— Ну, знаешь… — пробормотал Палька, хотя на его лице промелькнула улыбка.
— Ты только скажи ему пару мирных слов. Он же к тебе всей душой. А там… Вот увидишь, я из него искры высекать буду, да еще с помощью Катерины!
Палька видел: Липатов высекает искры.
Создать на базе станции № 3 научно-исследовательский институт — это придумал Саша. Сперва идея показалась совершенно нереальной. Конечно, в будущем институт необходим, но пока до такого роскошества дело не дошло. Липатов первым сообразил, что «под идею» можно получить дополнительные деньги, жилье, кадры инженеров, лабораторное оборудование…
Шепнув несколько слов Катерине, Липатов при ней заговорил с Алымовым о создании НИИ.
Катерина заинтересовалась.
Липатов начал увлеченно объяснять ей, какой должен быть институт и чем он будет заниматься.
— Хорошая мысль, правда, Константин Павлович?
Так спросила Катерина — и Алымов загорелся, потребовал письменные соображения и помчался в Москву добиваться небольших ассигнований на ближайший год.
Меньше всего Алымов занимался жилищными делами. Он с бешеной энергией торопил пуск станции, а как живут люди и удобно ли им — попросту не замечал.
Липатов нарочно заговорил об этом у Световых. Не Алымову, а Катерине пожаловался, как плохо устроены работники станции, как трудно семейным, сколько людей переболело…
Катерина вскинула глаза:
— Константин Павлович, неужели вы ничего не можете сделать?
И Алымов завертелся в нужную сторону.
Палька сам не понимал толком, почему его раздражает влюбленность Алымова. Мать прямо-таки захлебывалась от восторга: конфет привез огромную коробку! Светланочке пять погремушек подарил, московских! Цветы на самолете доставил, целую корзинку, каждый стебель в мокрый мох обернут!
Палька отворачивался от цветов и не попробовал конфеты.
Недоброжелательно следил за Катериной — ишь как похорошела и повеселела! Щеки горят, глаза горят, голос какой-то особый, со звоночками. Обновки шьет одну за другой… И что нашла в нем? Веки как тряпки, нависают на глаза. Закуривает — руки прыгают. Концы пальцев желты от табака. И весь пропах табачищем. Резкий, неуравновешенный, чуть что — кричит. На Катерину смотрит как кот на сало. Надо думать, женщин у него было видимо-невидимо…
Ничего плохого о нем не скажешь — ну, сперва был противником, так не он один! Зато как только разобрался, помогает вовсю. Характер бешеный? Так характер пока на пользу делу…
И все-таки Пальку передергивало, когда в их доме появлялся Алымов — свежевыбритый, с белым подворотничком на гимнастерке военного образца.
Что угодно, но не мог он вынести мысли о близости сестры с этим человеком!
Катерина понимала, почему не заходит Кузьма Иванович в дни, когда гостит Алымов, почему у Кузьминишны растерянное и огорченное лицо, — тут ничего не поделаешь. Но молчаливая злоба брата ее смущала. Ему-то что не по душе?
Однажды, уже в октябре, когда зарядили дожди, Алымов не приехал в назначенный день, а Палька был тут как тут. Поужинал и устроился в своей комнате, где теперь повсюду попадались вещи Алымова: книги, бритвы, мыльница, резиновые сапоги…
Катерина, не спрашиваясь, вошла и села напротив Пальки.
За окном лил и лил дождь, сбивая с деревьев последние листья.
— Тополь облетает, — сказала Катерина.
— Да. Он позже всех, кажется.
— На яблоньках тоже долго держатся… Павел, что ты думаешь об Алымове?
Черт бы побрал дурацкое положение брата при взрослой сестре!
— В данной ситуации важней, что думаешь ты.
Катерина не приняла шутливого тона.
— Меня как-то Леля спросила о родителях Никиты, хорошие ли они. Я тогда… Ну, в общем, теперь я спрашиваю: хороший он человек или нет?
Палька нехотя вытягивал слова:
— Он умный. Очень энергичный.
— Я не о том.
— Вот, право, как я могу ручаться?..
Из степи порывами налетал ветер. Бросал в стекло дождевые струи и постукивал по нему черной тополиной веткой. На ветке мотался одинокий лист.
— Опять дороги развезет.
— Люба говорила, в бараках крыши протекают.
— Починили вчера… Слушай, Катерина, это не мое дело, по он же вдвое старше тебя. Знаешь, сколько ему? Больше сорока.
— А я сама стала взрослая-превзрослая.
— Ты уверена, что он не женат?
— Почему же? У него жена и сын, он мне рассказывал. Только они живут врозь. Уже три года. Это вторая жена. С первой он разошелся в молодости.
— Так я и думал! И что же он тебе предлагает? Стать третьей?
Катерина взвилась с места — покраснела, ноздри раздуваются.
— Ничего не предлагает. Понимаешь ты, не смеет ничего предлагать!
— Закипел кипяток! Садись, не распыляйся. Чего ж ты тогда выспрашиваешь?
— Понять хочу.
— Просто так — из любопытства?
— Нет, не просто так.
Она подошла к окну и поглядела, приблизив к стеклу лицо, — льются, льются, искрясь на свету, нескончаемые струн. И откуда столько воды?
