Секрет успеха песенки был в ее простоте. Ее можно было насвистывать или мурлыкать себе под нос. Сыграть ее можно было тремя пальцами, а запомнить – любому, у кого есть хоть одно ухо. Она была прилипчивая, вульгарная и гадкая. По универу она разнеслась, как степной пожар.
Я отворил входную дверь архивов и вошел в вестибюль, выжидая, пока глаза привыкнут к красноватому свету симпатических ламп. Воздух был сухой и прохладный, насыщенный запахом пыли, кожи и старых чернил. Я втягивал его в себя, словно голодающий возле пекарни.
За столом сидел Вилем. Я знал, что сегодня работает он. Амброза в здании не было.
– Я с магистром Лорреном поговорить пришел, – поспешно объяснил я.
Вилем успокоился.
– У него сейчас посетитель. Возможно, придется подождать…
Дверь позади стола отворил высокий худой сильдиец. В отличие от большинства сильдийцев, он был чисто выбрит и волосы носил длинными, собранными в хвост. На нем были аккуратно зачиненные охотничьи штаны, выгоревший дорожный плащ и высокие сапоги, все запыленное с дороги. Закрывая за собой дверь, он машинально придержал рукоять меча, чтобы тот не ударился ни о стену, ни о стол.
– Теталиа ту киауре эдан а’сиат! – сказал он по-сиарски, хлопнув Вилема по плечу и выбираясь из-за стола. – Ворелан туа тетам.
Вил улыбнулся в ответ, что с ним бывало нечасто, и пожал плечами.
– Лхинсатва. Туа кверейн.
Сильдиец рассмеялся. Когда он вышел из-за стола, я увидел, что, кроме меча, у него еще и длинный нож. Тут, в архивах, он выглядел так же неуместно, как овца при королевском дворе. Однако вел он себя спокойно и уверенно, словно чувствовал себя вполне в своей тарелке.
Увидев меня, он остановился и слегка склонил голову набок:
– Сиаэ циен?
Этого языка я не знал.
– Прошу прощения?
– Ой, извините, – ответил он, перейдя на безупречный атуранский. – Вы похожи на иллийца. Я обманулся из-за рыжих волос. – Он пригляделся пристальнее. – Но ты ведь не иллиец, верно? Ты из руэ! – Он шагнул вперед и протянул мне руку: – Одна семья!
Я пожал ему руку не раздумывая. Рука была тверда, как скала, а смуглая сильдийская кожа была еще темнее обычного от загара, подчеркивая несколько бледных шрамов на костяшках и предплечьях.
– Одна семья… – повторил я, слишком изумленный, чтобы сказать что-то еще.
– Наших родичей тут нечасто встретишь, – непринужденно сказал он, проходя мимо меня к входной двери. – Я бы задержался перекинуться новостями, но не могу: мне до заката надо попасть в Ивсдаун, не то на корабль опоздаю.
Он отворил дверь, и в вестибюль хлынул солнечный свет.
– Я тебя разыщу, как снова буду в здешних краях, – сказал он, махнул рукой и скрылся.
Я обернулся к Вилему:
– Кто это был?
– Один из Лорреновых гиллеров, – сказал Вил. – Виари.
– Это скриб?! – недоверчиво переспросил я, вспоминая бледных, тихих студентов, которые работали в архивах, разбирая, описывая и принося книги.
Вил покачал головой:
– Он занимается новыми приобретениями. Они привозят новые книги со всего света. Скупщики – совсем другая порода.
– Я так и понял, – сказал я, оглянувшись на дверь.
– Собственно, Лоррен с ним и разговаривал, так что ты можешь войти, – сказал Вил, поднимаясь и отворяя дверь позади массивного деревянного стола. – До конца коридора. У него на двери медная табличка. Я бы тебя проводил, да у нас рук не хватает. А уйти с поста я не могу.
Я кивнул и пошел по коридору. Я улыбнулся, услышав, как Вил вполголоса мурлычет мотивчик «Баран, баран». Потом дверь позади меня глухо захлопнулась, и в коридоре воцарилась тишина – было слышно только мое собственное дыхание. К тому времени как я дошел до нужной двери, ладони у меня сделались липкими от пота. Я постучался.
– Войдите! – откликнулся изнутри Лоррен. Голос у него был, как пластина гладкого серого шифера: без малейшего признака эмоций.
Я отворил дверь. Лоррен сидел за огромным полукруглым столом. Вдоль стен, от пола до потолка, высились книжные шкафы. Не было видно ни кусочка стены, хотя бы с ладонь размером: сплошные книги.
Лоррен смотрел холодно. Он даже сидя все равно был ростом почти с меня.
– Доброе утро.
– Господин магистр, я знаю, что мне запрещено бывать в архивах, – поспешно сказал я. – Надеюсь, я не нарушил запрет, явившись к вам?
– Нет, если вы явились по уважительной причине.
– У меня тут кое-какие деньги завелись, – сказал я, вытаскивая кошелек. – И я надеялся выкупить свой экземпляр «Риторики и логики».
Лоррен кивнул и встал. Высокий, бритый, в черной магистерской мантии, он напоминал мне «молчаливого доктора» – загадочного персонажа, присутствующего во многих модеганских пьесах. Я с трудом сдержал дрожь, стараясь не думать о том, что появление доктора всегда сулит катастрофу в следующем акте.
Лоррен подошел к одной из полок и достал оттуда небольшую книжицу. Я с первого взгляда узнал, что это моя. На обложке виднелось темное пятно: она как-то раз промокла во время грозы в Тарбеане.
