Он произнес это быстро, чтобы Вильгельм не догадался, как важен для него ответ. И только прямо задав вопрос, не дававший ему покоя еще во времена правления, он понял, зачем: так Вильгельм защитил его.
В груди сдавило, и Карл, ссутулившись, потер солнечное сплетение. Мистер Рот молчал, засунув руки в карманы брюк. В глазах промелькнул ураган эмоций, которые Люксембургский не успел понять. Рот приблизился и положил ладони на плечи Карлу, заглядывая в глаза:
– Лучше идти во тьме вместе с другом, чем шагать одному при свете дня. У меня никогда не было никого ближе, чем ты. – Горечь в словах Вильгельма обжигала, но не приносила облегчения.
– Уйди, – негромко попросил Карл и, скинув его руки, пошел в ванную, на ходу стягивая одежду.
Стоя под бьющей в лицо струей воды, он непроизвольно хмурился. Днем Карл собирался на особенную встречу и не хотел, чтобы кто бы то ни было следовал за ним.
Вернувшись в спальню, он застал Рота сидящим на его кровати.
– Решил остаться.
– У меня кое-какие дела в городе. – Карл попробовал его выдворить, но в голосе уже не слышалось злости.
– Отлично, как раз прогуляемся.
Карл с сомнением покосился на Вильгельма, а потом потянул шторы в стороны: солнце исчезло, уступив место тучам, которые снова собирались одарить город дождевой водой.
– Тебе это не понравится, – предупредил Карл.
На что Вильгельм неопределенно пожал плечами и, увидев, как Карл подошел к гардеробной, поспешил оставить его в одиночестве.
Карл выбрал синюю футболку и легкий пиджак, почти идентичный тому, который видел на мужчине, проходившем мимо Страговского монастыря. Люксембургский вышел в холл библиотеки, где негромко разговаривали Ян и Вильгельм. Судя по злому взгляду Воганьки, они, как обычно, опять что-то не поделили.
Карл не стал им мешать и повернул к выходу. На улице собирался дождь. Ворота монастыря соседствовали с главным входом в библиотеку и с базиликой, образуя незаконченный треугольник. Он посмотрел на базилику Вознесения Девы Марии. К ней спешили люди. Точнее, группа туристов, как теперь называли скопления странников. Они только что приехали на огромном автобусе. Карл тоже приблизился к костелу. Дверь была распахнута, и до Люксембургского доносились запахи ладана и сырости. Страшась, он вдохнул церковный аромат, чувствуя, как внутренности начинают гореть. До порога оставалось меньше метра, когда Карл отступил на шаг, потом на два и врезался в кого-то.
– Ты с ума сошел?
Вильгельм подхватил его за локоть, но Карл словно его не видел. Он смотрел, как люди, восхищенно переговариваясь, входили в базилику. Карл сжал челюсти до боли и потер запястья, ощутив тошноту. Рука машинально потянулась к шее, где когда-то висел серебряный крест.
– Пойдем, – только и ответил Карл. – Ты же хотел сопроводить меня.
– Куда?
– На Вышеград.
– В костел? – не отставал Вильгельм.
– Да.
– Почему именно туда? В городе сотня домов со шпилями, в которых мы можем сгореть.
– Вышеградский костел стоит на святой земле, там остались артефакты, которые я привозил в Прагу из разных стран.
Вильгельм хохотнул:
– Я видел тебя однажды в Германии. Ты приезжал к епископу, который закрыл все двери и ставни, чтобы защитить от тебя церковные богатства.
– Значит, мне тогда не показалось, – кивнул Карл.
– Я хотел прийти к тебе и просить прощения, но ты был хорошо защищен и, что самое главное, успел постареть. Я убедился, что здесь не обошлось без демона, и отступил, продолжив наблюдать издали.
Они спустились на Малостранскую площадь и вошли в метро. Для Карла это было впервые. Громадные железные черви, о которых он прочитал в сети, на изображениях выглядели довольно жутко.
Вильгельм купил через телефон проездные билеты. Переливающиеся ступени спустили их под землю. На станции дул ветер, отравленный металлом и людским потом. Карл с тоской подумал, что бездорожье, лес вокруг и Прага размером в несколько кварталов были ему милее этой бесконечной суеты. Людей стало слишком много. Прибыл состав, и они вошли в него. Из динамиков безэмоциональный голос объявил:
– Пожалуйста, войдите или выйдете, двери закрываются.
Двери и правда закрылись, и металлический червь полетел в туннель, воя и издавая скрежещущие звуки. Резкое движение метро толкнуло Карла на Вильгельма, который схватил его за руку, поднял за кисть и положил ту на металлическую перекладину, которая крепилась к крыше.
– Для нерасторопных предусмотрены поручни, – с ухмылкой заметил Рот и отпустил его.
Мысленно Карл взмолился о терпении и о том, чтобы они благополучно добрались до Вышеграда. Он представлял весь массив грунта над ними и сжимал поручни. Они ехали под землей, под рекой, закупоренные, как мотыльки в склянке. Люксембургский оглянулся на людей, спокойно смотрящих в телефоны и книги. Кто-то, закрыв глаза, дремал на сиденье.
«Невероятно. Как они бесстрашны с этими новыми открытиями и приборами!»
