Дигвил Деррано, благородный дон и наследник сенорства, молча ссыпал деньги себе за пазуху в кожаный кошель, предусмотрительно подшитый туда навсинайскими портными. Ему не требовался никакой Имир. Он его знать не знал и не желал. Ему просто нужно было какое ни есть оружие и деньги.
Теперь можно было и справиться насчёт цен у корабельщиков.
Почему я медлю и чего я жду? – спрашивала себя Алиедора, стоя у планшира. Я свободно хожу по всему кораблю. Руки и ноги не связаны. А уж здесь, на галере, наверняка найдётся хоть какой-нибудь железный дрын, что вполне сойдёт за оружие. Так что со мной? Почему эти двое, Фереальв и Роллэ, до сих пор едят, пьют, спят, дышат? Почему они ещё не кормят рыб на дне моря Отсветов?
Потому что дхусс дал слово, а ты веришь ему, словно самому Зверю Воплощённому? «Терпение и верность», да? Что за глупости…
Однако день сменялся днём, однообразная морская гладь по-прежнему тянулась вокруг, заунывно покрикивали боцманы, и старшие гребной команды били в кожаное било, задавая ритм вёслам, матросик с пустыми глазами ставил перед Алиедорой деревянный поднос с немудрёной едой, а она всё бездействовала. Снадобья Некрополиса не пополнялись уже очень, очень давно, она принуждена была пить простую воду – однако ничего не менялось.
Фереальв, лишившийся после схватки с навсинайскими магами своих собственных мечей и довольствовавшийся парой первых попавшихся клинков, подобранных, когда они вырвались из плена, – при одном взгляде на Гончую вечно корчил презрительную гримасу, не удостаивая ни словом. Роллэ, напротив, вступал в разговоры куда охотнее – вся магия Разыскивающего оставалась при нём, не важно, есть у него посох в руке или нет.
Дхусс Тёрн, казалось, превратился в деревянную статую. Он очень мало ел, не прикасался к мясному, днями не сдвигался с места, сидел с закрытыми глазами, скрестив ноги и уронив на колени раскрытые к небу ладони. Алиедора посмотрела-посмотрела и решила его не трогать. Всё, что ей нужно было знать, она уже знала. Он успел ей это показать – там, ещё в их первой камере. Он сейчас – не сомневалась Гончая – тоже не бездельничает. Слово дано, его надо сдержать, хотя бы горели и рушились сами небеса. Вот такой он, дхусс.
Тогда он дал понять, что говорит не для неё, для пленителей, чтобы убедить их – они с Алиедорой не попытаются бежать. Измыслил план, что, мол, Мудрые сами пойдут к ним на поклон – то-то Роллэ с Фереальвом хохотали небось, слушая!..
И всё-таки губы её кривились в нехорошей усмешке. В Некрополисе не признавали поражений. Их просто не существовало. Всякая неудача была просто поводом к тому, чтобы сделаться лучше. Но при этом сам допустивший ошибку мог послужить уроком лишь для других, не для себя. К оступившимся Гильдия Мастеров была беспощадна. А она, Алиедора, как ни крути, задание провалила, попала в плен. Последнее, впрочем, не так страшно, как неисполнение приказа. В Некрополисе перестали получать известия о дхуссе, и это единственное, что имело значение.
И всё же она бездействовала. Может, оттого, что научилась верить ещё кому-то, кроме себя?
Она считала дни и ждала.
Однако совершенно мирным и безмятежным их путешествие не оказалось.
…По синей глади растекалось желтоватое пятно гноя. Команда, словно ничего не замечая, занималась обычным трудом, и только ноори, а с ними Алиедора смотрели с кормы на отвратительную кляксу.
Гниль прорвалась прямо посреди океана.
Внутри у Алиедоры словно шевелилась жёлтая многоножка. Боль и тошнота – хозяйка Гнили, называвшая себя то так то эдак, похоже, не забыла отступницу. Вернее – оступившуюся; но силы неземные, подобно Мастерам Некрополиса, тоже не прощают ошибок тем, кто им служит.
Разыскивающий Роллэ то и дело бросал на Алиедору быстрые, но очень пристальные взгляды.
– Ничего не напоминает, Гончая?
Алиедора покачала головой. С врагами лучше всего говорить, раз уж они сами идут на это. Легче будет потом свернуть им головы.
– Нет. Ничего. – Она отвернулась.
– Ты бледна, – заметил ноори.
Алиедора промолчала.
– Нам надо вернуться в мою мастерскую, – продолжал Роллэ. – Там я смогу разобраться во многом, помимо прочего – и в тебе.
Гончая равнодушно пожала плечами.
– Не хочешь говорить?
Она хотела, но предпочитала слушать.
– Тебе всё равно, какие тайны ты носишь в себе?
До чего ж дешёвая покупка. Гончие потому и стали Гончими, что отрицают собственную самоценность. Главное для них дело, а их тела, руки, ноги и даже голова – всего лишь орудие. Но не следует полагать, что дело может быть лишь навязано извне, теми же Мастерами.
– Трудно будет нам с тобой, – совсем по-домашнему сказал Роллэ. Хорошо ещё, что руку на плечо не положил.
– Такому Мастеру не пристало бояться трудностей, – разлепила она губы.
– Мастер не боится, – серьёзно ответил Роллэ. – Но он и не хочет творить зряшнего злодейства.
Она не выдержала.
