– Ну, в общем, можешь поселиться в «конюшнях». За талант получишь койку и талоны на питание на всю четверть. – Он пожал плечами. – Ничего особенного, конечно, но все-таки крыша над головой. За два таланта получишь комнату на двоих, за три – отдельную комнату.
– А что за талоны на питание?
– Кормить будут три раза в день, в столовке.
Он указал на длинное здание с покатой крышей, стоящее на другой стороне лужайки.
– Кормят не так уж плохо, главное, не думать, откуда все это взяли.
Я быстро прикинул в уме. Талант за два месяца еды и крышу над головой – это было лучшее, на что я вообще мог рассчитывать. Я улыбнулся Симмону:
– Похоже, это то, что надо!
Симмон кивнул и отворил дверь в «конюшни»:
– Ну, значит, бери койку. Пошли, найдем старосту, пусть он тебя зарегистрирует.
Студенты, не входящие в арканум, жили на пятом этаже восточного крыла «конюшен», дальше всего от умывален на первом этаже. Условия были такие, как и говорил Сим: ничего особенного. Однако же простыни на узкой кровати были чистые, а в ногах стоял сундук с замком, куда можно было сложить мои скудные пожитки.
Все нижние койки были уже заняты, поэтому я занял верхнюю в дальнем углу комнаты. Посмотрев в одно из узких окон со своей верхней койки, я вспомнил свое тайное укрытие на крыше в Тарбеане. Это сходство странным образом успокаивало.
На обед дали миску горячей картофельной похлебки, бобы, узкие полоски жирного бекона и свежий черный хлеб. Длинные деревянные столы в столовой были заняты почти наполовину, за ними сидело человек двести студентов. Столовая была заполнена негромким гулом голосов, прерываемым взрывами смеха, и металлическим скрежетом ложек и вилок по жестяным тарелкам.
Симмон провел меня в угол большого зала. Увидев нас, еще двое студентов подняли головы.
Симмон одной рукой указал на меня и поставил на стол свой поднос.
– Прошу любить и жаловать, это Квоут! Наш зеленый-презеленый первочетвертник.
Он по очереди указал на обоих студентов:
– Вот, Квоут, это худшие студенты, что только есть в аркануме: Манет и Вилем.
– А мы уже знакомы, – сказал Вилем. Это был тот самый черноволосый сильдиец из архивов. – Так ты действительно на экзамены собирался? – сказал он с легким удивлением. – А я-то думал, ты мне фальшивый медяк впариваешь! – Он протянул мне руку: – Добро пожаловать!
– Тейлу и его присные! – буркнул Манет, смерив меня взглядом. Он был не моложе лет пятидесяти, с буйной шевелюрой и седеющей бородой. Вид у него был слегка встрепанный, как будто он всего несколько минут как встал с кровати. – Это что, я такой старый, каким себя чувствую? Или он такой молодой, каким выглядит?
– И то и другое! – весело отвечал Симмон, садясь за стол. – Вот, Квоут, этот Манет провел в аркануме больше времени, чем мы оба, вместе взятые!
Манет фыркнул:
– Бери выше! Я в аркануме провел больше времени, чем вы все на свете живете!
– Ага, и до сих пор всего лишь э-лир, – заметил Вилем. С его густым сиарским акцентом было непонятно, язвит он или всерьез говорит.
– И весьма тем доволен! – серьезно отвечал Манет. – А вы, мальчишки, еще пожалеете, если продвинетесь выше. Уж поверьте моему опыту. Хлопот больше и плата за учение выше, только и всего.
– Мы, Манет, хотим гильдеры получить, – сказал Симмон. – И, желательно, еще при этой жизни.
– Да от гильдера вашего тоже проку мало! – сказал Манет, отламывая кусок хлеба и макая его в похлебку. Разговор звучал непринужденно, и я подозревал, что ведут они его далеко не впервые.
– Ну и сколько у тебя? – с нетерпением спросил Симмон у Вилема.
– Семь и восемь, – буркнул Вилем.
Симмон, похоже, удивился:
– Господи помилуй, что случилось? Ты кого-то из них стукнул?
– В расчетах запутался, – угрюмо объяснил Вилем. – А Лоррен меня спросил про влияние субинфеодации на курс модеганской валюты. Килвину пришлось мне переводить. И все равно я не сумел ответить.
– Душа моя рыдает о тебе! – беспечно ответил Сим. – Ничего, ты меня обходил две четверти подряд. Должен же я был когда-то отыграться! У меня в этой четверти пять талантов ровно!
Он протянул руку.
– Раскошеливайся!
Вилем полез в карман и протянул Симу медную йоту.
Я взглянул на Манета:
– А ты в этом участвуешь?
Лохматый фыркнул и покачал головой.
– Им со мной не тягаться! – ответил он с набитым ртом.
– Ну-ка, ну-ка! – вздохнул Симмон. – И сколько ж с тебя в этой четверти?
– Один и шесть! – ответил Манет с волчьей ухмылкой.
Я заговорил прежде, чем кому-нибудь пришло в голову поинтересоваться, какую плату назначили мне.
– А я слышал, что кому-то назначили плату в тридцать талантов! Такое часто бывает?
– Нечасто, до тех пор пока тебе хватает ума не высовываться! – пробурчал Манет.
– Только знати, – ответил Вилем. – Этим краэмовым ублюдкам, которым тут и учиться-то незачем. По-моему, они нарочно стараются уплатить побольше, чтобы жаловаться на это во всеуслышание.
