— Можешь считать меня подлецом, соблазнителем и так далее. Но так честнее будет: ничего у нас с тобой не получится, Надя. Прости, если сможешь. — Он выпрямился, в упор взглянул на нее. Рука с сигаретой замерла у рта.
Надя смотрела на него на редкость спокойно и понимающе. И что-то похожее на нежность, на зрелую женскую снисходительность было в ее взгляде.
— Я знаю, Сережа… Не казнись и не наговаривай на себя. Думаешь, я не понимала, что все это пройдет, разлетится, как, — она дунула на сжатые в щепотку пальцы. — Я видела, как ты мучаешься, психуешь, мечешься. И рада, что в эти дни с тобой рядом была… Конечно, ты прав. Если нет ответного… Гоняться за тобой я не собираюсь, не бойся, пожалуйста. — Губы ее дрогнули. — Мне с тобой все равно было хорошо…
Сергей напряженно смотрел на нее. Положил руку на сразу же отодвинувшееся плечо.
— Надюша…
— Все, Сережа.
— Послушай меня.
— А зачем слова-то? Ну, к чему? — У девушки задрожал подбородок. — Спасибо за честность, за то, что не виляешь.
Сергей долго смотрел ей вслед и думал о том, что этот раунд выигран не им. Впрочем, просто ли раунд?
Может, нечто большее?
Настя всхлипывала. Никто еще, кроме Сафина и Анатолия, не видел ее слез. Фартук прижат к лицу. Густые волосы заколоты кое-как.
Анатолий с расстроенным лицом топтался возле нее, не решался дотронуться: он панически боялся женского плача, особенно после того, как услышал плач Генкиной матери. Правда, причина слез здесь была иная.
— Теть Насть, да хватает слез и так.
— Тетя Настя, миленькая, ну что вы. Перестаньте!
Сергей жался к окну и, не зная, куда девать руки, пощелкивал пальцами. Затем решительно подошел к Пастуховой и сел перед ней на стул.
— Поплакали? Ай, какие мы чувствительные! Может, бромчику, Настасья Павловна?
— Будет тебе, теть Настя! — уговаривал Анатолий. Что вы за народ такой, женщины! С горя — в рев, с радости — в рев.
Настя встала, вытерла слезы, отвернулась, поправляя волосы. И низко склонила голову:
— Спасибо вам, ребята. За сердце ваше. И не только в квартире тут дело, поверьте мне…
Анатолий почему-то шагнул в кухню. Открыл кран — бешеная струя воды взорвалась чашеобразным фонтаном.
Анатолий, Сергей и Люба расстались на площади — у каждого были свои дела.
Обстановка явно накаливалась. Анатолий — его на время перевели в бригаду Старцева взамен заболевшего рабочего — с любопытством наблюдал за происходящим.
— Нет, — отрезал Сергей.
— Надо, — изо всех сил пытаясь придать голосу мягкость, настаивал Фатеев.
— Я сказал — нет.
— Я говорю — надо, — повторил Фатеев, и в голосе послышалось отдаленное звучание стали.
— Мои люди не полезут в амбар. Точка.
— Через двенадцать часов надо заполнить амбар нефтью. Хранилище переполнено. Можешь понять?
— Это не входит в обязанности подземников. Я бы согласился, вы знаете, если б не ваше упрямство.
— Нет, это ты упрямишься! — взорвался наконец Фатеев и встал в знакомую позу: голова вскинута, руки за спиной. — Убирайся к чертовой матери, если работать не хочешь!
— Перестаньте орать! — повысил голос и Сергей. — Ваше право подобрать других, но мои ребята не полезут. Давайте шланговые противогазы.
— Где я их возьму сию же минуту? — вскипел снова заведующий промыслом. — Рожу, что ли? Все же дырявые! Время дорого!
— У вас есть машина. Съездите на пятый промысел, там, я слышал, валяется десять комплектов новеньких противогазов. Полчаса всего потратите. Чем тары-бары разводить…
Группа людей — подземная бригада и Анатолий, случайно попавший сюда — стояла в сторонке, покуривала, поглядывая на Старцева и Фатеева отсутствующими глазами. Но каждый внимательно вслушивался в спор. Фатеев шагнул к ним.
— Полезайте, ребята. Сдельная же работа. Быстро управитесь — из директорского фонда может кое-что перепасть. Сверх оплаты за чистку. Деньги на дороге не валяются.
— Хватит!! — Сергей оборвал его, чувствуя, как в нем закипает неудержимый гнев. — У Мухаметшина слабое здоровье.
Фатеев отмахнулся:
— Не с тобой говорю!
— Вот что… Этот номер у вас не пройдет, Алексей Петрович. И, в конце концов, мы бригада подземного ремонта, а не чернорабочие. — Сергей уперся взглядом в недобро прищуренные глаза Фатеева. — Кончайте спекулировать. Вы не коммерсант, я не подрядчик. Давайте противогазы — будем работать.
— Та-ак! — Фатеев оглядел его с ног до головы, как всегда щеголеватого, выбритого до синевы, и снова обратился к рабочим:
— Может, я вас прошу работать на своем, личном огороде?
Мухаметшин, низкорослый, очень худой, перепробовавший все специальности в нефтедобыче, неуверенно подал голос:
— Так ведь… слазить-то можно, вообще…
И вдруг ленивый тенорок Анатолия:
— Да привезите вы противогазы, Алексей Петрович! Чего тут бодягу разводить? У меня старушка тетя, а если я копыта отброшу и привезут мой молодой красивый труп? Кто отвечать будет?
Фатеева душила злость. Он начал ломать за спиной пальцы, ногти больно царапали тыльную сторону ладони. Он понимал, что нужно во что бы то ни стало сдержаться, не сорваться до обыкновенной матерщины. Но, встретившись с полунасмешливым взглядом этого сопляка Семина, он почувствовал, как от гнева начинает вздрагивать верхняя губа — таких вспышек подчиненные боялись.
— Это еще что такое? — Фатеев напрочь оторвал пуговицу форменного френча. — Эт-то как называется, Старцев? За кого вы меня принимаете, мастер? Мы что, на званом ужине, уговариваем друг друга откушать? Чтобы через шесть часов — слышали? — амбар был чист от парафина! А приказ будет завтра же. Выполнять!
Сергей довольно-таки равнодушно, во всяком случае, внешне, выслушал гневную тираду заведующего. Но при слове «выполнять», которое почти истерически выкрикнул Фатеев, он швырнул в яму для окурков коробку спичек. Лицо Сергея сразу же заострилось, он слегка втянул голову в плечи, будто готовясь к внезапному прыжку. Стало даже трудно дышать — настолько в этот момент он ненавидел Фатеева: его френч, его вздернутую грудь, благородную седину на висках.
— Перестаньте орать, Алексей Петрович! — Сквозь стиснутые зубы слова выцеживались еле-еле. — Можете отстранить меня от работы, но без противогазов в амбар не полезем, не положено даже по инструкции. Или хотите повторения прошлогодней истории?
Упоминание о прошлогодней истории отрезвило Фатеева. Еще по сей день не снят выговор. Один из слесарей полез в плохо пропаренную газолиновую емкость, потерял сознание и две недели провалялся в больнице. Вышел оттуда неузнаваемым — будто дочерна высушило его солнце, глаза утонули под коричневыми веками.
Фатеев отлично знал, что не имеет права заставлять лезть в амбар без противогазов. Во всех случаях действовал безошибочный «интерес» — сдельная оплата. И рабочие, махнув рукой на загазованность, шли на подобную работу — получался солидный приварок к получке. К тому же в противогазах работать было крайне неудобно. Фатеев не мог не понимать всю правоту Сергея, но желание сломить его волю даже в малом заставляло его упорствовать. Но сейчас перегибать палку не стоило.
— Хорошо! — сказал он, остывая. — Противогазы я привезу. Но вам, Старцев, за развал дисциплины…
Он не договорил, сел в машину, и «газик», чертом вертясь между резервуарами, вылетел на асфальт.
— Наше дело правое. Мы победили, — пропел Анатолий.
— Помолчи-ка, Толя, — вяло отмахнулся Сергей. Тот обиделся:
— А мне начхать. Хочу — лезу, хочу — пляшу. Демократия — мать порядка…
Анатолию действительно было все равно. Ему не раз приходилось чистить резервуары без противогаза. Но он чувствовал, что этот случай выходит далеко за рамки обычной «административной» стычки. И решил взять сторону Сергея: не быть же штрейкбрехером, в конце концов.
— Маскарадный костюм типа «страшный сон», — балагурил Анатолий, рассматривая пучеглазую, жуткую на вид маску противогаза. — Вот бы на танцах в нем появиться. Сергей Ильич, почему эта харя смахивает — знаете на кого? — на Геббельса?
Сергей, не отвечая, натянул скользкий, как жабья кожа, списанный противорадиационный костюм (подарок какого-то штаба гражданской обороны), напялил на голову сочащийся сыростью противогаз с длинным гофрированным шлангом, выводившимся наружу, на свежий воздух, и нырнул в квадратную пасть амбара. За ним потянулись остальные.
Пять часов, изредка вылезая на перекур, ковырял Сергей пузырящийся черный парафин совковой лопатой, наполняя бак, который потом вытаскивали наверх. Духота была ужасающей. Несколько раз срывал Сергей с размягченного влагой лица противную слизистую оболочку маски, хватал оскаленным ртом застойный коварно-успокоительный воздух, пропитанный нефтяным газом. В квадрате люка уже пунцовело небо, разграфленное лезвиями далеких облаков, а Сергей все вгонял и вгонял пудовую лопату в беззвучно чавкающий парафин.
Наконец бригада в изнеможении упала на холодные податливые лопухи. Все молчали, изучая на небе запутанную звездную морзянку.
Бригада Сергея не была обязана чистить амбар — только добровольно. И ему, бригадиру, не обязательно было лезть туда. Но иначе поступить он не мог.
— До встречи, Сергей. Вы ведь тоже скоро уезжаете.
— Да, документы уже отправлены. Пора оформлять отпуск.
— Едем с вами к одному и тому же морю. Только берега у нас разные.
— Берега у моря одни. Мне пора идти, Ира. У меня сегодня очень важный день. Я желаю тебе… Ну, ты знаешь. Напиши, ладно?
— А куда?
— Сюда, до востребования. Я же вернусь раньше тебя.
— Хорошо. А что за событие у тебя сегодня?
— Я напишу. Я вообще должен решить еще один важный вопрос. Нужно время… Спасибо тебе, Ира.
— Мне? За что?
— Не знаю. Может быть, за радость. Давно у меня ее не было.
— Мне кажется, что должно что-то случиться. Неожиданное, счастливое. У тебя нет этого предчувствия?
— Я ничего пока еще не знаю, Ира. Ни-че-го. До встречи, маленькая. И пиши обязательно.