Дал медленно прошел в другой угол класса. Жаровня у него за спиной приугасла, в то время как та, к которой он приближался, вспыхнула и разгорелась. Я оценил его артистизм.
Дал остановился и снова развернулся лицом к студентам:
– И в то же время мы – слуги огня. Поскольку огонь – наиболее распространенный источник энергии, а без энергии все наши способности симпатиста мало чего стоят.
Он повернулся спиной к классу и принялся стирать формулы с грифельной доски.
– Соберите свои материалы, и давайте посмотрим, кого мы сегодня столкнем лбами с э-лиром Квоутом!
И стал писать мелом список студентов. Мое имя шло первым.
Три оборота тому назад Дал начал заставлять нас соревноваться друг с другом. Он называл это «поединками». И, хотя это вносило приятное разнообразие в рутину лекций, эти занятия имели несколько мрачный подтекст.
Каждый год арканум покидала примерно сотня студентов, и примерно четверть из них – с гильдерами. А это означало, что каждый год в мир выходила новая сотня людей, обученных симпатии. Людей, с которыми тебе по той или иной причине, возможно, когда-нибудь придется помериться волей. Дал никогда об этом не говорил, но мы понимали, что нас обучают чему-то, выходящему за рамки обычной сосредоточенности и находчивости. Нас обучали сражаться.
Элкса Дал тщательно следил за результатами поединков. В своем классе из тридцати восьми студентов я пока что остался единственным непобежденным. К этому времени даже самые твердолобые и недовольные студенты вынуждены были признать, что меня не просто так приняли в арканум.
Кроме того, на поединках можно было слегка подработать: втихомолку делались ставки. Желая подзаработать на своих собственных поединках, мы с Совоем делали ставки друг на друга. Хотя у меня, как правило, лишних денег не водилось.
Так что мы с Совоем не случайно столкнулись, собирая материалы. Я передал ему под столом две йоты.
Он сунул их в карман, не взглянув в мою сторону.
– О боги, – вполголоса сказал он, – какие мы сегодня самоуверенные!
Я небрежно пожал плечами, хотя, по правде говоря, немного нервничал. Четверть я начал без гроша в кармане, и с тех пор перебивался с трудом. Однако вчера Килвин уплатил мне за оборот работы в фактной две йоты. Единственные деньги, какие у меня были.
Совой принялся рыться в ящике, доставая симпатический воск, бечевку и кусочки металла.
– Не знаю, много ли я сумею выручить. Ставки низкие. Подозреваю, больше трех к одному на тебя сегодня никто не поставит. Тебя это устроит?
Я вздохнул. Низкие ставки действительно были серьезным минусом моего ранга ни разу не побежденного. Вчера было два к одному, то есть я вынужден был рисковать двумя пенни ради шанса выиграть всего один.
– Я тут кое-что задумал, – сказал я. – Не делай ставок, пока мы не оговорим условия. И добейся, чтобы против меня дали как минимум три к одному.
– Против тебя? – переспросил Совой, собирая в охапку всякие мелочи. – Разве что ты будешь состязаться с Далом!
Я отвернулся, чтобы скрыть, как я смущенно порозовел от похвалы.
Дал хлопнул в ладоши, и все кинулись по местам. Меня поставили в пару с парнем из Винтаса, Фентоном. В табели о рангах нашего класса он был ступенькой ниже меня. Я его уважал, как одного из немногих соучеников, которые могли бы бросить мне серьезный вызов в реальной ситуации.
– Ну-с, – сказал Элкса Дал, нетерпеливо потирая руки, – Фентон, вы ниже уровнем, выбирайте свой яд!
– Свечи.
– А связь? – спросил Дал для порядка. Раз свечи, значит, либо фитиль, либо воск.
– Фитиль! – он показал всем кусок фитиля.
Дал обернулся ко мне:
– Связь?
Я сунул руку в карман и торжественно продемонстрировал всем свою связь:
– Солома!
По классу пробежал ропот. Связь была дурацкая. Лучшее, на что можно надеяться – трехпроцентный перенос, ну максимум – пятипроцентный. Фентонов фитиль вдесятеро лучше!
– Солома?
– Солома! – повторил я, несколько увереннее, чем чувствовал себя на самом деле. Если уж это не изменит ставки против меня, тогда я не знаю, что еще изменит.
– Солома так солома, – беспечно согласился Дал. – Э-лир Фентон, поскольку Квоут у нас непобедимый, вы можете выбрать источник.
По классу прокатился приглушенный смешок.
У меня засосало под ложечкой. На это я не рассчитывал. Обычно источник выбирает не тот, кто ставил задание. Я-то планировал выбрать жаровню, зная, что количество теплоты поможет сравнять невыгодные условия, в которые я сам себя поставил.
Фентон ухмыльнулся, понимая, какое преимущество он получил.
– Без источника!
Я поморщился. Значит, в нашем распоряжении будет только тепло нашего собственного тела. А это сложно даже при самом лучшем раскладе, не говоря уже о том, что это несколько опасно.
Все, мне не победить. Мало того что я лишусь первенства – я теперь никак не мог подать сигнал Совою, чтобы тот не ставил на кон мои последние две йоты. Я пытался перехватить его взгляд, но Совой уже тихо, но ожесточенно торговался с несколькими другими студентами.