Было почти десять утра, когда они ступили на Вышеградский холм и медленно вышли к костелу Святых Петра и Павла. Его темные острые шпили, как и столетия назад, устремлялись вверх. Каменные стены украшали высеченные арки и остроконечные окна. Над входной дверью Карл увидел скульптуры ангелов и святых, которые показались ему живыми и готовыми спуститься на землю, чтобы помочь людям.
Вильгельм что-то сказал, но его слова превратились в невнятный шепот, когда колокола на костеле Петра и Павла ударили первый раз.
«Ба-а-ам!»
Они находились в десяти шагах от дверей, обшитых кованым металлом, да там и замерли. Лицо Вильгельма исказилось судорогой.
«Ба-а-ам!» – Второй удар.
Карл ощутил внутреннее ликование, которое закончилось на третьем ударе.
«Ба-а-ам!»
Люксембургский содрогнулся, хватаясь за горло. На его лице выступил пот. Жажда крови стала нестерпимой.
«Ба-а-ам!» – Колокол и не думал останавливаться. Вильгельм дергался, не способный сделать ни шагу назад. По его лицу потекли кровавые слезы.
«Ба-а-ам!»
– Пять, – прошептал Карл и с трудом согнул руку, чтобы вытереть мокрую щеку. Слезы прочертили кровавые полосы и на его лице.
«Ба-а-м!»
Карл выпрямился, дрожа от желания оскалить клыки и зашипеть.
«Ба-а-ам!»
Их обоих согнула судорога. Перед костелом было пусто, туристы сюда еще не добрались. Карл вычитал, что экскурсионные группы появлялись у Вышеграда не раньше трех часов дня. Позади них вышел на улицу мужчина в форме, открывая витрину кофейни.
«Ба-а-ам!»
Карл поднял руку, по его лицу струился пот от усилий, и оттолкнул Вильгельма от себя, тем самым увеличивая расстояние между ним и костелом. Вильгельм Рот смог двигаться и поспешно вытирал лицо платком.
«Ба-а-ам!»
Карл поднял голову к небу, шепча:
– Помилуй нас, милосерднейший Отче, ради Сына Твоего, Господа нашего – Иисуса Христа. Прости нам прежде содеянное нами и даруй нам всегда служить и благоугождать Тебе в обновленной жизни, к чести и славе Твоего имени.
– Карл! – хрипло позвал его Рот.
«Ба-а-ам!»
На десятом ударе Люксембургский смог двигаться и, утерев кровавые слезы, оглянулся на Вильгельма. Тот уже принял свой обычный надменный вид.
– Подожди меня здесь, – бросил Карл и направился к входу, но Вильгельм схватил его за плечо.
– Мой друг, у меня такое впечатление, что ты не в себе, – быстро проговорил он, и за этой быстротой в его речи скрывалось волнение.
– Я хочу зайти. – Карл не смотрел на Вильгельма, он не сводил глаз со ступеней, ведущих к двери, как человек, решившийся на трудное дело, долгое время не дававшее ему покоя.
– Ты понимаешь, что с тобой случится? – Лицо Вильгельма выражало злость наполовину с тревогой.
Карл кивнул и дернул плечом. Его душа, если, конечно, она у него еще была, стремилась к Богу. Лишь вера позволяла ему продолжать жить несмотря ни на что.
– Моя вера сильнее страха.
Карл медленно пошел к входу.
– Это не сработает. Карл, остановись! – Вильгельм заступил ему путь, останавливая друга.
– Уйди с дороги. – Люксембургский посмотрел на Рота, и тот сдался под упрекающим взглядом карих глаз, давая ему пройти.
Карл легко преодолел несколько ступеней и остановился возле двери, поднимая голову, чтобы полюбоваться на готический фасад. Каменные ангелы безмолвно взирали на него, не предпринимая попыток ожить и испепелить на месте.
– Моя вера сильнее страха, – чуть слышно повторил он и переступил порог костела Святых Петра и Павла.
Вмиг каменное здание затряслось, словно хотело исторгнуть из себя кровопийцу, но так же быстро успокоилось. Карла прошиб жар, кожа на руках и лице покрылась волдырями от ожогов, но он и не думал возвращаться на улицу. Вместо этого Люксембургский обошел скамьи для молитв, на которых сидели несколько прихожан, и направился в нишу по правую сторону от алтаря. Боль и жар, пронзающие тело, являлись для него своеобразным очищением. Карл улыбался, словно безумный, осматривая внутреннее убранство костела, который почти не изменился с тех пор, как он его возвел. Дневной свет, приглушенный и тусклый, еле просачивался сквозь витражные окна, и внутри стоял сумрак.
Карл приблизился к конфессионалу[43], увидел, что из кабинки вышла женщина, и тут же проскользнул внутрь, опасаясь касаться дерева. Он опустился на колени. От его тела исходил серый дым, казалось, что кости и весь он готовы рассыпаться пеплом. Однако он верил. Верил, что Бог не просто так впустил его в свой храм, верил, что способен оградить Богемию от зла, а значит, послужить во благо. Глаза снова кровоточили, но он смог увидеть, что святой отец сидел за перегородкой, перебирая четки. Карл сложил почерневшие от ожогов ладони и хрипло произнес:
– Прости меня, Господи, ибо я согрешил.
Распятие на четках в руках священника ярко замерцало. Его кадык под колораткой испуганно дернулся, но старческие, почти фиолетовые губы спокойно заговорили: