Рыцарь даже не взглянул на него. Руки магистра тряслись, сам он шатался. В развалинах храма Всех Зверей настала жуткая тишина, смолкли раненые – они просто умерли, кто от потери крови, кого дожрали на пути последние многоножки. Единственный уцелевший, магистр, медленно снял шлем и почти рухнул на влажный от жёлтой жижи камень.
– Сработало, – прохрипел он самому себе. Наверное, тишина смертного ужаса оказалась совершенно невыносима. – Вышло. Выгорело. Получилось. Не врали, выходит, про тебя, Метхли трёхглазый… хорошо, что зеркало нашлось среди прочего, до чего «чашники» не дотянулись… а так – увидел себя, себя былого, кем мог стать, да не стал, Гнили поддавшись, да и поплыла головушка…
Он бубнил и бубнил, говоря сам с собой, словно в помрачении, не видя ничего вокруг себя. Один, среди развалин, под которыми застыли ещё не остывшие тела других рыцарей, магистр говорил и говорил, то медленно, растягивая слова, то захлёбываясь лихорадочной скороговоркой.
– Славное зеркало оказалось, прав был дон кастелян… тут-то Гниль верх и взяла, дотоле ещё держался… знал я, знал, что не выдержит, что полезет, не утерпит… а задерживаться нам тут нечего, падает Листик-то наш, как есть падает… ну так и пусть себе, я уже готов… пусть, кто хочет, остаётся, а мне дорога дальняя… я ж не такой, как все, у меня ж голова на плечах, а не пивной котёл…
Он поднялся, шатаясь. Глухая ночь скрыла развалины храма Всех Зверей, вокруг не осталось никого живого, остатки многоножек увел за собой преобразившийся Метхли. Магистр ковылял к лагерю, тяжело опираясь на меч. Лагерь ордена остался почти в неприкосновенности, что-то повалилось, сломалось или рухнуло, но тяжёлые кованые сундуки уцелели.
Магистр долго копался в них, сам, самолично. Не осталось никого – даже слуги все полегли в развалинах. Неудачи не могло быть.
– А только вот теперь уйти-то можно будет, – бормотал магистр. – Листик ваш упадёт, а я на другой уйду. И даже дхусс не понадобился. Вишь, как хорошо-то всё сложилось! Не нужен дхусс никакой, дхусс не нужен. А ты за ним. А он от тебя. А всё, вишь, как просто оказалось-то!
Толкая перед собой небольшую тележку (и она отыскалась среди груза! Всё предусмотрел дотошный магистр!), рыцарь медленно направился обратно в развалины. Он словно никуда не торопился, словно главное было уже сделано и осталась сущая, не стоящая внимания мелочь.
Ночь безмолвствовала, глухая, стылая ночь предзимья, мокрого и мёртвого, когда уже облетели листья, а снег ещё не успел лечь как следует, прикрыть наготу осеннего трупа. Облака скрыли обе луны, царила кромешная тьма. Магистр тем не менее шагал хоть и не быстро, но уверенно. И всё время, постоянно, не умолкая ни на миг, продолжал говорить сам с собой, словно умирающий от ужаса человек, дико страшащийся самой тишины холодного и враждебного мира вокруг.
Мира, уже приговорённого к смерти.
– Дхусс, дхусс, надо ж было так ошибиться! А всё супрамаго, всё она, шлюха проклятая. Небось хотела подсидеть меня, да-а, непременно хотела, как же иначе, все они, шлюхи, нынче такие. И не любила меня, дрянь такая. Наверняка придумала вместе с кем-то из командоров. Или со всеми вместе. Ну и получила. Правильно. Хорошо. А я-то попался. Дхусс, понимаешь… ничего он не дхусс. Девятый Зверь, верно. Кто ж в такие сказки поверит?! А оно вон как оказалось…
Бормотание не умолкало, пока рыцарь не добрался обратно. Развалины темны и безжизненны, валяются трупы многоножек, опрокинутые курильницы и жаровни. Там, где была тщательно вычерченная магическая фигура, – кровь, загустевшая на холоде жёлтая жижа, осколки камня, ещё какой-то мусор, невесть откуда там взявшийся.
Магистр остановился, отпустил рукояти тачки. Посмеиваясь и не переставая бормотать, принялся расставлять по местам подсвечники и жаровни. Бормотание делало его похожим на безумного, но движения оставались отточенными и уверенными.
– Всё, – выговорил он наконец, выпрямляясь. – Оставайтесь и ждите конца, неудачники. Я видел, что нам предстоит. Меня не обманешь. Пусть глупцы надеются на чудо, на Прокреатора или на Зверей, я…
Подземный гром прокатился совсем рядом. Земля задрожала, но рушиться уже было нечему. Рыцарь пошатнулся, зашипел от злости.
– Ничего у вас не выйдет, – бросил он неведомому врагу. – Не удержите. А остальное всё пусть пропадает. Но орден я выведу, можете не сомневаться. Мы захватим всё, что нам требуется, оружной силою. Да, да, именно так оно всё и будет. Когда рушится всё, можно не соблюдать запреты.
Где-то поблизости от развалин храма, в чистом поле, где ещё не остыл след Гнили, к тёмному небу рванулся фонтан земли. Из огромной воронки медленно и неуверенно выбиралось какое-то существо, какое – никто не смог бы различить в ночной тьме.
Откуда-то вновь возник уже знакомый гайто, призывно заржал, с тревогой и гневом. Существо ответило клёкотом и полезло наверх по отвесному склону.
Рыцарь ничего не замечал и не слышал.
