Манет смерил меня пристальным взглядом:
– Ты гляди! А новичок-то наш толковый малый! – Он обернулся к Вилему с Симмоном. – Эй, парни, предлагаю пари! Ставлю две йоты на то, что наш юный Квоут попадет в арканум еще до конца своей третьей четверти.
– Третьей четверти? – удивленно переспросил я. – А мне говорили, что надо всего лишь доказать, что я овладел основными принципами симпатии!
Манет мягко улыбнулся:
– Это всем говорят. Принципы симпатии – это всего лишь один из предметов, которые надо одолеть, прежде чем тебя сделают э-лиром.
Он выжидательно посмотрел на Вилема с Симом:
– Ну как? Две йоты?
– Ну, я готов поспорить, – Вилем улыбнулся мне слегка виновато. – Ты не обижайся. Я готов рискнуть.
– Ну а что ты изучать будешь? – спросил Манет, когда они пожали друг другу руки.
Вопрос застал меня врасплох.
– Все, наверное…
– Ну прям как я тридцать лет назад! – хмыкнул Манет. – Ну а начнешь-то с чего?
– С чандриан, – ответил я. – Мне хотелось бы как можно больше узнать о чандрианах.
Манет нахмурился, потом разразился хохотом:
– Ладно, ладно, все нормально! Сим, вон, изучает фейри и эльфов. Вил верит во всех этих дурацких сильдийских небесных духов, и все такое. – Он издал нелепое фырканье. – Да я и сам увлекаюсь бесами и шатунами!
Я почувствовал, как щеки у меня вспыхнули от стыда.
– Тело Господне, Манет! – перебил его Сим. – Какая муха тебя укусила?
– Я только что поставил две йоты на парня, который хочет изучать детские сказки! – буркнул Манет, тыкая вилкой в мою сторону.
– Он же имел в виду фольклор. Все вот это.
Вилем обернулся ко мне:
– Ты в архивах собираешься заниматься, да?
– Ну да, и фольклор тоже! – поспешно согласился я, стараясь спасти лицо. – Я хочу выяснить, соответствуют ли народные сказки разных культур Теккамовой теории нарративной септагии.
Сим снова обернулся к Манету:
– Видал? Чего ты сегодня дерганый такой? Ты когда спал последний раз, а?
– Не надо со мной разговаривать таким тоном! – проворчал Манет. – Я ж прикорнул на несколько часов прошлой ночью.
– Прошлой ночью – это когда? – не отставал Сим.
Манет помолчал, глядя в тарелку.
– На поверженье?
Вилем покачал головой и что-то пробормотал на сиарском.
Симмон, похоже, пришел в ужас.
– Манет, вчера же было возжиганье! Ты что, двое суток вообще не спал?
– Ну, может, и да, – неуверенно ответил Манет. – Я каждый раз теряю ход времени, когда у нас экзамены. Занятий же нет. И я выбиваюсь из графика. А потом, я застрял в фактной, у меня там проект…
Он умолк, потер лицо руками, посмотрел на меня:
– Ну да, ребята правы. Я сейчас немного не в себе. Септагия Теккама, фольклор и все такое… На мой взгляд, чересчур заумно, но тоже дело. Изучай на здоровье. Я не хотел тебя обидеть.
– Да я и не обиделся! – беспечно ответил я и кивнул в сторону Совоева подноса. – Подвиньте его сюда, а? Если наш аристократический отпрыск не вернется, я, пожалуй, хлебушек-то его приберу…
После того как Симмон сводил меня записаться на занятия, я отправился в архивы. Мне не терпелось их увидеть после того, как я столько лет об этом мечтал.
Когда я вошел в архивы на этот раз, за столом сидел молодой дворянин, постукивая пером по клочку бумаги, который был весь исписан и исчеркан. Когда я подошел, он нахмурился и вычеркнул еще одну строчку. От его ослепительно-белой рубашки и камзола дорогой, ярко-синей ткани так и разило деньгами. У той части меня, что еще недавно бродила по Тарбеану, так и зачесались руки срезать у него кошелек.
Он еще немного постучал пером и наконец отложил его со вздохом, выражающим крайнее раздражение.
– Имя! – бросил он, не поднимая глаз.
– Квоут.
Он пролистал книгу, отыскал нужную страницу и нахмурился.
– Тебя нет в книге.
Он мельком поднял взгляд на меня, нахмурил брови и снова взялся за стихотворение, над которым трудился. Обнаружив, что уходить я не собираюсь, он помахал пальцами, словно жука стряхивал:
– Давай, давай, проваливай!
– Я только что…
Молодой человек снова отложил перо.
– Послушай, – сказал он с расстановкой, словно разговаривал с недоумком, – тебя нет в книге, – и он подчеркнуто указал обеими руками на конторскую книгу. – Туда тебе нельзя, – он указал на двери, ведущие в архивы. – Все.
– Я только что сдал экзамены…
Он всплеснул руками:
– Ну, тогда тебя, конечно же, нет в книге!
Я выудил из кармана записку о приеме в университет.
– Вот, магистр Лоррен мне это дал лично!
– Да пусть бы он тебя хоть на закорках приволок! – сказал парень, демонстративно обмакнув перо в чернильницу. – Хватит отнимать у меня время! Я занят.
– Отнимать время у тебя? – переспросил я. Мое терпение наконец лопнуло. – Да ты хоть представляешь, через что я прошел, чтобы сюда попасть?
