Напротив, трудно сомневаться, что значительная часть разительных, поистине страшных фактов о преступлениях Сталина, подтверждающих абсолютную правильность решений обоих съездов, еще не предана гласности. На Сталине лежит ответственность не только за гибель бесчисленных невинных людей, за нашу неподготовленность к войне, за отход от ленинских норм партийной и государственной жизни.
Своими преступлениями и неправыми делами он так извратил идею коммунизма, что народ этого никогда не простит. Вопрос о реабилитации Сталина не только внутриполитический, но и международный вопрос. Какой-либо шаг в направлении к его реабилитации, безусловно, создал бы угрозу нового раскола в рядах мирового коммунистического движения».
«Реабилитация» Сталина действительно готовилась. Но руководство страны решило все-таки от официальных заявлений по этому поводу воздержаться. Просто перестали появляться публикации, напоминающие о «злоупотреблениях» во время культа личности, и, наоборот, пошли в производство книги и фильмы, где одним из действующих лиц был Сталин, изображенный в сдержанно-положительном плане.
А 29 марта 1966 года открылся 23 съезд КПСС. На нем Брежневу было присвоено звание Генерального Секретаря, которое было только у Сталина.
Однако многие представители культуры восприняли возможность появление такого письма как глоток свежего воздуха. Несмотря на страх, бывший после процесса Синявского — Даниэля.
Но ожидания улучшений закончились так же быстро, как и появились. Очень скоро стало ясно, что в среде писателей будет продолжаться и углубляться серьезный раскол. Миллионные тиражи, льготы от государства, немыслимые материальные блага в виде дач и квартир — все это было возможно при полной поддержке официального курса власти, полного восхваления той социалистической «реальности», которую, покрытую полировкой и глянцем, пытались донести до рядового советского гражданина.
Партия и руководство СССР прекрасно понимали важность кино и книг в пропаганде своих идеалов, а потому работа в этих направлениях была весьма серьезной. Поэтому раскол происходил постоянно.
Так, группа известных писателей составила ходатайство о том, что готовы взять на поруки Андрея Синявского ради досрочного освобождения писателя из лагеря.
Но, выступая на съезде 1 апреля 1966 года, Михаил Шолохов, титулованный и обласканный советской властью писатель, сказал следующее: «Попадись эти молодчики с черной совестью в памятные 20-е годы, когда судили, не опираясь на строго разграниченные статьи уголовного кодекса, а руководствуясь революционным правосознанием, ох, не ту меру наказания получили бы эти оборотни!»
После этой речи Корней Чуковский записал в дневнике: «Подлая речь Шолохова — в ответ на наше ходатайство взять на поруки Андрея Синявского так взволновала меня, что я, приняв утроенную дозу снотворного, так и не смог заснуть… Черная сотня сплотилась и выработала программу избиения и удушения интеллигенции».
Это было чистой правдой. Интеллигенция, в которой упорно отказывались видеть интеллектуальную элиту, становилась классом-изгоем. И ужесточение расправы с этим непокорным классом, способным думать, в полной мере ощутил на себе Анатолий Нун.
Об этом и о многом другом говорили в камере, и Павел постоянно спрашивал мнение Анатолия по каждому вопросу, чем несказанно ему льстил. Что касается Анатолия, то, обреченный на долгое и страшное молчание, он с удовольствием и радостью открывал свою душу, не утаивая ни одной мысли.
К вечеру первого дня, когда они говорили так достаточно откровенно, за Павлом вдруг пришли. Но увели без вещей. Через полчаса Павел вернулся.
— В медпункт водили, укол делать, — так же жизнерадостно отрапортовал он, — доктор постоянно делать велел. Хроническое заболевание почек у меня. Вот, боятся, чтобы не умер. Потому и делают.
Ночью Анатолию приснился тяжелый и плохой сон. И, проснувшись, он больше не смог заснуть, только сидел на койке. Где-то через час Павел открыл глаза.
— Почему не спишь? — он тоже уселся на койке, по-турецки скрестив ноги, и прислонился к стене.
— Сон плохой видел. Один человек приснился. И вот, думаю, встречу ли когда-то этого человека.
— Твой родственник, друг? — В глазах Павла зажегся интерес.
— Нет. Это женщина, — Анатолий горько вздохнул.
— Дама сердца? — скабрезно осклабился Павел.
— Ничего подобного! Мне сложно определить. Просто, наверное, знакомая. Мы однажды встретились на одной вечеринке. И она перевернула для меня целый мир.
— Расскажи, — Павел приготовился слушать.
— А нечего и рассказывать, — Анатолий пожал плечами, — ничего не было. Мы говорили о многом. Говорили о таких вещах, которые лучше совсем не вспоминать, всю ночь напролет. Ее звали Альбина. Очень красивая и умная девушка. А утром мы расстались.
— И ты ее не нашел потом? Почему же не искал? — удивился Павел.
— Это не так просто было сделать. Я тогда жил с этой… медсестрой из поликлиники, дура дурой. После в ее сторону смотреть не мог. Но я все-таки отвечал за эту дуреху! Как я мог искать?
— Странные у тебя представления о жизни! — Павел передернул плечами. — Я бы нашел. Я бы обязательно ее нашел!
— Я думал, что… Впрочем, это уже не важно.
— Нет, ты скажи! Если уж говорить, то говорить обо всем. Мы же друзья.
