Ей едва исполнилось восемнадцать лет. Толстая русая коса доходила до пояса. Что она знала тогда о жизни, о любви, о сексе? Любимая книга — «Дворянское гнездо» Тургенева. Сейчас бы даже не открыла! Тургенев просто-напросто нечестен, когда касается взаимоотношений между мужчиной и женщиной. Его девушки — бесчувственные, бесполые амебы, его мужчины — пошляки. Каждая страница пропитана ханжеством и лицемерием. Вот только природа, одна тургеневская природа по-настоящему дышит и поет…
Природа дышала и пела. В то лето Татьяна устроилась работать в детскую библиотеку на время институтских каникул. До библиотеки можно было добраться за полчаса на трамвае с одной пересадкой, а можно было всего за сорок минут пешком, напрямую, через лес. Она предпочитала второй вариант, потому что трамваи в такое время переполнены рабочим людом, да и потом, что может быть прекрасней утреннего леса?
Обычно она выходила из дому в семь утра, чтобы не торопиться, чтобы сполна насладиться прогулкой. Ведь потом целый день торчать в душном помещении. По дороге ей никто не встречался, но это не пугало. Лес казался таким безопасным в этот час.
Случайный попутчик ее не насторожил. Молодой парень, коренастый, атлетически сложенный, с красивым лицом, пышной шевелюрой смоляных волос, правда, в глазах что-то, о чем она не успела подумать. С парнями ей приходилось иметь дело, но, кроме робкого поцелуя в подъезде, Татьяна ничего такого не допускала. Она ведь была тургеневской девушкой, да еще воспитанной в коммунистическом духе непорочного зачатия.
Парень оказался общительным. Он стоял с папиросой в зубах, подперев спиной грязную, облупившуюся стену двухэтажного дома. Строит из себя хулигана, решила она. С такими ей тоже приходилось встречаться. С ними даже было проще. Они охотно шли на контакт и начисто были лишены высокомерия и снобизма, чего она терпеть не могла в своих сверстниках, а такими кишмя кишел пединститут.
— Девушка, вы забыли прихватить с собой в дорогу транзистор! — крикнул парень и направился к ней. — Кто же вам подаст сигналы точного времени и расскажет о погоде на завтра? — Он теперь вышагивал рядом и с озорной улыбкой заглядывал ей в лицо.
— Так, значит, вас зовут Транзистор? — засмеялась Татьяна и подумала: «Вот так начинаются современные советские романы». Ей, как будущему литератору, это почему-то согрело душу.
Парень с пафосом выплюнул папиросу и промычал, подражая позывным радиостанции «Маяк», «Не слышны в саду даже шорохи». Это еще больше ее позабавило. У парня артистические данные, а при институте работает эстрадно-драматический кружок. Нельзя же пропадать юному дарованию. Теперь в ней проснулся будущий педагог. С такими радужными мыслями она входила в лес.
— Передаем сводку новостей, — не унимался тот. — Никита Сергеевич Хрущев сегодня с официальным визитом посетил кузькину мать и других товарищей из колхоза «Догоним и перегоним!».
— Это уже не смешно, — урезонила его комсомолка Татьяна, — а даже грубо. Вы неправильно понимаете роль сатиры.
— Простите, я не хотел. — Ей показалось, что он искренне смутился. — Меня иногда заносит. Вы ведь никому не скажете, правда?
Он чуть не плакал. Татьяне стало жалко парня. И все же обидно. За кого он ее принимает? За сексотку? Уже не те времена! Культ личности разоблачен! И вообще скоро наступит коммунизм!
— Я не такая! — гордо тряхнула она русой косой.
— Ой, спасибочки, спасибочки! — запричитал этот странный парень и принялся в знак благодарности целовать ей руки.
— Да вы что! — возмутилась Татьяна, попыталась отстранить его и продолжить путь, так как он перекрыл всю тропинку своим большим телом. — Пустите! Я опаздываю на работу.
— Работа не волк, в лес не убежит! — озорно подмигнул ей парень, крепко сжав Танины руки своими короткими, но цепкими пальцами. — Попалась, пташка?
Кричать было бесполезно, они уже далеко зашли.
Татьяна предприняла новую попытку избавиться от назойливого кавалера, рванувшись изо всей силы.
— Не надо упрямиться! — пригрозил он ей и поволок в кусты. — Мы немного приляжем, и вы мне правильно все растолкуете насчет сатиры. Вы ведь, наверно, в институте учитесь? Вам и флаг в руки!
— Не-е-ет! Пустите меня!
Татьяна наконец догадалась о намерениях чернявого и принялась сопротивляться, но тот быстро пресек ее неповиновение, отхлестав по лицу и ударив ребром ладони в печенку, так что в глазах потемнело, а лесной воздух стал хуже едкого дыма.
— Только вякни, сучка, еще не так въе…шу! — пригрозил насильник и повалил ее обмякшее тело в траву…
Что она вынесла из первого сексуального опыта? Грубый натиск, дикую боль, его страшно волосатую грудь и необузданный рев в минуту крайнего возбуждения? Что еще? Ах, да — природа пела и дышала, как у Тургенева! Только ветер почему-то свистел в ушах. А может, не ветер? Кроны сосен кренились над ней, будто подглядывали. А вот птицам было абсолютно по фигу, что какую-то там студентку пединститута лишили невинности, — галдели, как ненормальные!
«Ладно, что я привязалась к старику, певцу русской природы, будто он виноват в моей дурости?» Татьяна Витальевна поднялась со скамьи и позвала Чушку.
С того дня ее не смущал рабочий люд в трамваях. Чернявого она больше никогда не видела и приняла бы утреннее происшествие за дурной сон, если бы, как на грех, не забеременела.
Жизненный путь, аккуратно вычерченный по линеечке, стерла резинкой чья-то невидимая рука, а потом поставила на белом листе издевательскую загогулину. Впрочем, и тот лист ватмана давно уже отсырел, и кульман выброшен на помойку!
Первое потрясение наивной девочки, шагнувшей в болото жизни, вскоре заглушили новые потрясения: роды, ссора и размолвка с матерью, скитания с младенцем на руках, малярка… Иногда Татьяна Витальевна с какой-то мазохистской благодарностью вспоминала происшествие в лесу, подарившее Светку. Ребенок помогал переносить невзгоды.
«Ребенок» все еще спал, когда они с Чушкой пришли домой. Не медля больше ни секунды, Татьяна Витальевна принялась за беляши.
— Ма, который час? — раздалось из гостиной. Она всегда так кричала по субботам, чтобы не проспать в школу, а в будние дни поднималась сама. По субботам хотелось маминого участия, но боялась, что мама забудет и не разбудит.
— Семь, — еле выдавила Татьяна Витальевна, потому что слезы душили ее — нелегко всегда дается начинка, приходится лук на терке тереть!
Светлана, разбуженная то ли Чушкой, захотевшей поделиться с хозяйкой впечатлениями от прогулки, то ли аппетитными запахами, доносившимися из кухни, врубила музыку и принялась делать зарядку. Надо всегда держать себя в форме, тем более теперь, когда Гена решился на невозможное. Вряд ли он сделает этот шаг, и все же она не позволит себе расслабиться, как его жена. Марина совсем перестала следить за собой. Мужчины этого не прощают!
Со вторника их отношения вошли в новую фазу, и далеко не в лучшую. Балуев сдержанно поздравил ее по телефону с назначением. Она уловила обиду в его голосе.
— Ты не рад этому? — спросила Светлана.
— Почему ты так думаешь?
— Значит, не рад.
— А чему тут радоваться? Ты — помощница головореза.
— Заговорил, прямо как моя мама!
— Видимо, у меня с Татьяной Витальевной много общего.
— Нам нужно встретиться.
— Наши встречи теперь будут носить официальный характер.
— Я и прошу, черт побери, об официальной встрече! — вышла она из себя. Никогда еще так трудно ей не давался разговор с ним.
— На этой неделе вряд ли получится.
Такого ответа Светлана не ожидала.
— Ты это серьезно?
— Приехал шеф. Работы по горло, — через силу оправдывался он.
— Ты это серьезно? — более настойчиво повторила она, и Балуев почувствовал, что навсегда теряет ее. Нет, это он почувствовал раньше, когда Мишкольц вызвал его к себе в кабинет и ледяным тоном произнес: «Кажется, наша общая знакомая делает неплохую карьеру».
— Чего ты хочешь, Света?
— Прекрасно. Значит, когда я была наложницей Стара, ты не брезговал встречаться со мной, пользоваться кое-какой информацией и не задавать при этом глупых вопросов? Теперь же, став помощницей Пита, я перешла за рамки дозволенного? Нарушила твои мифические принципы? Что изменилось, Гена? Я не понимаю! Или ты думаешь, я совмещаю две должности?
— Я так не думаю…
— Спасибо. — Она сделала над собой огромное усилие, чтобы не бросить трубку. — Пойми же, олух царя небесного, настал момент, упустить который мы не имеем права. Пит хочет сближения.
— Я знаю. — Он помолчал несколько секунд, как бы прикидывая в уме, стоит ли разглашать тайну, и, решившись, добавил: — Володя против этого сближения. И он прав. У Пита слишком далеко идущие планы. Он опасен для нас.
— Как знаете, — вздохнула Светлана Васильевна, — но все идет к новой войне, и вы не можете этого хотеть.
— Почему нет, если война не коснется нас?
— Замечательно! Поздравляю! Вы с Володей поступаете, как настоящие джентльмены!
— Я вижу, ты стала ярой защитницей Криворотого! Набрасываешься, как пантера! Кого защищаешь, Света? Он по пояс в крови!
— А Шалун не по пояс в крови? Однако это вам не мешает целовать его в зад! Как вы только умудряетесь не захлебнуться, джентльмены мелкого пошиба!
Последние слова она произнесла с ненавистью и бросила трубку.
После изнурительных упражнений и холодного душа беляши с чаем были кстати.
— А эти парни так и ходят вокруг твоей машины! — покачала головой Татьяна Витальевна.
— Не обращай внимания, ма. Соблюдаются необходимые формальности. Вот и все.
— Вот и все, — повторила мать, — мое турне подходит к концу. — Она прикрыла ладонью глаза.
— Ну, не надо, мама, еще наплачемся, — предрекла Света.
— Конечно, конечно, это я так.
Она вытерла кухонным полотенцем лицо и пошла укладывать чемодан.
Света, оставшись в одиночестве, закурила. Вот и опять она маму теряет, а ведь никого ближе у нее нет. Почему так происходит? Кому это надо?