– А я не против, – сказал Манет. – Пусть себе платят. А с меня пусть берут поменьше.
Я вздрогнул – кто-то с размаху брякнул свой поднос на другую сторону стола.
– Я так понимаю, вы обо мне?
Хозяин подноса был голубоглаз, хорош собой, с аккуратно подстриженной бородкой и высокими скулами модеганца. Одежда на нем была неброских, но сочных цветов. На бедре висел кинжал с филигранной рукоятью. Первый человек с оружием, которого я встретил в университете.
– Совой?! – изумился Симмон. – А ты-то что тут делаешь?
– Сам удивляюсь, – Совой взглянул на лавку. – А что, стульев нормальных тут не бывает?
Он уселся. Каждое его движение являло собой странное сочетание непринужденной изысканности и напряжения от уязвленного достоинства.
– Великолепно! Еще немного – и я стану есть с деревянной тарелки, кидая кости собакам через плечо.
– Через левое плечо, ваше высочество! – ухмыльнулся Манет, набивший рот хлебом. – Так требует этикет!
Совой сердито сверкнул глазами, но, прежде чем он успел что-нибудь сказать, Симмон спросил:
– Ну а что случилось-то?
– Мне назначили плату в шестьдесят восемь стрелаумов! – негодующе сообщил Совой.
– А это много? – растерялся Симмон.
– Да. Много, – ядовито отвечал Совой. – А главное, ни за что! На вопросы я ответил. Это просто вредность, чистая и неприкрытая! Мандраг меня не любит. И Хемме тоже. К тому же всякий знает, что из дворян выжимают вдвое больше, чем из вас. Нас выдаивают досуха.
– Ну вон Симмон же дворянин, – возразил Манет, указывая ложкой. – И ничего, обходится как-то.
Совой шумно фыркнул носом:
– Симмонов папаша – бумажный герцог, который кланяется жестяному корольку в Атуре! У рысаков моего отца родословные длиннее, чем у половины вашей атуранской знати.
Симмон слегка напрягся у себя на лавке, но глаз от тарелки не поднял.
Вилем развернулся к Совою, его черные глаза сделались жесткими. Но он не успел ничего сказать – Совой сник, потер лицо ладонью.
– Прости, Сим. Мой дом и род к твоим услугам. Просто… я рассчитывал, что в этой четверти станет лучше, а стало еще хуже. Мое содержание не покроет даже платы за учебу, а в долг мне больше никто не дает. Ты представляешь, как это унизительно? Пришлось отказаться от номера в «Золотом пони». Я теперь живу на третьем этаже «конюшен». Еще немного – и мне пришлось бы поселиться в комнате на двоих! Что сказал бы мой батюшка, если бы он узнал?
Симмон сидел с набитым ртом, поэтому пожал плечами и махнул ложкой, давая понять, что он, мол, не в обиде.
– Ну, может, тебе стало бы попроще жить, если бы ты не ходил разряженным, как павлин, – посоветовал Манет. – Снял бы шелка-то свои, когда на экзамен идешь.
– Ах вот как, да?! – снова вспылил Совой. – Я, значит, унижаться должен? Может, мне еще голову пеплом посыпать? В рубище облачиться?
Чем сильнее он злился, тем заметнее становился его певучий акцент.
– Нет уж! Они никто ничем меня не лучше! Я перед ними кланяться не стану!
За столом воцарилось неловкое молчание. Я обратил внимание, что очень многие за соседними столами следят за представлением.
– Хюльта тиам! – продолжал Совой. – До чего же мне все тут опостылело! Погода у вас дикая и некультурная. Религия варварская и чопорная. Шлюхи несносно невежественны и не умеют себя вести. И языку вашему недостает тонкости, чтобы выразить, как здесь все ужасно…
Голос Совоя звучал все тише, под конец начало казаться, будто он разговаривает сам с собой.
– Мой род восходит на пятьдесят поколений назад, моя кровь древнее дерева и камня! И вот до чего я докатился!
Он уронил голову на руки, глядя в свой жестяной поднос.
– Черный хлеб! О боги вездесущие, человеку положено есть пшеницу!
Я наблюдал за ним, пережевывая кусок свежего черного хлеба. Хлеб был чудесный.
– Не понимаю, о чем я думал! – сказал вдруг Совой, вскочив на ноги. – Я этого не вынесу!
И вихрем умчался прочь, бросив поднос на столе.
– Ну, вот тебе наш Совой, – сказал мне Манет как ни в чем не бывало. – Довольно славный малый, хотя обычно он не ужирается так, как сегодня.
– Модеганец, да?
Симмон расхохотался:
– Модеганистей не бывает!
– Зачем ты его дразнишь? – сказал Вилем Манету. Из-за сильного акцента мне трудно было понять, упрекает он старшего студента или нет, но на смуглой сильдийской физиономии явственно отражался укор. Я подозревал, что Вилем, будучи иностранцем, сочувствует Совою, которому трудно приноровиться к языку и культуре Содружества.
– Да уж, нелегко ему приходится! – согласился Симмон. – Помните, когда ему пришлось уволить своего лакея?
Манет, не прекращая жевать, обеими руками сделал вид, будто играет на скрипке. И закатил глаза – никакого сочувствия его лицо не выражало.
– На этот раз ему пришлось продать свои перстни, – добавил я. Вилем, Симмон и Манет обернулись и уставились на меня с любопытством. – У него такие бледные полосочки на пальцах, – пояснил я, показывая на своей руке.