— Хорошо. Я скажу тебе правду. Видишь ли, тогда я подал документы на выезд и думал, что уеду. Поэтому не хотел тревожить ее душу.
— Документы на выезд? Куда ты хотел уехать? — у Павла округлились глаза.
— Я хотел уехать в Израиль. Мне посоветовали друзья попробовать. Думал, что уеду, устроюсь там и выпишу свою сестру Розу. Конечно, причиной выезда были родственники, воссоединение семьи. Никаких родственников на самом деле у меня не было. Мне помогали это сделать.
— Кто помогал?
— Есть люди, которые занимаются этим. Помогают евреям выезжать. С этими людьми меня познакомил мой друг Сема Лифшиц.
— Сема Лифшиц, — повторил Павел, словно запоминая.
— Да, это были знакомые Семы. Я очень хотел уехать, давно. Но я получил отказ, — Анатолий жестко и горько усмехнулся, — я отказник, и не скрываю этого. Я так хотел уехать из места, где я враг.
— Почему враг? — В голосе Павла прозвучала серьезность.
— Ты думаешь, я это знаю? — В улыбке Анатолия, появившейся на его губах, была печаль. — Ты слышал это слово — «отказник»? Это люди, которые хотели уехать из страны, где в них видели постоянных врагов. Но им отказали в надежде.
— Я не понимаю этого — уезжать, — сказал Павел, — это выглядит как предательство. Предательство своей страны.
— Серьезно? — Анатолий усмехнулся. — Какой страны? И чего предательство? Предательство страны, которая уже тебя предала? А ты не думал по-другому — о том, что это выглядит как попытка спасти и сохранить себя?
— Ты преувеличиваешь, — в голосе Павла почему-то зазвучала неуверенность.
— Разве? — Анатолий продолжал улыбаться. — Ты знаешь, как это, постоянно идти туда, где тебя не ждут? Знать, что ты никому там не нужен? Тебе не рады. Каждый твой промах вызывает радость. Каждая твоя рана — смех. Представь, как это — жить так изо дня в день. Всегда ненужным. Всегда вызывающим раздражение, злость и зависть. Ты сможешь это пережить?
— Нет, — быстро ответил Павел и тут же поправился: — Нет, но…
— А я живу так всю свою жизнь. И не один я. Скажи, почему я, человек с университетским образованием, развитым умом и кое-какими знаниями… Не лучше и не хуже всех, просто обладаю знаниями и умом… Должен жить на этой советской уравниловке и подстраиваться под какого-то дебила, которому посчастливилось родиться сыном конюха или тракториста в деревне? Откуда взялся этот лозунг, что все равны? Я не хочу быть равным! Я хочу быть нужным. Приносить пользу своим умом, делать то, что я люблю. А родная страна всегда видела во мне врага.
— Снова преувеличение, — неуверенно сказал Павел. — Просто наша страна дает всем равные возможности.
— А почему она их дает? — быстро перебил Анатолий. — Почему эти возможности равны? Они не могут быть равными изначально. Это абсурд! У меня и у тракториста разные возможности. Профессор не может быть равным дворнику. Они не могут получать одинаковую зарплату. Они НЕ РАВНЫ. Писатель не равен фрезеровщику. Это не значит, что кто-то лучше, а кто-то хуже. Они РАЗНЫЕ. Ум, знания, достижения — все это обесценено в нашей стране, превращено в ничто. Та же способность учиться. Образование не является гарантией успеха в жизни. А почему? Столько поколений умных, интеллигентных, талантливых и культурных людей уничтожалось системой на протяжении долгих лет! И сохранились потомки этого быдла, этих уничтожителей, способных давить из зависти, по приказу, ради карьеры. Потомки — такое же быдло. Они пришли во власть. И вычеркнули все, что может поколебать веру в святой фетиш их социалистического будущего. В людях, умеющих мыслить, они видят врагов! И знаешь, как звучит для них имя врага? Оно мое! Это я враг. Враг потому, что не хочу быть таким же бездумным быдлом, живущим по приказу, и мыслить так, как положено и велено всем.
— Ты говоришь опасные вещи, — нахмурился Павел.
— Я ведь уже в тюрьме, не так ли? Что еще может быть хуже, расстрел? Я так не думаю. Расстрела я не боюсь. Может, я даже попаду в рай, где смогу писать свои романы, и жить этим.
— А может, ты попадешь в ад, — хохотнул Павел.
— Ну нет! Ада не существует. Ад уже здесь, на земле. Как там у Данте? «Оставь надежду, всяк сюда входящий». Тем более, что в надежде мне уже отказали.
— А вот давай представим, что ты выйдешь из тюрьмы… Ты снова будешь пытаться уехать?
— Буду, — твердо отозвался Анатолий, — буду, чтобы сохранить себя. И для этого есть весомая причина. Я не плохой и не хороший. Я просто другой. Человек с другой планеты. И я всегда буду другим. Не таким, как все.
— Ты сейчас все говоришь очень правильно. Но ты ничего не сказал о сионистских организациях.
— А сионистских организаций, которые уговаривают евреев, не существует. Это все выдумка КГБ. Эту выдумку они наклеивают на правду — на то, что есть люди, которые сознательно и добровольно хотят уехать из этой страны. Потому что нельзя всю жизнь быть врагами.