Мы с Фентоном разошлись и молча уселись на разных концах большого рабочего стола. Элкса Дал поставил перед каждым из нас по толстому свечному огарку. Задача была зажечь свечку противника, не дав ему сделать то же со своей. Для этого нужно было разделить разум на две части, и одной частью пытаться удержать алар, что твой кусок фитиля (или соломинка, если ты идиот) – единое целое с фитилем свечи, которую ты пытаешься зажечь. А потом извлечь из своего источника достаточно энергии, чтобы это произошло.
В это время вторая часть твоего разума будет твердо верить в то, что кусок фитиля у твоего противника не имеет ничего общего с фитилем твоей свечи.
Если вам кажется, что все это очень сложно, – поверьте мне, все это вдвое сложней, чем вам кажется.
Хуже того, ни у кого из нас не было под рукой удобного источника энергии. А самого себя в качестве источника использовать надо с оглядкой. Твое тело не случайно имеет определенную температуру. И когда из него вытягивают теплоту, ему это не на пользу.
Элкса Дал махнул рукой, и мы начали. Я тут же направил весь свой разум на защиту собственной свечи и принялся лихорадочно соображать. Победить я не мог никак. Не важно, насколько искусно ты фехтуешь – тебе все равно не победить, когда у противника клинок рамстонской стали, а ты выбрал в качестве оружия ивовый прутик.
Я погрузился в «каменное сердце». А потом, по-прежнему полностью сосредоточенный на защите своей свечи, пробормотал связывание, объединившее его свечу с моей. Я протянул руку и опрокинул свою свечу набок, вынудив Фентона схватить свою свечу, пока та не упала и не укатилась.
Я попытался стремительно воспользоваться тем, что он отвлекся, и зажечь его свечу. Я весь вложился в эту связь и почувствовал, как от правой руки, в которой я держал соломинку, к плечу расползается холод. Ничего не вышло. Его свеча осталась холодной и темной.
Я заслонил ладонью фитиль своей свечи, чтобы Фентону ее было не видно. Это была мелочная уловка, практически бесполезная против искусного симпатиста, но единственной моей надеждой было так или иначе выбить его из колеи.
– Эй, Фен, – сказал я, – а ты слыхал историю про лудильщика, тейлинца, крестьянскую дочку и маслобойку?
Фен ничего не ответил. Его бледное лицо было напряженным и сосредоточенным.
Я отказался от попыток его отвлечь. Фентон слишком хитер, чтобы дать себя сбить подобным образом. Кроме того, мне оказалось трудно поддерживать концентрацию, необходимую для того, чтобы защитить свою свечку. Я еще глубже погрузился в «каменное сердце» и забыл обо всем на свете, кроме двух свечек, куска фитиля и соломинки.
Минуту спустя я покрылся липким холодным потом. Я вздрогнул. Фентон это увидел и улыбнулся мне бескровными губами. Я удвоил усилия, но его свечка игнорировала все мои попытки ее зажечь.
Прошло пять минут. Весь класс молчал как каменные изваяния. Большинство поединков длилось минуту-две, быстро обнаруживалось, что кто-то из противников хитрее или обладает более сильной волей. Теперь обе руки у меня заледенели. Я увидел, как на шее у Фентона судорожно дергается мышца, словно бок лошади, пытающейся согнать кусачую муху. Его поза сделалась напряженной – он сдерживал дрожь. От фитиля моей свечи потянулась струйка дыма.
Я упорствовал. Я чувствовал, что мое дыхание с шипением вырывается сквозь стиснутые зубы, что губы у меня растянуты в зверином оскале. Фентон как будто ничего не замечал, взгляд у него сделался стеклянный и несфокусированный. Я снова вздрогнул, так сильно, что чуть было не упустил из виду дрожь его руки. А потом голова Фентона начала медленно клониться к столу. Веки у него закрылись. Я стиснул зубы – и был вознагражден, увидев дымок, закурившийся над фитилем его свечи.
Фентон деревянно повернул голову, посмотрел, но вместо того чтобы собраться и дать отпор, медленно, тяжко махнул рукой и уронил голову на сгиб локтя.
Он не поднял головы, когда свечка возле его локтя робко ожила и вспыхнула. Послышались разрозненные аплодисменты, смешанные с изумленными возгласами.
Кто-то хлопнул меня по спине:
– Ну надо же! Гляди-ка, вырубился!
– Нет, – хрипло ответил я и потянулся через стол. Негнущимися пальцами я разжал кулак, сжимавший кусок фитиля, и увидел кровь на ладони.
– Магистр Дал! – сказал я так быстро, как только мог выговорить. – У него переохлаждение!
Говоря, я заметил, какие холодные губы у меня самого.
Но Дал уже и сам подоспел с одеялом. Он закутал Фентона.
– Эй, вы! – он указал на первого попавшегося студента. – Приведите кого-нибудь из медики. Живо!
Студент убежал.
– Дурачье…
Магистр Дал пробормотал связывание для теплоты и посмотрел на меня:
– А вы бы походили! Вы выглядите не намного лучше его.
Больше поединков в тот день не было. Остальные студенты смотрели, как Фентон мало-помалу приходит в себя благодаря хлопотам Элксы Дала. К тому времени как из медики подоспел эль-те постарше, Фентон отогрелся достаточно, чтобы начать отчаянно дрожать. Его завернули в теплые одеяла, принялись аккуратно отогревать симпатией, и через четверть часа Фентон наконец смог выпить горячего, хотя руки у него по-прежнему тряслись.