– Вернуться. Вернуться в замок. Портал… продержится. Демоны? Ну, ничего, пусть лезут. Против нашего строя всё равно не сдюжат. А остальные… серфов нам хватит. На другом Листе… Да что ж такое, почему земля качается? Этак я никогда не закончу…
Второй фонтан земли в пустынных полях, и вновь чёрный гайто скачет по вывороченным комьям, зовя к жизни ещё одного собрата.
Бранясь и недовольно бурча себе под нос, магистр вновь поправил упавшие или сдвинувшиеся с мест подсвечники и курильницы. Терпеливо, но без лишнего промедления разжёг огонь. Сила, казалось, уже успела покинуть место трагедии, но это именно что казалось.
Из кованого сундучка, привезённого на тачке, появились несколько крупных Камней Магии. Брошенные на ещё не до конца остывшие угли в жаровне, они занялись ровным, неярким пламенем, почти не дававшим света.
– Откроем дорожку-то, откроем… – бормотал рыцарь. – Теперь-то можно, теперь вообще всем всё можно. Это раньше боялись… Это все навсинайцы да некрополисцы воду мутили, волшбу творили, меры не зная, а Лист-то гнил всё быстрее, всё быстрее гнил Листик-то наш, и вот они теперь тут останутся, а я уйду, и орден выведу, потому что теперь и дорожка уже проложена, и знаемо как…
Осквернённая и, казалось бы, безнадёжно нарушенная – а следовательно, и бесполезная – магическая фигура стремительно возвращалась к жизни. Стёртые линии исправляли себя сами, новые дуги и хорды рассекали потрескавшийся, заваленный обломками пол.
Теперь все начертания горели ровным жёлтым светом Гнили.
– Глупец ты, Метхли, – проговорил магистр, глядя прямо перед собой невидящими глазами. – А был бы поумнее, понял бы, что не прыгать на меня тебе надо было, а кланяться ещё ниже и слушать, что я тебе говорю. Тогда и сам бы человеком остался, и с нами бы отсюда, с этого Листа, ушёл. И призрака мне бы поймать помог… а теперь, эх, пропало дело это, пропало уж насовсем, без дхусса не справиться. Ну ничего, зато Хозяйке дорогу открыли, а то ведь сколько ломаться-то бы пришлось, да, пришлось бы поломаться-то…
Над скрещёнными линиями магической фигуры меж тем сгущалась темнота, сгусток чего-то живого; вот мелькнула распахнутая пасть, лихорадочно свивающиеся кольцами щупальца, покрытый чёрной чешуёй хвост вроде как у демонов.
Рыцарь опустился на одно колено, но трепета в его голосе отнюдь не слышалось, когда он произнёс:
– Добро пожаловать, Хозяйка.
Чёрное существо отнюдь не выглядело гигантским или исполинским, но то скорее всего потому, что в храме пребывала всего лишь манифестация, представление, образ истинной сущности. А уж где она сама – сказать бы не смог никто, даже весь Коллегиум пользователей Высокого Аркана.
В ответ раздалось шипение и скрежет. Ни одного человеческого слова, но магистр прекрасно понимал свою госпожу и так.
– Конечно, Хозяйка. Дорога будет открыта. Да, теперь я понимаю. Да, именно к этому Ты готовила нас, Твоих верных служителей… Да, прошу прощения. Лесть не нужна, да. Да, уйдём из замка. Весь оставшийся орден. Что? О Хозяйка, как могло Тебе показаться, что я собираюсь сбежать один? Что стал бы я делать один-одинёшенек на другом Листе? А вот сотни и сотни вооружённых братьев, ведомых Тобой, Хозяйка… Что? Не лгать? Как я могу лгать Всевидящей? Должно быть, краткое безумие помутило мой разум… или воля злокозненных Зверей, если они ещё су… Что?!
Гневно затопали копыта, и в круг бледного света ворвался иссиня-чёрный гайто. Скакун гневно заржал, из ноздрей его, казалось, вырывается пламя. Клубок мрака перед магистром словно сжался, втягивая щупальца и точно готовясь к прыжку. Рыцарь в недоумении повернулся.
Рядом с чёрно-чешуйчатым гайто появилась огромная птица с клювом как у хищников и размахом крыльев в полтора раза шире, чем у человеческих рук. Перья, казалось, испробовали все оттенки серого – точно с них незримая рука смыла все краски.
В следующий миг появилось и третье создание – невиданный рыбочуд на коротких и кривых, но явно очень мощных и сильных лапах. Пасть, усаженная зубами, заставила бы устыдиться и в страхе задать стрекача любого монстра.
Магистр словно окаменел на одном колене.
Трое – против одной. Гайто гневно ударил раздвоенным копытом, полетели брызги раздробленного камня, словно вода из лужи. Птица заклекотала, клюв щёлкнул, и одно из щупалец конвульсивно дёрнулось, словно от боли.
Три создания медленно приближались. Воздух между ними и клубком мрака потрескивал, проскакивали короткие белые молнии. Чёрный отросток мрака вдруг хлестнул магистра по плечу, тот дёрнулся, словно пробуждаясь.
– Да, Хозяйка… – забормотал он. – Нет, нет, никогда, никуда! Я буду защищать Тебя, Хозяйка!
Второй удар, рыцарь пошатнулся. За клубком мрака всё ярче разгоралось серое пламя овального портала. Щупальце почти швырнуло его сквозь призрачную завесу, но тут сверху ринулась птица, удар клюва, словно меча, отбросил магистра от спасительной двери.
Трое бросились на одну. Рыцарь зарычал, вскинул клинок – рыбочуд мотнул тяжёлой головой, отталкивая его далеко в ст