Дядя присел рядом и протянул ей тонкую папку.
– Задокументированы в основном очерки монахов. Они либо видели, как утверждают, случаи упыризма, либо записали со слов очевидцев. Кинских переписывали, иногда дополняли эти очерки, а чаще просто хранили обрывки найденных документов.
Энн открыла папку.
– Немецкий?
– Немецкий и латынь. Разберешь или перевести?
– Я справлюсь, – улыбнулась она и начала читать:
«1345 год. Либина. Мы с братьями жили возле деревни около двух лет. В деревне скончалась жена гончара. Похоронили на распутье по местному обычаю, хотя настоятель монастыря все твердил, что это неправильно. Спустя восемь дней она начала являться соседям и нападать на них, если они выходили за порог дома. Мы с гончаром вскрыли могилу: его умершая жена казалась спящей, а на лице алел румянец. Весь погребальный саван был в свежей крови. Заподозрив неладное, мы вбили кол ей в сердце и снова закопали. Но это не помогло, и на следующие ночи она снова продолжила охотиться на людей из Либина, пока самой деревни не стало».
– А почему кол в сердце не помог? И как это деревни не стало? – заинтересованно спросила Энн, потому что далее описывался другой случай, а этот обрывался.
– Видишь ли, по нашим древним легендам считалось, что у вампиров наличествует два сердца: справа и слева. Слева человеческое, а справа – то, что появляется при перерождении в монстра. А значит, и кольев должно быть всегда два, и попасть они должны прямо в тот орган, иначе ничего не выйдет. Насчет деревни: там случился пожар.
– А монастырь?
– Местный монах дал деру из проклятой деревни вместе со всем монастырем, прихватив бочонки с пивом.
Энн внимательно смотрела в глаза дяди, а потом снова склонилась над папкой, читая следующее:
«Герман Шрайдер. «Призраки Германии».
Городок Херсмфорд, 1755 год».
«Сейчас это Опава», – кивнула своим мыслям Энн, вспоминая старые названия чешских городов.
«Я знавал местную врачевательницу, женщину. В травах хорошо разбиралась да народ вылечивала. Врачевательница неожиданно заболела и взяла с мужа клятву, что он не похоронит ее на кладбище и не будет звать католического священника. По ее наказу он должен был отрубить ей голову и положить в другой гроб, отдельно от тела.
Умерла врачевательница. Горевал муж сильно. И, конечно, не сдержал клятву. Тут в городе и начали происходить странные смерти. Людей выпивали досуха. Пришел ко мне муж как к пану, который пишет про такие небылицы, и повинился, жена его начала терроризировать город. Он мучился чувством вины за то, что не исполнил волю покойной. Уверив его, что завтра же мы раскопаем ее могилу, я выпроводил несчастного домой.
Однако домой муж врачевательницы не пошел: напился в трактире и разболтал о жене. Тогда горожане с утра сами раскопали могилу. Увидели на губах покойной свежую кровь и, не раздумывая, отрубили ей конечности, которые захоронили в другом месте. Так врачевательница умерла навсегда. Я остался еще на одну ночь, чтобы убедиться в этом.
А после ваш покорный слуга собрал пожитки и отправился в другой город, услышав о новом случае упыризма».
Дядя Франтишек молчал и, заглядывая Энн через плечо, тоже перечитывал отрывок.
– Я рад, что ты интересуешься архивом, милая. Я стар. Сына не влечет такое наследие и желания перебирать старые тексты у него нет. Но я все же надеюсь, что кто-то из рода, а быть может, ты, захочет перенять часть историй и преданий и займется вместе со мной архивом.
Энн улыбнулась, но совершенно не осознала того, что сказал граф. Ее мысли вертелись вокруг упырей. Что, если бы она допустила, что Карл говорит правду, как бы фантастично она ни звучала, тогда, теоретически, вампиров в Богемии не должно быть или их количество было бы меньшим, чем, допустим, в Моравии.
– А самые первые упоминания упырей в наших летописях есть?
– Самые ранние захоронения, которые были обнаружены и задокументированы, датируются девятым веком. – Франтишек Кинских показал ей на несколько следующих листов.
Она снова склонилась над тонкой папкой и стала читать дальше. В девятом веке об упырях писали скупо и сухо, и Энн быстро перелистнула страницы.
«Четырнадцатый век» – значилась пометка сверху листа.
«Неплах, настоятель монастыря и летописец.
Он написал книгу «Удар вампира», изданную малым тиражом в 1356 году».
Далее Энн прочитала:
«1336 год. Город Кадан.
Меня послали в Кадан, чтобы засвидетельствовать наличие нечистой силы. Два дня назад умер местный пастух Мыслат. Местные жители говорят, что видели его ночью бродящим по городу, словно он воскрес.
Мы с местным священником открыли гроб на закате. Мыслат лежал там румяный и весь в крови. Едва я воткнул кол ему в сердце, как он открыл глаза и начал орать. Затем выхватил кол и гонялся за священником. А потом бросился на меня. Я, спасая свою жизнь, случайно зацепил четками руки покойного пастуха, да так, что они обвили тому запястья. Тут Мыслат и замер, обездвиженный. Естественно, мы его обезглавили, а останки сожгли. Тогда-то мы и поняли, что совершили две ошибки. Во-первых, ударили одним колом, а во-вторых, гроб с живым мертвецом можно откапывать лишь в тот момент, когда на него ярко светит полуденное солнце. То, что у упырей два сердца, я узнал после того, как мертвому пастуху разрезали грудь по просьбе священника».
«Неплах был приближенным к Карлу монахом. Он писал о его жизни, путешествовал с королем. Это исторически задокументировано. Получается, правда, если принять ее за правду, лежала на поверхности? Монах знал, что король был вампиром, или подозревал? А может, ездил вместе с ним, чтобы добивать последних упырей в Богемии?» – думала Энн, отложив папку, в которой больше не осталось непрочитанных страниц.
Она спросила:
– Упыри не сгорают на солнце?
– По легендам, солнце доставляет им боль и ожоги, но не убивает их.
Прихватив папку, Энн встала с лавочки, и дядя поднялся вместе с ней.
– Получается, все вампиры закапываются в землю, а ночью раскапываются, чтобы осушать людей направо и налево?
Граф изогнул бровь, и Энн добавила:
– По легенде, конечно же. И как они заражают других? Через укус? Как в фильмах?
– Согласно записям, упыри часто пили кровь скота. Люди, съевшие такое мясо, умирали на восьмой день, потом через такое же количество дней выкапывались и шли заражать других. Как вирус, если перевести на современный лад. Но да, вампиры кусали и людей. Подвергшийся нападению постепенно угасал: терял силы, слабел и умирал. И сразу же восставал ночью.
– То есть, все упыри охотятся в темное время суток, а в дневное спят в своих гробах?
Граф остановился возле осины и, подняв голову, наблюдал за дятлом.
«Тук-тук. Тук-тук», – послышалось сверху.
– Как ты, возможно, заметила, все случаи произошли с умершими простолюдинами. А у простолюдинов не было чего?
– Денег? – наугад спросила Энн, чувствуя себя так, словно ей снова восемь и она пытается понять, что втолковывает ей репетитор по истории.
– Можно и так сказать. У простолюдинов не было склепов, милая. Каменные крышки легко смещались в сторону, и мертвец мог выходить и возвращаться. А бедным даже после смерти нужно было поднапрячься, чтобы получить кровавое пропитание.
– И саван, – поняла Энн. – В нашей культуре издавна было принято заворачивать покойных в саван.
– Да. Превратился мертвец в упыря и давай себе вертеться в гробу, чтобы размотаться. А когда размотался, еще и наверх копать, чтобы вылезти. Кстати, так и вошло в обиход: если подозревали кого, что не полностью он помер, разрывали могилу и первым делом смотрели на саван. Так-то размотаться упырь еще мог, а вот обратно уже не заматывался. Лишь накрывался саваном с головой как одеялом. Это было первым и главным доказательством вампиризма.
Энн представила Карла, который закапывается, накрывается саваном и лежит днем под землей Старого еврейского кладбища. Ее передернуло. Возможно, он выходил каждый день на поверхность ночного города, а историю о возрождении сочинил для Энн и Ордена.
– А записи об упырях знатных кровей остались?
– Нет. Считалось, что среди знати их не было, или же были, но тщательно скрывали сей факт. Единственная известная упырица в Чехии – это…
– Элеонора Шварценбергская, – тоном отличницы протянула Энн. – Хотя она скорее была бы влколаком.
Энн, как и все в Чехии, знала самую известную хозяйку Чешского Крумлова, которая сделала город таким великолепным.
Граф остановился, изумленно открыв рот.
– Милая, ты, сама того не ведая, попала в яблоко. Ведь именно она запретила охоту на волков на всех принадлежащих ей землях. Плюс у ее ног всегда вились два этих прирученных зверя.
– И самое главное – она призвала охотиться на вампиров. Это верно, как и то, что уже доказано, дядя. У нее был рак матки: бледность кожи и отвары из молочая придавали ее внешности немного зловещие черты. А как мы знаем, у оборотней вроде как должно быть отменное здоровье.
Франтишек Кинских снова присел на скамью возле пруда, увлекая за собой и Энн. Он молчал, погрузившись в свои мысли. Энн же думала о том, что испытывает необъяснимую ненависть к кровопийцам. Граф повернулся, и она буквально ощутила на себе его взгляд.
– Ты не спросила самого главного. Как, согласно легендам, их убить.
Энн улыбнулась, но улыбка вышла напряженной:
– Только собиралась.
Франтишек Кинских провернул на указательном пальце такое же, как и у Энн, кольцо, только более массивное. Он собирался о чем-то спросить, Энн видела недоверие в его глазах и внутренне сжалась, приготовившись врать, но дядя мотнул головой и продолжил рассказ:
– Как ты уже прочитала по летописям, убивали упырей в гробах довольно просто. Для этого нужно было отрубить конечности и голову и похоронить их в другом месте. Или отрубить голову, положить между зубов камень и сунуть все это в ноги покойного. Два кола в правое и левое сердце вбивали в любом случае. Однако самым действенным способом считалось сожжение. Покойного, подозреваемого в вампиризме, сжигали, а прах обязательно развеивали над проточной водой – рекой или ручьем.