высокий, худой магистр равнодушно смотрел на меня.
– Как называлась книга?
– «Риторика и логика», сэр.
– И где вы ее заложили?
– В «Рваном переплете», на Приморской площади.
Лоррен перевел взгляд на ректора:
– Я завтра еду в Тарбеан, чтобы привезти необходимые материалы для будущей четверти. Если книга там, я ее привезу. Тогда и можно будет решить вопрос с тем, правду ли говорит этот юноша.
Ректор чуть заметно кивнул:
– Благодарю вас, магистр Лоррен. – Он откинулся на спинку своего кресла и сложил руки на груди. – Ну что ж. О чем говорилось бы в письме Абенти, если бы он его написал?
Я взял дыхание:
– Он написал бы, что я знаю наизусть первые девяносто симпатических связываний. Что я умею делать двойную перегонку, проводить титрование, обызвествление, сублимацию и осаждение раствора. Что я обладаю неплохими познаниями в истории, аргументации, грамматике, медицине и геометрии.
Ректор изо всех сил старался не улыбаться:
– Что ж, список внушительный. Вы уверены, что ничего не упустили?
Я помолчал:
– Вероятно, он упомянул бы еще о моем возрасте, сэр.
– И сколько же вам лет, юноша?
– Квоут, сэр.
Лицо ректора тронула улыбка:
– Ну и, Квоут?
– Пятнадцать, сэр.
Послышался шорох: каждый из магистров отреагировал по-своему – кто переглянулся, кто вскинул брови, кто покачал головой. Хемме закатил глаза к небу.
И только ректор и глазом не моргнул.
– И что же именно он сказал бы о вашем возрасте?
Я позволил себе чуть заметно улыбнуться:
– Посоветовал бы не обращать на него внимания.
Ненадолго воцарилась тишина. Ректор глубоко вздохнул и снова откинулся на спинку кресла.
– Ну хорошо. Мы зададим вам несколько вопросов. Быть может, вы начнете, магистр Брандёр? – И он указал на конец полукруглого стола.
Я развернулся к Брандеру. Полный, лысеющий, он занимал в университете должность магистра арифметики.
– Сколько гранов в тринадцати унциях?
– Шесть тысяч двести сорок, – мгновенно ответил я.
Он приподнял брови.
– Если я обращу пятьдесят серебряных талантов в винтийскую монету и обратно, сколько я получу, при условии, что сильдийцы каждый раз берут за обмен четыре процента?
Я принялся было проделывать трудоемкий перевод из одной валюты в другую, но тут же улыбнулся, сообразив, что нужды в этом нет.
– Сорок шесть талантов восемь драбов, если меняла честен. Если нет, то ровно сорок шесть.
Он кивнул снова, глядя на меня все пристальней.
– Имеется треугольник, – медленно произнес он. – Одна сторона треугольника равняется семи футам. Вторая трем футам. Один из углов равен шестидесяти градусам. Чему равна длина третьей стороны?
– А угол между первыми двумя сторонами?
Он кивнул. Я на пару секунд прикрыл глаза, открыл их снова.
– Шесть футов один дюйм… – Я немного замялся. – Ну… почти дюйм.
Он удивленно хмыкнул:
– Что ж, недурно, недурно… Магистр Арвил!
Арвил задал вопрос прежде, чем я успел к нему обернуться:
– Медицинские свойства чемерицы?
– Противовоспалительное, антисептическое, легкое успокоительное, легкое обезболивающее. Очищает кровь, – ответил я, подняв глаза на старца в очках, похожего на доброго дедушку. – При превышении дозы ядовита. Опасна для женщин, ожидающих ребенка.
– Опишите анатомическое строение кисти руки.
Я перечислил все двадцать семь костей по алфавиту. Потом мышцы, от самой крупной до самой мелкой. Перечислял я быстро, деловито, показывая их расположение на собственной поднятой кисти.
Быстрота и точность моих ответов явно произвели на них впечатление. Некоторые это скрывали, у некоторых это неприкрыто отражалось на лице. На самом деле мне необходимо было их удивить. Из разговоров с Беном я знал, что для того чтобы поступить в университет, нужны либо деньги, либо мозги. И чем больше у тебя одного, тем меньше тебе понадобится второго.
Поэтому я схитрил. Я проник в «Пустоты» через черный ход, притворившись мальчиком на побегушках. Потом вскрыл два замка и провел больше часа, наблюдая, как опрашивают других студентов. Я услышал сотни вопросов и тысячи ответов.
Услышал я и то, какую высокую плату за обучение назначают другим студентам. Самая низкая, что назначили при мне, была четыре таланта шесть йот, но большинству назначали вдвое больше. Одному назначили аж тридцать талантов. Мне было бы проще раздобыть кусочек луны, чем такие деньжищи.
В кармане у меня было две медных йоты, и мне негде было взять хотя бы на один гнутый пенни больше. Так что мне было необходимо их удивить. Более того. Нужно было поразить их моим умом. Ошеломить. Ослепить.
Я закончил перечислять мышцы кисти и перешел к связкам, но тут Арвил махнул мне рукой, велев замолчать, и задал следующий вопрос:
– В каком случае вы сделаете пациенту кровопускание?
Вопрос поставил меня в тупик.
– Если я захочу его уморить? – неуверенно переспросил я.
Он кивнул, в основном самому себе.
– Магистр Лоррен?
Магистр Лоррен был очень бледный и, даже сидя, выглядел неестественно высоким.
– Кто был провозглашен первым королем Тарвинтаса?
– Посмертно? Фейда Калантис. А если при жизни – то его брат, Джарвис.
– Отчего пала Атуранская империя?
Я ответил не сразу, застигнутый врасплох масштабностью вопроса. Никому из студентов до меня таких объемных вопросов не задавали.
– Ну, сэр, – медленно начал я, давая себе время собраться с мыслями, – отчасти – потому что лорд Нальто был бестолковым самовлюбленным глупцом. Отчасти – потому что церковь взбунтовалась и объявила вне закона орден амир, который был одной из основных опор могущества Атура. Отчасти – потому что армия вела три завоевательных войны одновременно и высокие налоги привели к мятежам в землях, уже входящих в состав империи.
Я следил за выражением лица магистра, надеясь, что тот подаст знак, что с него достаточно.
– Кроме того, они подвергли девальвации свою монету, ограничили действие «железного закона» и настроили против себя адемов. – Я пожал плечами: – Но, разумеется, на самом деле все гораздо сложнее.
Лицо магистра Лоррена не изменилось, однако он кивнул.
– Кто самый великий из людей, когда-либо живших на свете?
Снова незнакомый вопрос… Я поразмыслил с минуту.
– Иллиен.
Магистр Лоррен моргнул, но лицо его осталось неизменным.
– Магистр Мандраг!
Мандраг был чисто выбритый, гладкокожий, с руками в пятнах полусотни разных цветов, и выглядел так, словно весь был собран из костей и костяшек.