Присела на подоконник, подтянула стул, чтоб поставить ноги, и тотчас вспомнила день, когда вот так же сидела и вела с братом серьезный разговор… Шла на подвиг. Думала, этим закроется от жизни! Нет, она ни о чем не жалеет. Есть Светланка. Даже подумать страшно, что ее могло бы не быть. Но жизнь есть жизнь… Год назад казалось, что можно прожить памятью. Нельзя.
— Способен ты понять, Палька, что мне интересно? Он старше, умней, опытней. Что я такое? Поселковая девчонка. Один человек сказал — шахтерская мадонна.
— Игорь?
— Игорь… Что я видела? Дальше Ростова не бывала. Компрессорная, поселок, эта хата — все. Понимаешь, мало мне. Тесно. Вот когда в партию вступала, некоторые удивлялись — родить должна, до того ли! А я — всего хочу. Во мне силы много. На том собрании — помнишь? — я ж крылья ощутила. А когда Чубак говорил, для меня это было… ну, самая-самая высота.
— А при чем тут Алымов?
— Ты бы видел, как он тогда… почти как Чубак. Рукой потрясает, гремит…
Она засмеялась.
— Гремучий он. Есть у вас в химии такая гремучая смесь?
— Она, между прочим, взрывается.
— Ага. И он тоже. И вот когда я чувствую, что могу его поворачивать как хочу… Злющий, а я поверну — и он добрый. Нет, ты не поймешь!
Палька подошел к ней, взял ее за плечи.
— Катерина, не выходи за него.
Она упрямо повела плечом. Не выходить?.. И он не предлагал, и сама не думала — выходить. Но что делать, если ей интересно и жутко, — каждый день заново испытываешь свою власть над ним, и радуешься, и даже злорадствуешь порой, и вдруг обмираешь от странного ощущения, что сама — в его власти.
Недобро усмехнувшись, Катерина бросила:
— Я и не собираюсь, с чего ты взял?
Стряхнула с плеч его руки, пошла к двери, остановилась.
— Ты мне так и не ответил. Хороший он человек?
— Не думаю.
Она постояла, глядя перед собою, кивнула и вышла.
А назавтра приехал Алымов, и Палька снова увидел ее оживление, услыхал ее особый голос — со звоночками.
Весь вечер он сидел за столом как прикованный, ни на минуту не оставляя их. Ему почти хотелось, чтоб сестра попробовала избавиться от него — уж он бы ее проучил! Он бы наплевал на все и шуганул этого старого бабника так, что его сапоги и мыльницы полетели бы через забор!
Но Катерине, кажется, и брат не мешал, и Алымов был не так уж нужен.
Она опять завела разговор о жилье:
— Зима надвигается, неужели вы так зимовать будете?
Ушла кормить Светланку и не вернулась.
Алымов курил, зажигая одну папиросу от другой.
— Поедем с утра к вашему Чубаку, — тоном приказа сказал он. — Поставим вопрос ребром.
Пальке хотелось нагрубить Алымову… Но как грубить, если он собрался ставить вопрос ребром?
Скрипнув зубами от злости, Палька начал обсуждать с Алымовым, что и как говорить Чубаку.
Чубак сказал:
— Родить вам жилье не могу. Добром взять негде. Ищите и захватывайте, я поддержу. — Он лукаво поглядел на Алымова и Светова. — Неужели мне вам подсказывать, где и какое ведомство что-то не использует? Может, Клаша Весненок что-нибудь вам присоветует?
Намек был ясен. Три дома, не достроенных железнодорожниками, давно привлекали их внимание — близко, стены под крышей, осталось поставить перегородки, навесить двери, настелить полы. Если бы их отдали добром!..
Переговоры с железнодорожниками велись долго и ни к чему не привели.
Управление дороги не хотело продавать «коробки», надеясь со временем добиться ассигнований на их достройку.
От Чубака пошли в горком комсомола. Клаша покраснела и обрадовалась: в последнее время она мало бывала на опытной станции. Что-то в ней появилось новое: хмурит белесые бровки, строго сжимает губы, а губы розовые, пухлые.
— Материалы и средства вы найдете? — спросила Клаша, обращаясь к Алымову. — Важно все подготовить сразу. А достроить комсомол вам поможет.
Пальку забавлял ее деловитый, «ответственный» тон — сидит в кабинете с телефоном, руководящее лицо!
Зазвонил телефон. Клаша выслушала кого-то и отчитала за плохую посещаемость. Потом пришли два паренька, Клаша и их отчитала за отсутствие комсомольской инициативы. Только они ушли, она вспомнила еще что-то, сама побежала за ними и в коридоре отчитала дополнительно. Палька отметил, что ноги у нее маленькие и очень симпатичные.
— Вот что, товарищ Светов, — придав пухлым губам строгое выражение, сказала Клаша. — Мне сейчас некогда, а вечером я к вам зайду, и мы обсудим весь план.
— Слушаюсь, товарищ начальник!
— А вы, товарищ Алымов, выясните с материалами и деньгами. Хорошо бы достать готовые двери и рамы.
— Можно подумать, Клашенька, что ты специалист по захвату чужих домов.
— Если бы ты раньше посоветовался, товарищ Светов, эти дома были бы уже ваши, — авторитетно заявила Клаша и снова покраснела.
Почему покраснела, Палька не понял.
Когда он предупредил Катерину, что придет Клаша и надо угостить ее чем-нибудь вкусным, Катерина усмехнулась.