— Будет спорить. Ты, Калинников, завтра же начинай резать. Вот-вот подъедут подшефные. Ты, Галим, займись тридцатой групповой установкой, оботри, покрась, в общем, наведи порядок. Опять иностранцы, нефтяники из Румынии приезжают. Семин на две недели пойдет в бригаду подземников, заболел Фаткуллин.
— Не выйдет, — процедил Анатолий. — У меня лабораторные занятия в институте.
— А-а, занятия вспомнил! А на забаву эту время есть? — Фатеев пнул приготовленную к спуску в траншею трубу.
— Не выйдет, — повторил Анатолий. — Платите сверхурочные — выйду на вахту, — сдерзил он, не обращая внимания на отчаянные подмаргивания Любки.
— Да ты еще и рвач! — с удовлетворением протянул заведующий. — Я помню, у тебя всего один талон по технике безопасности. Чуешь, чем пахнет?
— Сероводородом, — не унимался Анатолий. Он уже закусил удила, — прощай, комната!
— Негоже так. Неправ ты, Петрович! — покачал седой головой Сафин.
…Дина, задержавшаяся на заседании группы по новой технике, решила пройтись. Помахала рукой товарищам, набившимся в «уазик» и начала подниматься на гору. И с вершины заметила мечущийся огонек. «Любкина гвардия», — решила она и прибавила шаг.
Фатеев опередил ее всего на несколько минут. Подойдя к костру, Дина услышала его распоряжения. И вдруг, к собственному удивлению, решила вмешаться в спор. Что ее, в общем-то спокойно отнесшуюся к Любкиной затее, толкнуло на это, она сама бы не смогла объяснить. Может быть, недавние слова Тольки, подслушанные в ресторане? Чушь!
— Здравствуйте! — Все обернулись, не удивившись ее появлению: здесь происходили важные события.
— Я дважды повторять не буду! — отрубил Фатеев. — Точка.
— Нельзя же так, Алексей Петрович, — сразу же подала голос Дина, мгновенно оценив происходящее. — Ребята старались, времени не жалели.
— Я вас не спрашиваю! — вскинулся заведующий. — Не вмешивайтесь не в свое дело!
— Я член комсомольской организации, — спокойно прервала его Дина.
— Вот именно… и поддерживаете… идете на поводу у… — Фатеев запнулся, подыскивая слово.
— Попрошу вас не кричать ни на меня, ни на ребят, — так же ровно и холодно продолжала Дина. — А орать на себя, простите, я никому не позволяю, даже близким людям. Я думаю, — она обратилась к Сафину, — надо просто пойти в горком, к Силантьеву.
Фатеев, круто повернувшись, пошел к машине. Резкий хлопок двери, злорадное подмигивание фар, неодобрительное фырчание мотора…
Силантьев. Петрович, здравствуй. Как жизнь? Качаешь в фонд последнего года семилетки? Слушай, что ты страху нагнал на свою молодежную бригаду? Жалуются.
Фатеев. Разболтались совсем.
Силантьев. Точнее?
Фатеев. Не выполняют моего распоряжения. Подшефные телеграммами закидали, трубы просят. А эти надумали с паршивыми факелами воевать.
Силантьев. Не замечаешь за собой, что толстеть начал?
Фатеев (обиженно). Это к чему? Хотя бы и толстеть. На свиданки не бегать.
Силантьев. Я в другом смысле. Вспомни-ка сорок шестой, субхангуловскую магистраль. Не замечаешь аналогию?
Фатеев. Что было — быльем поросло. Мне трубы нужны, понимаешь? А тут — буря в лоханке. Шум на весь белый свет — факелы. Несерьезно все это…
Силантьев. Ты ребят не зажимай. Молодцы они у тебя. Дело не столько в факеле, сколько в таких, как эта рыженькая — Ромашова, что ли? Я тебя не первый год знаю и никогда не поверю, что такой оборотистый мужик труб не может найти. Чушь! Сознайся уж, что ударился в амбицию: как же, твоего приказа не выполнили. И правильно сделали.
Фатеев. Вот тебе и раз!
Силантьев. Да! На своем, значит, могут стоять. А насчет Ромашовой у меня мысль. В сентябре отчетно-перевыборная конференция комсомола. Чуешь, к чему веду речь?
Фатеев. Все это хорошо, рад, так сказать, за Ромашову. Но ты-то в какое положение меня ставишь? Я должен, значит, уступить молокососам? Да что я, в самом деле, пешка, что ли?
Силантьев. Снова да ладом. Не выносить же этот вопрос на бюро. Не ребячься, Алексей. Тебе достаточно, что советует секретарь горкома? Советует… пока. Понял?
Фатеев. По-онял, как не понять.
Силантьев. Видишь, какой ты догадливый. Ну, будь.
Автобус полупуст и поэтому кажется просторным. Лишь впереди, рядом с шофером, сидит хмельной паренек в ковбойской, с приплюснутыми полями шляпе. В руках сонно позванивает гитара.
Ночь. Трассируют в темноте гирлянды огней на скважинах. Сегодня уложили последний, шестой километр, завтра остается соединиться с компрессорной. Сергей заверил, что все будет в порядке.
Хочется спать и спать. Танзиля посапывает, прижавшись к Любке. Сафин дремлет, уронив белую голову на спинку переднего сиденья. Генка с жаром объясняет что-то невозмутимому Калинникову. Анатолий поворачивается к Любке. Глаза у нее усталые, ласковые. Рыжая прядка застряла в ресницах.
