Нет. Пусто. Никого нет. Она усилием воли гнала предательскую слабость из ног, вымотанных беготнёй вверх-вниз по бесконечным ступеням.
Бесполезно. Что-то случилось, отсюда надо выбираться самой.
Внутри всё сжалось – что это, давно забытый страх? Она, Гончая, лучшая из всех, избранная, отмеченная и прочая, прочая, прочая – боится? Страшится темноты и тишины, боится звёздного света, острыми копьями пронзающего тьму в безмолвных залах? Здесь творилась магия вне её разума и понимания, здесь Мудрые правили бал; что сказал бы сейчас её наставник, проницательный Латариус?
Используй силу врага против него. Пусть его ряды разделятся. Пусть родятся смута и подозрения.
Легко сказать! Этих Мудрых – разве натравишь друг на друга?
…Она медленно спустилась вниз, туда, где лежали «её» ноори. Пленники помаленьку приходили в себя, следовало торопиться. Девушку на сей раз Алиедора оставила в покое, взявшись за представительного мужчину с роскошными иссиня-чёрными волосами.
…Он слушал её, то и дело вздрагивая всем телом. Глаза, похожие на мелкие чёрные ягоды, маслянисто блестели, вперившись в Гончую. Шею Мудрого охватывала петля, Алиедора сидела перед ним на корточках, готовая в любой миг сломать ему позвонки.
– Говори, – в очередной раз повторила Алиедора. – Где выход?
– Выхода нет, – глухо проговорил мужчина, глядя ей в глаза. Взгляд ничего не выражал, он не был пустым, бессмысленным, одурманенным или что-то ещё – нет. Он был абсолютно и совершенно чужим, куда более чужим, чем взгляд многоножки, вырвавшейся на волю из лопнувшего пузыря Гнили. – Вы должны были стать выходом. Но явилась… явилось… это существо…
Алиедора решила как бы не заметить то, что отвечает пленник на совсем иной вопрос. Её-то в первую голову занимало, как выбраться из башни Затмений…
– Ага! Существо, значит. Отвечай, да с подробностями!
Красивые, идеально правильные губы пленника чуть дрогнули.
– Зачем тебе это, мёртвая? Мы могли спастись только лишь одним. Свершив обряды над Обрекающим.
– Обрекающим?
– Воплощённым Тёмным. Тебе он известен под именем Тёрн. Послушай, мёртвая, освободи меня, и, слово чести ноори, я ничего не…
– В Некрополисе не любят дур, – ровным голосом сказала Алиедора. – Дур в Некрополисе очень быстро выводят на чистую воду. Потом из них получаются, в общем, даже весьма неплохие зомби. Работящие такие и нетребовательные.
– Кх, кх, кха-а-а, – зашёлся в кашле ноори, стоило Алиедоре чуть стянуть петлю. – Остановись, несчастная! О, великое небо, что за муку терплю я! И от кого?! Жалкая, ничтожная мёртвая…
– Сейчас мёртвым станешь ты, – посулила Алиедора. – Отвечай!
– Что «отвечай»?! Ты ведь не поймёшь и малой толики мною сказанного… – хрипел пленник.
– А ты постарайся, – дала совет Гончая. – Очень хорошо постарайся. Глядишь, что и выйдет. В Некрополисе меня, во всяком случае, за глупенькую не держали.
– В Некрополисе! – Ноори попытался презрительно фыркнуть. Получилось очень плохо и жалко, просто заплевал себе бороду. – Да что они там понимают!.. Мы обречены, все обречены, весь мир погибнет, если мы не заполучим этого дхусса!
– Старые, старые сказки. – Алиедора постаралась зевнуть как можно натуральнее. – Мир всегда погибает, мир всегда нужно спасать, и спасти его может непременно лишь один и только один герой…
– Не герой, – выплюнул ноори, словно ругательство. – Не герой, а проклятие! Воплощение нашего рока!
– Проклятые дети, – кивнула Алиедора. – Слыхала, слыхала, как же не слыхать. Меня и саму так едва не прозвали. Придумай что-нибудь получше, Мудрый, потому что иначе… – И она слегка натянула петлю.
– Аррррххх!!.. Отпусти, безумная! Я расскажу!
– Ничего иного я и не желаю. Говори! Или ты надеешься, что потянешь время и кто-то из твоих собратьев придёт в себя, после чего прикончит меня одним аккордом вашей Беззвучной Арфы?
– Дхусс рассказал тебе слишком много…
– Не тебе судить, – отрезала Алиедора. – Давай по порядку. С чего всё началось?
– Никто не знает в точности, как и кем сотворено было Великое Древо. Наши предания говорят, что…
– Это можешь пропустить.
– Как угодно, – страдальчески сморщился Мудрый. – Однако сии материи весьма важны для понимания последующего. Силы, которые вы, мёртвые, называете «богами» или «Зверями», наложили строгие запреты. Всё подвластно всемогущей смерти. Нет ничего истинно вечного, кроме одного лишь Древа. Если умирают цветы, трава, животные и мы, разумные, то могут умирать и миры. Ты следишь за ходом моей мысли, мёртвая?
– Ещё раз назовёшь меня так – сам станешь мервее мёртвого, – посулила Алиедора.
– Не грози понапрасну, – ухмыльнулся ноори. Кажется, он приходил в себя, обретая уверенность. – Ты же хочешь дослушать всё до конца, мё… Гончая?
– Не заговаривай мне зубы, – мрачно заявила доньята.
– Обладающий знанием может предвидеть грозные признаки. Один из них – небесные явления…
– Этот самый Небесный Сад, о котором столько болтали?
– Он самый. Полчища разъярённых духов… выпущенных из вековечной темницы… Силам, богам, Зверям – зови как угодно – надоел какой-то мир. «Мера грехов превысила», как сказали бы служители Прокреатора. Равновесие нарушается. Разрушительная мощь даруется… таким вот Роковым детям.
– И потом их убивают, – докончила Алиедора ровным, холодным голосом. – Под любыми предлогами. Знаемо.
– Просто прервать существование Рокового дитя недостаточно, – скрипел ноори, судорожно дёргая челюстью. – Более того, это очень опасно. Требуются особые деяния…
– Деяния?
– Свершения. Изменения. Сотворения и возведения. Я не знаю ваших слов, они такие же мёртвые, как и вы сами.
– Я поняла, – медленно проговорила Алиедора. Она уже некоторое время прислушивалась к слабым, едва различимым звукам у себя за спиной – там, похоже, приходил в себя кто-то из Мудрых. Пленник, конечно, слышал это тоже и явно тянул время. Но пусть пока думает, что она ничего не замечает. – И чего же следует достичь оными свершениями, равно как и изменениями с сотворениями?
– Враждебное миру должно быть изгнано. – Ноори сморщился, то ли от боли в натёртой грубым вервием шеи, то ли от обессиливающего страха. – Только тогда воплощение Тёмного может быть остановлено и обращено вспять. Иначе же… то, что вы, мё… простые смертные, называете «Гнилью», пойдёт за ним по пятам, усиливаясь с каждым днём. Пока мы ещё можем её сдержать, здесь, на нашем острове. Но вскоре она сделается непобедимой. И тогда…
– Что тогда? – нетерпеливо переспросила Алиедора. Мудрый за спиной ворочался, наивно полагая, что поглощённая допросом Гончая ничего не слышит и не замечает.
– Лист сгниёт, – прошептал Мудрый таким голосом, что даже Алиедору продрало холодом. – Сгниёт и сорвётся с Древа. Точно так же, как в ваших лесах листья опадают каждую осень, когда наступают холода. Теперь ты поняла, зачем нам твой дхусс?!
– Если всё так просто, почему же вы так долго ждали?
– Здесь нельзя ошибиться. Затраты сил на обряд огромны, мы не можем хватать первых попавшихся. – Губы пленника презрительно дрогнули, глаза шевельнулись, глядя куда-то за плечо Алиедоре.
Не поворачиваясь, Гончая ударила назад каблуком сапожка. Нога вошла во что-то упругое, раздался хриплый выдох-вскрик, и что-то упало.
– Плохо же вы обо мне думаете, – прошипела она прямо в расширившиеся от ужаса глаза ноори. – Если решили, что достаточно Гончей повернуться спиной – и она ничего не увидит.
– Я ответил тебе, создание Некрополиса, – в тон ей прошипел ноори. – Что дальше? Убьёшь всех нас?
– Нет, не убью. Пока. У меня ещё остались кое-какие вопросы.
– А потом? Неужели тебе всё равно, Гончая?
– Конечно, – равнодушно сказала Алиедора. – Я же отвратная тварь Некрополиса, забыл об этом, о утончённый ноори? Какое мне дело, что случится с миром, если наше владение – вся бесконечная Смерть?
– Врёшь! Врёшь! Все вы смерти боитесь и потому…
– Думай как хочешь, – перебила Мудрого Алиедора. Полноте, такого уж на самом деле «мудрого»? – Это ты боишься сейчас, а не я, – закончила она. – Страх у тебя сочится прямо сквозь кожу, как пот. Сдается мне, ты не всё сказал, ноори.
– Что тебе нужно ещё? – простонал пленник.
– Где Тёрн? – гаркнула Алиедора прямо в лицо ему. – Мы вместе вошли в башню. Где он? Куда мог деться?
– Куда мог деться? Надеюсь, он уже в руках моих братьев. – И ноори плюнул в глаза Алиедоре.
Гончая должна оставаться холодна и спокойна при любых обстоятельствах. Но сейчас словно ожила благородная доньята Алиедора Венти, дочь знатного владетеля, – и Гончая Некрополиса опомнилась, лишь когда шея ноори сухо хрустнула, словно сломленная ветка.
Проклятие. Пленник наболтал много, но что из этого правда?
Алиедора рывком подняла бесчувственную девушку-ноори.
– Тебе не повезло, сестрёнка, – злобно прошипела она. – Придётся-таки нам поговорить.
Дигвил Деррано невольно позавидовал некрополисцу. Мастер Латариус спал, словно младенец, дышал ровно и спокойно.
Где же твои Гончие, хозяин мертвяков? Ты обещал, что они принесут вести, – Дигвил сжал кулаки. Ожидание становилось совершенно невыносимым.
Он сидел на чурбаке, заменявшем здесь скамьи, привалившись спиной к двери, – а так хотелось вскочить, и бежать, туда, к жене, к детям; сгрести их всех в охапку, прижать к себе и никуда уже не отпускать. Никогда.
Окно в их комнатушке было крошечным, забранным толстыми кусками мутного и неровного стекла, изнутри висело грязноватое полотнище. В изголовье горела одинокая свеча, её мастер Латариус велел не гасить ни в коем случае.
И там, за нечистой занавесью, за непрозрачным стеклом, где стыла тьма, вдруг что-то полыхнуло бесшумно-алым. Полыхнуло – и угасло, мрак вернулся, но Дигвил уже был на ногах. Слишком долго он странствовал, чтобы списывать подобное на «да мало ль чего бывает! Спи давай!».
– Мастер.
Латариус открыл глаза, словно и не спал совсем, а смежил веки просто так, на мгновение.