– Это несколько странно, – ответил он, глядя на Хемме. Я снова почувствовал, что он злится, но на этот раз гнев, похоже, был направлен не на меня.
– Я подумал, что тут, должно быть, принято таким образом доказывать, что ты овладел материалом, чтобы тебя перевели в класс для продолжающих, – сказал я с невинным видом. Снова ложь, но, опять же, убедительная.
– Что вы использовали в ходе демонстрации? – вмешался Элкса Дал.
– Восковую куклу, волос с головы Хемме и свечу. Я привел бы другой пример, но в моем распоряжении был ограниченный выбор материалов. Я подумал, что это тоже часть испытания: обойтись тем, что есть под рукой. – Я снова пожал плечами. – Я не сумел придумать другого способа продемонстрировать действие сразу всех трех законов на имеющихся материалах.
Ректор посмотрел на Хемме:
– Юноша говорит правду?
Хемме открыл было рот, словно собираясь все отрицать, потом, видно, вспомнил, что при нашем разговоре присутствовала полная аудитория студентов. И ничего не сказал.
– Да пропади вы пропадом, Хемме! – выпалил Элкса Дал. – Вы разрешили мальчишке изготовить ваше изображение, а потом притащили его сюда, обвиняя в наведении порчи?! Да вы еще дешево отделались!
– Э-лир Квоут не мог причинить ему вред одной свечой, – пробормотал Килвин. Он озадаченно смотрел на свои пальцы, как будто что-то вычислял в уме. – Не при помощи волоска и воска. Вот если бы взять кровь и глину…
– Тишина! – голос ректора был недостаточно громок, чтобы назвать это криком, однако же звучал он не менее властно. Он переглянулся с Элксой Далом и Килвином. – Квоут, ответьте на вопрос магистра Килвина.
– Я создал второе связывание, между свечой и жаровней, чтобы проиллюстрировать закон сохранения энергии.
Килвин по-прежнему смотрел на свои руки.
– С воском и волосом? – проворчал он, как будто мое объяснение не полностью его удовлетворило.
Я напустил на себя озадаченный и растерянный вид и сказал:
– Я сам не понимаю, в чем дело, сэр! Я должен был получить в лучшем случае десятипроцентную передачу. Этого не хватило бы даже на то, чтобы ошпарить магистра Хемме, я уж не говорю – причинить серьезные ожоги!
Я обернулся к Хемме.
– Я никак не хотел причинить вам вред, сэр! – сказал я самым что ни на есть покаянным тоном. – Вы должны были всего лишь почувствовать небольшое жжение и слегка вздрогнуть. Огонь был разожжен всего минут за пять до того, я и не думал, что новое пламя при десятипроцентной передаче может вас сильно обжечь!
Я даже немного ломал руки, ни дать ни взять – виноватый студент. Это было хорошее представление. Отец бы мною гордился.
– Однако же обожгло! – жестко ответил Хемме. – И где, кстати, эта чертова куколка? Я требую, чтобы вы немедленно ее вернули!
– Боюсь, не получится, сэр! Я ее уничтожил. Опасно разбрасываться подобными вещами.
Хемме уставился на меня пронзительным взглядом.
– Ну, впрочем, не важно… – пробормотал он.
Ректор вновь взял вожжи в свои руки.
– Это принципиально меняет дело. Хемме, ваши обвинения против Квоута по-прежнему в силе?
Хемме зыркнул исподлобья и ничего не ответил.
– Я голосую за то, чтобы снять оба обвинения, – сказал Арвил. Старческий голос медика несколько застал меня врасплох. – Раз Хемме поставил его перед аудиторией, значит, и дозволение дал. И какой же это малефиций, если ты сам дал ему свой волос и смотрел, как он прилепил его на голову кукле!
– Ну, я же рассчитывал, что он лучше соображает, что делает! – сказал Хемме, бросив убийственный взгляд в мою сторону.
– Это не малефиций, – упрямо повторил Арвил, сердито глядя на Хемме сквозь очки. Лицо доброго дедушки сейчас грозно хмурилось.
– Это, пожалуй, подпадает под неосторожное использование симпатии, – невозмутимо вставил Лоррен.
– Предлагаете ли вы снять оба предыдущих обвинения и заменить их неосторожным использованием симпатии? – осведомился ректор, пытаясь сохранить видимость официального заседания.
– Да! – сказал Арвил, по-прежнему свирепо глядя на Хемме сквозь очки.
– Все за? – спросил ректор.
Все хором ответили «да», кроме Хемме.
– Кто против?
Хемме промолчал.
– Магистр архивов, какое наказание полагается за неосторожное использование симпатии?
– При наличии пострадавших студент, виновный в неосторожном использовании симпатии, подвергается порке одинарным кнутом по спине, не более семи ударов.
Интересно, что за книгу цитирует магистр Лоррен?
– Требуемое количество ударов?
Хемме обвел взглядом лица магистров и понял, что ситуация обернулась не в его пользу.
– У меня вся нога по колено в волдырях! – проскрежетал он. – Три удара!
Ректор откашлялся.
– Кто-нибудь из магистров против такого наказания?
– Да! – в один голос ответили Элкса Дал и Килвин.
– Кто желает отменить наказание, поднимите руки!
