Мы с Симом сердито уставились друг на друга. Вилем подчеркнуто отвернулся. Я отвел взгляд первым, чувствуя себя виноватым.
– А потом, тут и говорить-то нечего, – пробормотал я. – Мне нравится проводить с ней время, и теперь я знаю, где она живет. А значит, я могу ее найти, когда захочу.
Глава 64Девять в огне
На следующий день так уж сложилось, что мне снова понадобилось в Имре. Ну а раз уж я оказался по соседству, я зашел в «Дубовое весло».
Хозяин не знал ни «Денны», ни «Дианне», но у него действительно снимала комнату молодая и миловидная черноволосая девушка по имени Динна. Нет, сейчас ее нет, но, если мне угодно оставить записку… От предложения я отказался, довольный уже тем, что, раз я теперь знаю, где живет Денна, найти ее будет относительно просто.
Однако же в ближайшие два дня застать Денну в «Дубовом весле» мне все никак не удавалось. А на третий день хозяин мне сообщил, что Денна съехала посреди ночи, забрав все вещи и не уплатив по счету. Зайдя в несколько трактиров наугад и не обнаружив ее, я отправился назад в универ, не зная, то ли тревожиться, то ли сердиться.
Еще три дня, еще пять бесплодных походов в Имре. Ни Деох, ни Трепе о ней ничего не слышали. Деох мне сообщил, что ей вообще свойственно исчезать подобным образом и что разыскивать ее так же бесполезно, как звать домой кошку. Я понял, что это хороший совет, и пропустил его мимо ушей.
Я сидел в кабинете Килвина, делая вид, что совершенно спокоен, пока огромный лохматый магистр вертел в своих лапищах мою симпатическую лампу. Это был мой первый самостоятельный артефакторский проект. Я сам отливал пластины, сам полировал линзы. Я изготовил излучатель, не потравившись мышьяком. А главное, алар и замысловатая сигалдри, превратившие набор деталей в работающую ручную симпатическую лампу, были мои.
Если Килвин одобрит готовое изделие, он выставит его на продажу, и я получу часть денег в качестве комиссионных. А главное, я сделаюсь самостоятельным артефактором, хотя и начинающим. Мне доверят изготовлять изделия самостоятельно, у меня будет куда больше свободы. Это был серьезный шаг вперед в табели о рангах, шаг к тому, чтобы сделаться ре-ларом и, более того, обрести финансовую независимость.
Наконец он поднял глаза.
– Хорошая работа, э-лир Квоут, – сказал он. – Однако устройство несколько необычное.
Я кивнул:
– Я внес кое-какие изменения, сэр. Вот включите, и сами увидите…
Килвин издал негромкий звук, который мог сойти за смешок, а мог и за раздраженное хмыканье. Он поставил лампу на стол и обошел комнату, гася все лампы, кроме одной.
– Э-лир Квоут, знаете ли вы, сколько симпатических ламп взорвалось у меня в руках за все эти годы?
Я сглотнул и покачал головой:
– Сколько?
– Ни одной, – торжественно объявил он. – Потому что я всегда осторожен. Я всегда полностью уверен в том, что держу в руках. Вам следует научиться терпению, э-лир Квоут. Секунда в уме стоит девяти в огне.
Я потупился и напустил на себя пристыженный вид.
Килвин протянул руку и потушил оставшуюся лампу. Комната погрузилась в почти полную темноту. После небольшого ожидания ручная лампа вспыхнула отчетливым красноватым светом. Луч ударил в противоположную стену. Он был очень тусклый, не ярче свечки.
– Выключатель регулируемый, – поспешно объяснил я. – Это скорее реостат, чем выключатель.
Килвин кивнул:
– Хитро придумано. Большинство людей не стали бы возиться с таким устройством в маленькой лампе.
Свет сделался ярче, тусклее, снова ярче.
– Сигалдри сама по себе вполне хороша, – медленно произнес Килвин, ставя лампу на стол. – Однако у вашей линзы что-то не так с фокусом. Она не рассеивает свет.
Это была правда. Вместо того чтобы освещать всю комнату, как обычно, моя лампа озаряла только одну узкую полоску: угол рабочего стола и половину большой грифельной доски, стоящей у стены. Остальная часть комнаты оставалась в темноте.
– Это нарочно, – сказал я. – Свечные фонари такие тоже бывают, «бычий глаз» называются.
Килвин был не более чем массивной черной тенью по ту сторону стола.
– Да, э-лир Квоут, такие вещи мне знакомы, – его голос звучал несколько укоризненно. – Они используются в основном для всяких неблаговидных дел. Дел, о которые арканисту лучше не мараться.
– Я думал, ими моряки пользуются, – сказал я.
– Ими пользуются воры, – серьезно ответил Килвин. – Воры, и шпионы, и другой подобный люд, который не желает, чтобы кому-то сделалось известно, чем они занимаются в темные ночные часы.
Моя смутная тревога вдруг обострилась. Я-то рассматривал этот разговор в основном как формальность. Я знал, что я искусный артефактор, лучше многих, кто работает в мастерской Килвина куда дольше моего. А теперь я вдруг встревожился: а что, если я сделал ошибку и почти тридцать часов работы над лампой были потрачены впустую? Не говоря уже о том, что я вложил больше таланта своих собственных денег в материалы…
Килвин невнятно крякнул и что-то пробормотал себе в бороду. Полдюжины масляных ламп по всей комнате снова вспыхнули, залив помещение естественным светом. Я восхитился тем, как небрежно магистр использовал шестикратное связывание. Откуда он взял энергию – я даже не догадывался.