Я принялся возиться с завязками кошелька, с удивлением обнаружив, что руки у меня немного дрожат.
– Два серебряных пенни, насколько я помню?
Лоррен кивнул.
– Можно, я что-нибудь добавлю? Если бы вы ее не выкупили, я бы навсегда ее лишился. Не говоря уже о том, что это позволило мне поступить в университет…
– Двух серебряных пенни будет довольно.
Я выложил монеты на стол. Они при этом слегка звякнули – свидетельство того, что руки у меня дрожали. Лоррен протянул мне книгу, и я вытер вспотевшие руки о рубашку, прежде чем ее взять. Я открыл книгу на надписи Бена и улыбнулся.
– Спасибо, что позаботились о ней, магистр Лоррен. Она для меня бесценна.
– Одной книгой больше – невелика забота, – ответил Лоррен и сел. Я выждал, думая, что он скажет что-нибудь еще. Он ничего не сказал.
– Я… – у меня перехватило горло. Я сглотнул. – Я еще хотел сказать, что очень сожалею… – Я запнулся при мысли о том, чтобы упомянуть открытый огонь в архивах, и неуклюже закончил: – О том, что я тогда сделал.
– Ваши извинения приняты, Квоут, – и Лоррен снова опустил глаза в книгу, которую читал, когда я вошел. – До свидания.
Я сглотнул еще раз, пытаясь пересилить сухость во рту:
– Кроме того, я хотел бы знать, когда я могу надеяться снова получить доступ в архивы.
Лоррен посмотрел на меня:
– Вас застигли, когда вы подошли к моим книгам с живым огнем, – сказал он, и его голос слегка окрасился чувством, как шиферно-серые тучи окрашиваются светом алого заката.
Все тщательно заготовленные уговоры вылетели у меня из головы.
– Магистр Лоррен! – взмолился я. – Меня высекли в тот день, я был слегка не в себе! Амброз…
Лоррен оторвал от стола длиннопалую руку и поднял ее в мою сторону, ладонью вперед. Этот выверенный жест заставил меня умолкнуть быстрей любой пощечины. Лицо его было невыразительно, как белая страница.
– И кому я должен верить? Ре-лару, проучившемуся три года, или э-лиру, проучившемуся два месяца? Своему скрибу или незнакомому студенту, обвиненному в неосторожном использовании симпатии?
Мне отчасти удалось взять себя в руки.
– Я понимаю ваше решение, магистр Лоррен. Но могу ли я сделать хоть что-то, чтобы заслужить право вновь пользоваться архивами? – спросил я, не в силах полностью изгнать из своего голоса следы отчаяния. – По чести сказать, я бы предпочел, чтобы меня снова высекли, чем провести еще целую четверть без доступа в архивы. Я готов отдать вам все деньги, что у меня есть, хотя это не так много. Я готов многие часы отработать скрибом, без оплаты, только ради того, чтобы доказать вам, на что я способен. Я знаю, что во время экзаменов у вас не хватает людей…
Лоррен смотрел на меня. В его невозмутимых глазах проглянуло нечто похожее на любопытство. Я невольно почувствовал, что мои мольбы возымели эффект.
– А все это, вместе взятое?
– Все это, вместе взятое, – с жаром ответил я – в душе у меня неудержимо воспрянула надежда, – все это, вместе взятое, и любое наказание, какого вы потребуете!
– Для того чтобы отменить запрет, мне требуется лишь одно, – сказал Лоррен.
Я приложил все усилия, чтобы не расплыться в маниакальной улыбке.
– Что угодно!
– Проявите терпение и благоразумие, которых вам пока что недостает, – в лоб ответил Лоррен и снова уткнулся в книгу, что лежала раскрытой у него на столе. – До свидания.
На следующий день один из Джеймисоновых посыльных разбудил меня от крепкого сна в моей просторной кровати в «Лошади и четверке». Он уведомил меня, что мне следует быть «на рогах» за четверть часа до полудня. Меня обвинили в поведении, не подобающем члену арканума. Амброз наконец прослышал о моей песенке.
Следующие несколько часов у меня слегка подводило живот. Именно то, чего я надеялся избежать: возможность для Амброза и Хемме свести со мной счеты. Более того, теперь Лоррен наверняка будет обо мне еще худшего мнения, независимо от того, чем завершится разбирательство.
В Дом магистров я пришел заранее и с облегчением обнаружил, что атмосфера тут куда менее напряженная, чем в тот раз, когда я побывал «на рогах» за наведение порчи на Хемме. Арвил и Элкса Дал мне улыбнулись. Килвин кивнул. Я убедился, что среди магистров у меня имеются и друзья, в противовес врагам, которых я нажил.
– Ну хорошо! – отрывисто сказал ректор. – У нас десять минут до начала экзаменов. Выбиваться из графика мне не хочется, так что приступим прямо сейчас.
Он окинул взглядом прочих магистров, все кивнули.
– Ре-лар Амброз, изложите свое дело! Постарайтесь уложиться в одну минуту.
– Я предоставил вам текст песни! – с жаром заявил Амброз. – Это клевета! Она порочит мое доброе имя. Подобное поведение постыдно для члена арканума! – Он сглотнул, стиснул зубы. – У меня все.
Ректор обернулся ко мне:
– Вы можете что-нибудь сказать в свою защиту?
– Это полная безвкусица, господин ректор, но я не рассчитывал, что она так разойдется. На самом деле я ее и спел-то всего один раз…