— Парень, одолжи гитару.
— Давай, поливай. Держи.
И льют дожди, и клен пылает кроной,
Мой милый клен, мой самый лучший друг.
Горим, горим… Пора остепениться
Согласно срокам наступивших лет…
«Нет, сегодня родилось маленькое чудо. Автобус качает в ночи невидимыми волнами, веселые прямоугольные отпечатки вдоль дороги, шорох колес. И главное — Толя. Белобрысый Толя с гитарой. Что за странная, будоражащая и баюкающая мелодия? Будто всплеск памяти. Или я очень счастливая?.. Нет, правда, откуда этот мотив? Как из порывов ветра…»
Но разве есть какая-то граница,
Где выдают нам зрелости билет?..
От песни этой чуть кружится голова и отзываются приятной болью натруженные руки. Ток струится к кончикам пальцев. «Ты поешь для меня? Да, Толя?»
Азаматов кашлянул. Андрей резко обернулся. Вот уж кого не ожидал. Стоит, задрав голову, внимательно ощупывает глазами номер.
— Шикарно. Как в гранд-отеле. — И протянул руку. — Принимаешь гостя?
— С удовольствием.
Азаматов повертел крупной головой, причесал свои иссиня-черные, тронутые сединой волосы. Вид усталый, щетина проклюнулась на подбородке.
— Что за схема, Андрей Иваныч? Не вижу без очков.
— Вожусь вот со второй ступенью сепарации.
Азаматов достал сигарету.
— Можно?
— Пожалуйста. Я сам курю.
— Что нового?
— Кое-какие интересные мысли есть. Скоро сделаю официальную заявку в БРИЗ. Поработали с парнями из филиала НЕФТЕГАЗа. Упрощение конструкции, в основном. Слишком уж громоздкие блоки автоматики.
— Погоди, так ведь Дина Михайловна работает над тем же.
— А мы друг другу не мешаем. Она берет узкую область — телединамометрирование.
— Да… — каким-то сварливым голосом сказал начальник управления. — Спрашивал я в техническом отделе мнение о тебе.
— Ну, и…
— Полный букет похвал. Вот что, сэр, не соблаговолишь ли остаться у нас начальником техотдела? Обойщиков уезжает в Речицу. Квартиру сразу, оклад известен. Мне такие буйволы, как ты, нужны.
Андрей от неожиданности сел в кресло.
— Я не ожидал… не думал… и потом, согласие объединения…
— Это уж моя забота. Так как?
Андрей растерянно взъерошил волосы.
— Уж очень внезапно. Оглушили прямо.
— Решай. Завтра скажешь. Жду в двенадцать. Хватит времени?
Андрей кивнул.
Вот дела! После ухода Азаматова он еще долго не мог прийти в себя. Предложение как бы связывало в одно целое и конец личной неустроенности, и желание «пощупать нефть своими руками». За областной город он особенно и не держался, несмотря на то, что имел отличную однокомнатную квартиру.
Стоит ли считать предложение Ахмета Закировича удачей? Не меняет ли он шила на мыло? В принципе, в НИИ ему работалось неплохо… А что, если, забыв новогодний разговор, позвонить Дине? Впрочем, итог звонка ему ясен и сейчас. «Как дела?» «Ничего». «Что нового?» «Все по-старому». Лучше развеяться. Сходить в кино, что ли?
Взгляд снова зацепился за чертеж, рука потянулась в поисках отброшенного карандаша. «Необходимого напора не будет. Ага… Если переобвязать насос и включить в общую схему. А дренаж куда? Здесь нельзя — пожарники взвоют. Ну-ка, резервный насос перетащим левее. Ну, вот, и освобождается жилплощадь для блока…»
Андрей все же вышел на улицу, купил билет в кино. В ожидании сеанса забрел в маленький дворовый скверик. Развернул газету. Кругом слонялись парочки, мальчишки гоняли перепачканный футбольный мяч.
Осташков долго смотрел на них и с горько-наивной радостью вспомнил, как в такой же весенний день — как страшно давно это было! — их школа встречалась с соседней, и он, капитан футбольной команды, с замысловатой крученой подачи Виталия забил победный гол, а Динка прямо на виду у восторженно орущей ребятни поцеловала его — и это в годы куда более сдержанного общения парней и девчат. И Андрей тогда заметил, как демонстративно повернулся к ним спиной Виталька — черт возьми, даже такие полузабытые движения души подчинены удивительным законам памяти!
А рядом с его скамейкой пацаненок лет шести сосредоточенно впрягал в деревянный грузовик огромного меланхоличного кота. Раздраженно огрызнувшись, полосатый зверь вырвался из его рук вместе с прицепом, порскнул под скамью, но зацепился за что-то и негодующе зашипел, пытаясь освободиться от упряжи. Андрей усмехнулся, взял за шиворот отбивающегося кота, отцепил машину. Кот напрягся, готовясь удрать.
— Держи, укротитель.
Мальчишка в голубом шарфе, в аккуратной цигейковой шапочке подошел совсем близко и уставил на него карие, круглые, как у птицы, глазенки:
— Дядя, а зачем вы такой большой?
Андрей растерялся от такого прицельно-точного вопроса.
— Каши много ел. Вот и вырос.
— Не-е, вы, наверно, штангу поднимали.
— Ну, бери своего тигра.
— А правда, похож на тигра, дядь? Его Шер-хан зовут. — Мальчишка взял в охапку присмиревшего Шер-хана, и на Андрея повеяло неповторимым запахом разогретого детского тела, взмокших волос, за