Элкса Дал, Килвин и Арвил подняли руки сразу, вслед за ними поднял руку ректор. Мандраг руки не поднял, как и Лоррен, Брандер и Хемме. Элодин жизнерадостно улыбнулся мне, но руки не поднял. Я мысленно пнул себя за давешний визит в архивы и дурное впечатление, которое я произвел на Лоррена. Если бы не это, он бы, может, и склонил дело в мою пользу…
– Четыре с половиной за то, чтобы отменить наказание, – сказал ректор после паузы. – Наказание остается в силе: три удара кнутом. Наказание надлежит отбыть завтра, третьего кейтелина, в полдень.
Поскольку я надежно укрылся в «каменном сердце», я не испытал ничего, кроме легкого научного интереса: каково это, когда тебя прилюдно порют кнутом. Все магистры явно уже готовились встать и уйти, но прежде, чем собрание было закрыто, я сказал:
– Господин ректор!
Он набрал воздуха и с шумом выдохнул:
– Ну?
– Во время приемных экзаменов вы сказали, что меня непременно примут в арканум, как только я сумею доказать, что овладел основными принципами симпатии. – Я процитировал его практически слово в слово. – Можно ли считать это доказательством?
Хемме и ректор одновременно открыли рот, чтобы что-то сказать. Хемме высказался громче:
– Нет, ну что за наглый щенок!
– Хемме! – рявкнул ректор. И обернулся ко мне. – Боюсь, доказательство владения принципами симпатии предполагает нечто большее, чем простенькое симпатическое связывание.
– Двойное связывание! – ворчливо уточнил Килвин.
Тут заговорил Элодин – похоже, застав врасплох всех, кто сидел за столом.
– Я знаю студентов, числящихся членами арканума, которые бы, однако, затруднились выполнить двойное связывание, не говоря уж о том, чтобы извлечь достаточно энергии, чтобы у человека «вся нога по колено была в волдырях».
Я и забыл, как звонкий голос Элодина ухитряется резонировать у тебя в грудной клетке. Он снова жизнерадостно улыбнулся мне.
Все погрузились в молчаливую задумчивость.
– И то верно, – признал Элкса Дал, пристально взглянув на меня.
Ректор добрую минуту глядел в пустой стол. Потом пожал плечами, поднял взгляд и улыбнулся на удивление беспечной улыбкой.
– Кто согласен признать неосторожное использование симпатии новопоступившим студентом Квоутом за доказательство того, что он овладел основными принципами симпатии, поднимите руки!
Килвин и Элкса Дал подняли руки одновременно. Арвил присоединился к ним немного погодя. Элодин помахал рукой. Ректор, помедлив, тоже поднял руку и сказал:
– Пять с половиной голосов за то, чтобы принять Квоута в арканум. Решение принято. Заседание окончено. И оборони нас Тейлу, всех дураков и детей!
Последнюю фразу он произнес совсем тихо, уткнувшись лбом в основание ладони.
Хемме вихрем вылетел из зала, Брандер – следом. Когда они выходили за дверь, я услышал, как Брандер спросил:
– А разве на вас не было грама?
– Не было, не было! – огрызнулся Хемме. – И нечего со мной так разговаривать, как будто я сам виноват! С тем же успехом можно обвинять человека, которого пырнули ножом в переулке, что на нем не было доспеха!
– Ну, все-таки следует принимать необходимые меры предосторожности, – примирительно возразил Брандер. – Вы же не хуже моего знаете, что…
Дальше их голоса стихли за захлопнувшейся дверью.
Килвин встал и повел плечами, потягиваясь. Посмотрел в мою сторону, с задумчивым видом поскреб обеими руками лохматую бороду и подошел ко мне.
– Э-лир Квоут, вы уже изучали сигалдри?
Я уставился на него:
– Это, в смысле, руны, сэр? Боюсь, что нет.
Килвин задумчиво пропустил бороду сквозь пальцы.
– Ну, не трудитесь ходить на основы артефакции, куда вы записались. Приходите вместо этого прямо ко мне в мастерскую. Завтра в полдень.
– Увы, магистр Килвин, завтра в полдень у меня другие дела.
– Ах, ну да! – он нахмурился. – Ну, тогда к первому колоколу.
– Боюсь, Килвин, сразу после порки молодому человеку придется иметь дело с моими подчиненными, – сказал Арвил с легкой усмешкой в глазах. – Пусть кто-нибудь поможет тебе дойти до медики, сынок. Мы тебя заштопаем.
– Спасибо, сэр.
Арвил кивнул и удалился из зала.
Килвин проводил его взглядом, обернулся и посмотрел на меня:
– У меня в мастерской. Послезавтра. В полдень. – Судя по его тону, это был не вопрос.
– Почту за честь, магистр Килвин!
Он только крякнул в ответ и удалился вместе с Элксой Далом.
В результате я остался наедине с ректором, который так и не встал из-за стола. Пока из коридора слышались звуки удаляющихся шагов, мы смотрели друг на друга. Я выпустил себя из «каменного сердца» и ощутил смешанный страх и восторг из-за всего происшедшего.
– Простите, что из-за меня вышло столько хлопот, да еще так сразу, сэр! – осторожно сказал я.
– Ах вот как? – переспросил ректор. Теперь, когда мы остались наедине, лицо у него сделалось куда менее суровым. – А долго ли вы намеревались обождать с этим?
– Ну, сэр, один оборот хотя бы!
Теперь, когда я осознал, что на волосок разминулся с катастрофой, голова у меня шла кругом от облегчения. Я почувствовал, что неудержимо расплываюсь в улыбке.