– Ты настолько веришь в действенность данного дхуссом слова? – прошипела Алиедора в лицо опешившему ноори. – Убеждён, что непобедим? Что я даже не дёрнусь?
– Если бы хотела, уже б дёрнулась. – Роллэ не опустил взгляда. – Твой самый страшный враг – ты сама, доньята Алиедора Венти.
– Я слышала это много раз. Скажи что-нибудь новое.
– Ты, возможно, самый страшный враг нашего мира за многие-многие века.
Несмотря на всю выдержку, у Алиедоры похолодело в животе. Когда-то она бежала, считая себя всего лишь униженной и оскорблённой. Потом, когда пришла пора Гнили, когда она мстила всем и каждому, когда многоножки повиновались её воле, – не о том же самом неусыпно нашёптывала ей душа, да только она, Алиедора, слушать такое не хотела?..
Однако силу и гордость Гончей сломить оказалось не так просто. Это говорилось много раз, подумала она. И не только мне. Вообще всем, кого требовалось испугать или сломить. «Страшный враг мира», подумать только! Века проходят, а ничего другого придумать эти охранители не в состоянии.
Она усмехнулась прямо в лицо ноори.
– Докажи, Разыскивающий.
– Докажу, не сомневайся. Для того я и везу тебя на Смарагд.
– Только для этого? – Она по-прежнему не скрывала презрения.
– Не только. – Роллэ не отводил взгляда. – Ещё неплохо бы уберечь это небо, что над нами, да и моря с сушей как-то жалко.
– Как вы мне все надоели! – совершенно по-девичьи, точно разозлённая надоедливым поклонником, вскинулась Алиедора. – Со своими страшными предсказаниями, роковыми совпадениями и небесными пророчествами!
– Отмахивающийся от пророчеств обречён, так считают Мудрые Смарагда. – Роллэ словно и не заметил её вспышки.
Алиедора смолкла. Гнев её скатывался с ноори, точно капельки воды с гладкого, отполированного прибоем камня.
Я же для него не человек, вдруг подумала она. Зверюшка. Говорящая зверюшка, с какими-то непонятными и оттого кажущимися опасными способностями. Он ничем не отличается от навсинайцев, попытавшихся вскрыть мне пузо – исключительно в познавательных целях! – едва я очутилась у них в руках.
Больше Гончая ничего не говорила. Молча спускалась на палубу и до седьмого пота заставляла себя растягиваться, чтобы не закостенели суставы, преображённые в своё время алхимией Некрополиса. Дхусс, казалось, вообще всё это время пребывал где-то в неведомом, не открывал глаз и почти ничего не ел.
…Гниль вблизи их корабля прорывалась ещё четыре раза. К счастью, миновало. Правда, после каждого прорыва Алиедора видела на лбу Роллэ крупные капли пота и догадывалась почему – очень нелегко удерживать в повиновении всю немалую команду галеры.
И ведь где-то неведомо как, но тащится за нами то чудовище в образе маленькой девочки, та истинная тварь Гнили, что Алиедора заметила, ещё когда дхусс и его спутники уходили от Вольных городов. Какую роль она сыграет в грядущем?..
Отряд мэтра Ксарбируса, как мог, спешил к морю, пробираясь через когда-то тёплые, привольные, густо усеянные городами, городишками и городишечками края. Прибрежье моря Отблесков славилось щедрыми урожаями и тихими, бесснежными зимами. С древних времён здесь строились виллы богачей, а потом, когда наступили дурные времена, – крепкие замки. Потом, когда Держава Навсинай прочно утвердилась к северо-востоку от Самалеви и Решама, здесь процветали мелкие правители, короли и сеноры. Жили бы они поживали, до тех пор пока маги не решили бы наконец наложить на них тяжёлую руку, однако допрежь того пришла другая беда – Гниль.
И сейчас народ бежал куда глаза глядят. «Ведьм» тут уже всех, похоже, посжигали. Всадников встречали наполовину опустевшие деревни, заколоченные постоялые дворы, исхудавшие, посеревшие от вечного ужаса люди, кому было уже некуда уходить или кто просто не мог сдвинуться с места. То тут, то там попадались чёрные круги, оставленные многоножками – теперь они, похоже, жрали вообще всё, что попадалось им на пути. Жирная чёрная земля, обильно удобренная тёплым прахом, слегка парила.
Сидха Нэисс всякий раз спешивалась, осторожно, на четвереньках, словно зверь, подползала к границе жуткого круга, принюхивалась, присматривалась, водила над обнажённой землёй своею лозой.
– И что тебе удалось узнать, милая моя? – сварливо осведомился Ксарбирус, когда сидха наконец осторожно, пятясь, отошла от очередного круга, третьего за сегодня.
– Земля непраздна, – кратко отмолвила сидха, оборачивая свою лозу вокруг пояса.
– Непраздна? Это как?
– Готова родить. В лоне её сила для возрождения. Но… странная сила. Будто посмертная. Чтобы её обрести, надо пройти через гибель.
– Семена, что ли? – не понял алхимик.
Стайни покачала головой. Щёки её заметно ввалились, словно она отдала много сил там, возле чёрного круга.
– Нет… мы, сидхи, знаем, когда земля жива, когда готова плодоносить… и не потому, что в неё сеятелем брошено семя. Не спрашивай меня больше! – Она вскинула руки, словно защищаясь. – Это из самой глубины сидхской веры, я не знаю, откуда оно взялось!