– Ну, просто все же всегда начинают с симпатической лампы, – сказал я, чтобы заполнить тишину. – И всегда все следуют одной и той же старой схеме. А я хотел сделать что-нибудь другое. Хотел проверить, сумею ли я изготовить что-то новое.
– Насколько я понимаю, вы хотели в первую очередь продемонстрировать свою чрезвычайную изобретательность, – будничным тоном произнес Килвин. – Вы хотели не просто завершить свой срок ученичества вдвое быстрее, чем обычно, но еще и принести мне лампу собственного изобретения, с новым, улучшенным, устройством. Будемте откровенны, э-лир Квоут. Изготовляя эту лампу, вы стремились доказать, что вы лучше обычных учеников, верно?
Говоря это, Килвин смотрел на меня в упор, и в его глазах, для разнообразия, не было видно его обычной рассеянности.
Во рту у меня пересохло. Килвин, с его лохматой бородищей и сильным акцентом, обладал умом твердым и острым, как алмаз. С чего мне взбрело в голову, будто ему можно солгать и это сойдет мне с рук?
– Да, конечно, магистр Килвин, – ответил я, отводя взгляд. – Я хотел произвести на вас впечатление. Но я думал, что это само собой разумеется…
– Не подлизывайтесь, – сказал он. – Напускное смирение на меня впечатления не произведет.
Я поднял голову и расправил плечи:
– Ну, магистр Килвин, в таком случае я и в самом деле лучше прочих. Я быстрее схватываю. Больше тружусь. Руки у меня более ловкие. Ум более пытливый. Однако я рассчитываю, что это вам и так известно, и говорить вам об этом мне ни к чему.
Килвин кивнул:
– Так-то лучше. И да, вы правы, мне это известно.
Он принялся включать и выключать лампу, направляя ее на разные предметы в комнате.
– И, честно говоря, ваше искусство действительно произвело на меня должное впечатление. Лампа сделана аккуратно. Руны весьма продуманные. Гравировка без изъянов. Толковая работа.
Похвала заставила меня зардеться от удовольствия.
– Но артефакция не сводится к навыкам и умениям, – сказал Килвин, поставив лампу на стол и растопырив свои ручищи по обе стороны от нее. – Продать ее я не могу. Она непременно окажется в дурных руках. И если какой-нибудь взломщик попадется с таким инструментом, это бросит тень на всех арканистов. Вы завершили свое ученичество и отличились как искусный мастер.
Я почувствовал себя увереннее.
– Однако ваша мудрость по-прежнему оставляет желать лучшего. Саму лампу мы, полагаю, пустим в переплавку…
– Вы хотите пустить в переплавку мою лампу?!
Я трудился над нею целый оборот и вложил в материалы практически все деньги, что у меня были. Я рассчитывал неплохо заработать, когда Килвин ее продаст, а теперь…
Лицо Килвина было твердым.
– Э-лир Квоут, мы все в ответе за то, чтобы оберегать репутацию университета. А если такой предмет попадет в дурные руки, это плохо скажется на всех нас.
Я изо всех сил пытался придумать, как его переубедить, но тут он махнул рукой, выпроваживая меня вон:
– Ступайте, порадуйте Манета хорошей новостью.
Я, приуныв, вышел в мастерскую. Меня встретили звуки сотни рук, деловито резавших дерево, тесавших камень и ковавших металл. В воздухе висела въедливая вонь кислот, горячего железа и пота. Манета я увидел в углу – он ставил тигель в печь. Я дождался, пока он закроет дверцу и отступит назад, утирая пот со лба рукавом рубашки.
– Ну что, как? – спросил он. – Ты прошел? Или мне еще целую четверть придется водить тебя за ручку?
– Да прошел я, прошел, – отмахнулся я. – Прав ты был насчет изменений. Ему не понравилось.
– А я тебе говорил, – сказал он без особого злорадства. – Ты ж не забывай, я тут дольше, чем любые десять студентов, вместе взятые. И когда я тебе говорю, что все магистры в глубине души консерваторы, это не пустые слова. Я-то знаю.
Манет рассеянно пригладил свою буйную седую бороду, следя за волнами жара, исходящими от кирпичной печи.
– Ну и как, что ты собираешься делать теперь, когда ты вольная пташка?
– Я подумывал изготовить партию излучателей для голубых ламп, – сказал я.
– Да, деньги неплохие, – протянул Манет. – Но дело рискованное.
– Ну ты же знаешь, я же осторожный! – заверил я.
– А риск есть риск, – возразил Манет. – Учил я одного парня лет десять тому назад, как же его звали-то? – Он потер лоб, потом пожал плечами. – Он ошибся, самую малость. – Манет резко щелкнул пальцами. – Но большего и не требуется. Обгорел сильно и лишился двух пальцев. Ну и артефактор из него после этого был так себе.
Я бросил взгляд на другой конец мастерской, на Каммара, одноглазого, лысого и покрытого шрамами.
– Идею понял.
Я опасливо размял руки, поглядывая на блестящую металлическую емкость. После демонстрации Килвина люди пару дней относились к ней с опаской, но вскоре она сделалась просто еще одним предметом оборудования. Правду сказать, в фактной было десять тысяч способов погибнуть, если не быть осмотрительным. И костная смола была просто новейшим, самым экзотическим методом убиться.