В указанном направлении был только размолоченный пульт диагностики реактора, а когда я обернулась, Кацураги уже потеряла сознание. Вот так вот, подумала я, вставая. Вот так вот. Не дождалась ты, Аска, красивых предсмертных слов.
«Сангоки» тряхнуло еще раз. Я запустила резервные системы диагностики. Ту-дум. Ту-дум. Моя кровь играла сейчас против меня, она колотилась в висках — медленно колотилась, но очень сильно, и вокруг меня было дежа-вю, пусть и неполное, потому что «Сангоки» — не «Нигоки», он искалечен, но жив, и хоть молчит ВИ, я знаю, что он в строю.
Меню трансаверсального привода. Диагностика — пройдена. Подменю логики. Что это?
Плевать, нет времени. Я нашла пункт «вероятностная логика» и отключила его. Ту-дум, сказал мой пульс, и это было уже в горле. Ну же, Аска, захлебнуться своим собственным сердцебиением — совсем не дело. Совсем-совсем!
Ту-дум.
— «Сангоки», порт синхронизации!
«Запусти поле». Это вам не кнопку нажимать, Мисато-сан.
Я падала на ложемент, копье падало на меня, я скреблась в себе, ища те крохи безумия, что помогут мне — и все замерло.
Больно. Черт, как же больно. Это была как пытка: мое тело всунули в покореженную броню, на мне медленно застегивали фрагменты скафандра, ломая кости, растягивая связки. Я врастала во фрегат, который был грудой биометалла, синхронизироваться с которым — глупо.
Слева шел бой. «Рокугоки» прикрывал меня бортовым маневром, а «Сегоки» и «Йонгоки» как раз взорвали стелс-бомбардировщик. Видимо, уже не первый и, увы, — не последний. Из обломков вдогонку Мане устремились две торпеды, и кто-то рвался сквозь разрушенные станции, я слышала чьи-то крики в эфире.
«Это не мой бой».
Мысль далась тяжело, но у меня и впрямь была другая забота. Мне срочно надо найти ту самую кнопку.
— Режим изнаночной навигации.
— Да, Аска.
В сером космосе было мало обломков. Изломанные резонансными ракетами струны еще дрожали, путая карты желающим быстро исчезнуть, серость колебалась, в ней кто-то будто менял яркость, игрался с настройками. Фиолетовую кляксу червоточины я обнаружила почти сразу: яркие искры сражающихся кораблей точно огибали пылающую дыру в Закат.
— Туда, — приказала я.
— Внимание, — сообщил фрегат, — обнаружены критические повреждения двигательных систем. Скорость — маневровая. Система защиты и компенсации…
— Туда, сука. Ускорение — полторы тысячи g.
— Заданная программа не может быть выполнена…
— Туда, мать твою, я сказала!
— Заданная про…
Сволочь ты такая, шептала я, глядя на фиолетовую кляксу. Я тебя ненавижу, я тебя ужас как боюсь, и не хочу тебя. Я бы тебя за мегаметр обошла, погань. Но так уж получилось, что мне надо.
Просто надо.
Иди сюда.
— Внимание, не установлено ограничение вероятностной логики…
Получилось, поняла я, и мир поплыл. Где-то я это уже видела — чувствовала — слышала. Зрение сказало мне «упс», и мир непослушно раздвоился, копия ушла куда-то в сторону, потом еще одна копия, и еще.
Давай, копирка. Давай!
В какой-то момент я оказалась в колоде карт — одинаковых карт, которые змеились в руках фокусника, которые тянулись, тянулись и тянулись. Лента карт стала бесконечной и в какой-то момент я поняла, что жульничаю: карты оказались из разных колод.
Я ощущала себя в сердце разрушенного фрегата, меня откачивала живая и невредимая Кацураги, в рубку вламывались десантники, меня волокли в спасательный бот… Беги, Аска, беги!
Бот. Спасательный бот — это выход. Не мой бой, не моя война. Просто отсидеться.
Я замерла. Аска сидела, скорчившись, в спасательной капсуле, вокруг нее бушевало сражение, радиоузел капсулы был поврежден, воздушные системы — тоже.
«Я не герой», — прошептала Аска — я. Я молилась, потому что струсила и оказалась в ловушке.
Mein Gott, я нашла свой последний кошмар. Кто бы мог подумать, рассмеялась я, прежде чем навсегда оставить эту себя и бежать дальше, вглядываясь в карты.
Черная вспышка: в каком-то из нескончаемых «Сангоки» Аска Сорью Ленгли оказалась не такой удачливой. «Так вот как это — умереть? Чернота и все?» Меня волокло вдоль целой серии черных вспышек, меня волокло в боли, с меня срывало ту самую сорочку, в которой я родилась, космос трещал, надрываясь от такого чудовищного напряжения, а я все тянула и тянула на себя странное одеяло — одеяло невероятных вероятностей.
И — вот оно.
Аска недоумевающе вертела головой в рубке абсолютно целого фрегата, Аска смотрела на сходящие с ума приборы и ничего не понимала: она ведь уклонилась в самый-самый распоследний момент, она смогла, а значит — мне нужна именно эта я. Моя единственная выигрышная комбинация.
Колода карт с хрустом сложилась, вызывая знакомое ощущение чудовищного пресса. Тысячи Асок вихрем летели в меня — с искаженным от боли лицом, изумленные, восторженные, перепуганные. Нескончаемая череда вероятностей возвращалась к подмененному исходнику.
Раненная я. Проигравшая я. Мертвая я.
Хуже всего была мертвая. Или нет, вру. Хуже всего была та, трусливая и задыхающаяся Аска, которая так некстати вспомнила о боге, о спасителе, о своей жизни. Гори ты в аду, трусливая трагичная дура. Или нет, не так: лучше иди ко мне, в меня.
Копье развеялось над моим лицом, втянулось в порт под нормально освещенным потолком, на моем лице не оказалось шлема, и я была отчаянно жива.
«Мать твою, давай мы это просто забудем, хорошо?»
Я поднялась с ложемента. На радаре кого-то добивали в две «линейки», кто-то весело горел, отметила я между делом. Больше всего мне хотелось обернуться. Сразу и рывком, чтобы одним махом избавиться от страшного вопроса.
— Аска, я не чувствую ног.
Кацураги сидела под своим креслом и массировала голени. Голени были на месте, но вот так захочешь — не раскорячишься. Я подошла к ней, ухватила под руки и усадила на место. «Тяжелая вы, Мисато-сан, — думала я. — Тяжелая и взмокшая». Бисеринки пота на лбу, мокро в подмышках — карманный стратег панически боялась инвалидности, хотя бы и временной.
— Что ты сделала? Я отключилась…
Женщина посмотрела мне за спину. «Сангоки» получал входящие вызовы: флагман зввали сразу три корабля, все три фрегата, завершив бой, шли ко мне.
Целы все трое — и слава небесам. Сейчас отвечу.
— Вы приказали снять ограничение вероятностной логики. Я запустила ATF в этом режиме.
— Я? Но… — Мисато-сан замолчала, а потом кивнула сама себе. — Что произошло?
«Как бы вам так…»
— Стелс-бомбер почти уничтожил «Сангоки»… Взрывом рубки вам отрезало ноги, — добавила я. Кацураги все еще сжимала ладонями колени, будто боясь, что тех нет на месте.
Если Мисато-сан и изменилась в лице, то Инквизитор Сорью этого не заметила.
— Понятно. Хорошо, принимай вызов. И помоги мне добраться до медотсека.
Я оглянулась уже от пульта связи:
— Вызовите кого-то из десанта, быстрее же будет.
Кацураги, массируя колени, запрокинула голову:
— Вне рубки на «Сангоки» никого нет.
Это было как, знаете, вам возле уха открыли баллончик с охлаждающей жидкостью: пшшшш — и мороз по коже.
— Что?!
— Ты слышала. Вообще, очень странно, что ты перетащила в эту вероятность меня.
Маг и волшебник Аска Сорью, подумала я. Спешите видеть. Я смотрела на невидимую червоточину, слушала ругань спешащих на выручку капитанов имперского флота и улыбалась.
«Если Предвестия не убьют меня одним ударом, я очень сильно их огорчу».
— И как это выглядело?
Синдзи помялся, подбирая слова, а потом вздохнул:
— Н-не могу описать. Как обычный режим п-продвинутой тактики, только каждая копия б-быстро мерцала и менялась. Н-ну, то есть…
Я потерла глаза:
— Ладно, не напрягайся так. Словарный запас лопнет.
Обормот кивнул и затих. Связь все работала, мы все висели все вчетвером у самой червоточины, а вокруг шныряли корветы обнаружения.
— Д-десанта больше нет?
— Что? А, да. Магия «дырокола», — я щелкнула пальцами. — Могу разрушать будущее и строить города.
На самом деле это пугало меня до одури. Вот ты есть, а вот кто-то уже вышвырнул тебя: пшел, дескать, вон из этого варианта вселенной. Галактика, как известно, очень жестока, но это… Это, по-моему, уже слишком. Погибнуть в бою — одно, а исчезнуть потому, что кто-то перетасовал варианты развития событий — другое.
— Т-то есть, ты свободна? — настойчиво спросил Синдзи.
А, вот куда он гнет. Безногая Кацураги против Инквизитора — это очень и очень хорошо предсказуемый бой. Только вот ведь беда какая: не будет боя.
— Свободна. Куда ты меня пригласишь?
Зря я тебе троечку за лицо ставила все время, зря. Очень сейчас живописная смена выражений получилась: «не понял», «все равно не понял», «а-а-а!», «расстроен».
— Значит, нет?
Ну вот что за человек? Может, мне еще сказать, что я его даже такого люблю?
— Нет, Синдзи.
— И почему?
Я вздохнула, ища, как бы так выразиться. По всему получался какой-то дурацкий супер-геройский пафос, вроде как я иду умирать за всех и каждого, во имя человечества, и чтобы знамена развернуты, и мой путь под моими ногами…
Аминь, дрянь-то какая, а?
— Я тебе уже сказала. Иначе нельзя.
— Да почему нельзя?!
А ты опасный сукин сын, канлереныш! Я почувствовала, как щекам становится ай-ай как горячо.
— Жизнь за человечество, человечество за жизнь — давай опять упражняться, а? Тебе не хочется сделать так, чтобы в твоей жизни произошел какой-то смысл?!
Он помолчал, а потом кивнул:
— Хочется. В-выслушаешь?
«Опять заикается. А ведь прекратил было». Я кивнула, и он поерзал там, в нескольких километрах.
— Иногда очень хотелось, особенно когда б-бывал в древних системах. Видела снимки с К-кармины?
— Само собой.
Планета-памятник, планета-заповедник. Неведомая умирающая цивилизация превратила всю поверхность своего мира в дорогу истории. Статуи, скульптурные группы, обелиски. Они изобрели лазерную запись, они даже выходили в ближний космос, но на завершающем этапе своего развития технологии были втоптаны в грязь. Потрясающей красоты статуя, вырезанная лазером из туфа, а под ней — осколки магнитных носителей.