Молодой дворянин смерил меня взглядом. Лицо у него вдруг сделалось насмешливым.
– Постой, дай угадаю, – сказал он, положив ладони на стол и поднимаясь на ноги. – Ты всегда был самым умным из всех ребятишек у себя в Задрищенске, или как там называется та дыра с одной-единственной шлюхой, откуда ты родом. Ты даже научился читать и считать, ваших деревенщин это просто поразило!
Я услышал, как внешняя дверь у меня за спиной открылась и затворилась, однако молодой дворянин не обратил на это внимания. Он вышел из-за стола и прислонился к нему.
– Твои родители знали, что ты мальчик особенный, они целых два года копили деньги и купили тебе пару башмаков, а еще пошили рубаху из свиной попоны.
Он протянул руку и пощупал ткань моей новой одежды.
– Ты провел в пути несколько месяцев, проехал сотни миль, трясясь в телегах, запряженных мулами! И вот, наконец-то! – он торжественно вскинул руки. – Слава Тейлу и всем ангелам его! Наконец-то ты здесь! С сияющим взором, полный великих надежд!
Я услышал хохот, обернулся и увидел двоих мужчин и девушку, которые вошли, пока он произносил свою тираду.
– Тело Господне, Амброз! Что это ты так разошелся?
– Да все эти проклятые новички! – проворчал Амброз, снова садясь за стол. – Являются сюда, одетые, как из лавки старьевщика, и ведут себя так, будто купили весь университет!
Трое новоприбывших направились к двери с табличкой «Хранение». Они смерили меня взглядом, и я с трудом поборол жаркое смущение, которым меня обдало.
– Ну что, в «Эолиан»-то идем сегодня?
Амброз кивнул:
– Разумеется. К шестому колоколу.
– А что, их ты по книге проверять не будешь? – осведомился я, когда дверь за ними закрылась.
Амброз обернулся ко мне с ослепительной, колючей, нимало не дружеской улыбкой:
– Послушай, я дам тебе маленький бесплатный совет. Там, у себя дома, ты был действительно особенным. А тут ты просто еще один болтливый щенок. Так что будь любезен, обращайся ко мне «ре-лар», ступай в свою конуру и благодари своего языческого бога, которому ты молишься, что мы не в Винтасе. Мы с отцом посадили бы тебя на цепь, как бешеную собаку!
Он пожал плечами:
– Хотя можешь и не уходить. Оставайся! Устрой скандал. Расплачься еще. Или, того лучше, накинься на меня с кулаками. – Он ухмыльнулся. – Я тебя хорошенько вздую и вышвырну за дверь.
Он снова взялся за перо и принялся писать.
Я ушел.
Вы можете подумать, будто эта встреча меня обескуражила. Можете подумать, будто я был разочарован, будто мои детские мечты об университете были разбиты вдребезги.
Ничего подобного! Я почувствовал себя в своей стихии! До сих пор я ощущал себя не в своей тарелке, а тут Амброз в своей неповторимой манере дал мне понять, что между университетом и тарбеанскими улицами особой разницы нет. Не важно, где ты очутился, люди повсюду примерно одни и те же.
К тому же гнев неплохо согревает ночью, а уязвленная гордость порой заставляет творить чудеса!
Глава 38Симпатия в главном здании
Главное здание было старейшей из всех университетских построек. За многие века оно мало-помалу разрасталось во всех направлениях, вбирая в себя дворики и здания поменьше. Выглядело оно как особо честолюбивая разновидность архитектурной плесени, стремящаяся захватить все доступное ей пространство.
Отыскивать там дорогу было непросто. Коридоры петляли и виляли, неожиданно заканчивались тупиками или вели в обход там, где проще было бы пройти напрямик. На то, чтобы пройти из одной комнаты в другую, могло запросто уйти минут двадцать, хотя их разделяло каких-нибудь пятьдесят футов. Разумеется, опытные студенты знали, где можно срезать путь, через какие мастерские и аудитории пройти, чтобы добраться в нужное место.
Как минимум один дворик был полностью закрыт, и попасть туда было можно, только спустившись через окно. Ходили слухи, что там есть целые комнаты, которые замурованы, и некоторые – прямо со студентами внутри. Поговаривали, что ночами их тени бродят по коридорам, оплакивая свою судьбу и жалуясь, что в столовке плохо кормят.
Мое первое занятие было как раз в главном здании. По счастью, соседи по комнате меня предупредили, что в главном здании трудно ориентироваться, так что я, хоть и заблудился, все равно пришел на лекцию загодя.
Отыскав, наконец, нужную комнату, я с изумлением обнаружил, что она похожа на маленький зрительный зал. Вокруг небольшой сцены полукруглыми ярусами поднимались ряды сидений. В городках покрупнее моя труппа не раз выступала в подобных залах. Эта мысль сразу придала мне уверенности, когда я занял место в заднем ряду.
Наблюдая за тем, как прочие студенты мало-помалу просачиваются в зал, я представлял собой сплошной комок бестолкового возбуждения. Все присутствующие были минимум на несколько лет старше меня. Пока амфитеатр заполнялся нервничающими студентами, я мысленно повторял первые тридцать симпатических связываний. Всего нас было, наверное, человек пятьдесят, так что зал оказался заполнен примерно на три четверти. У некоторых были при себе перья и бумага, и жесткие подложки, на чем писать. У некоторых – восковые таблички. Я ничего не принес, но меня это не особо тревожило. Память у меня всегда была превосходная.