дилась парковка с несколькими машинами.
Энн пошатнулась и упала на землю, чтобы через пару секунд привстать уже на руках. Сверху придавило тело Эдгара. Кинских заплакала, перекатывая его с себя. Если бы только она поехала с ним или отговаривала убедительней, он остался бы жив. Она не могла осознать, что Эд, ее импульсивный напарник, уже никогда не скажет «привет», не улыбнется широкой улыбкой, не подставит россыпь веснушек солнцу.
Кинских почувствовала, что начала задыхаться. Она схватилась за горло и хватала ртом воздух, но он словно не доходил до легких. Энн ударила себя по щекам, отрезвляя, и паника отступила.
Машину она не закрыла и ключи с собой не взяла, словно предчувствовала, что могло случиться нечто плохое и пришлось бы превращаться. Энн быстро юркнула на заднее сиденье, ища длинную рубашку, которую оставила там пару дней назад. Родовое кольцо больно сдавило указательный палец, но Кинских так привыкла его носить, что и не подумала снять, словно оно было частью ее тела.
Энн вернулась за телом. Приподняв Эдгара за плечи, просунула ладони под мышки и, сцепив пальцы в замок на груди, поволокла к стоянке, пятясь как рак. Голова напарника на сломанной шее качалась из стороны в сторону, и было в этом столько неправильного…
«Он не должен был умереть. Не должен!»
У Энн перед глазами снова предстала та сцена, где незнакомец взмахивает рукой, сворачивая шею Эдгару. Она вспомнила его желтые глаза с кошачьим зрачком, будто бы он играл в демонической постановке. Возможно, незнакомец и был демоном, Кинских вспомнила услышанное имя – Роули.
Энн подтянула тело напарника к машине и бережно уложила на дно багажника, что, конечно, было глупо, учитывая, как до этого Эд упал с тридцатиметровой скалы.
Возвращение в Прагу прошло словно в тумане: сцена с убийством напарника крутилась в голове, словно ретро-пластинка. Она ехала на строго разрешенной скорости, боясь привлечь к себе внимание полиции. Пальцы на руле подрагивали, дорога перед глазами периодически расплывалась, пропадая за слезами, в горле стояла горечь. Одна мысль преследовала ее все время с момента смерти Эда. Увидев, как сломалась его шея в часовне, Энн подумала о том, чтобы попросить Карла превратить Эдгара в себе подобного. Вот только возможно ли такое превращение, когда человек уже какое-то время мертв?
Кинских включила телефон, проигнорировала поток сообщений и пропущенных звонков от незнакомого абонента и мистера Рота. Авто подпрыгнуло на подъеме, тело Эдгара глухо ударилось в багажнике. Энн крепче сжала руки на руле, ее плечи тяжело опустились, словно на них давила будущая надгробная плита с сегодняшней выбитой датой. Она решительно нажала «позвонить» на мобильном и через секунду отменила вызов.
Энн скрежетала зубами, думая о том, что вдруг бы Эд не хотел такой жизни? Мучиться жаждой, пить кровь, жить вечно. Она понимала, как глупы будут просьбы, если Карл откажет или если уже поздно. Эд погиб из-за нее, и она должна это исправить. Возможно, из-за Кинских он будет страдать еще больше. Энн не вправе решать, жить ему в облике упыря или нет.
«Так может быть, обратить его и предоставить выбор?»
Рука потянулась к телефону и снова нажала на вызов. Спустя несколько длинных гудков, Энн ответили.
– Смею надеяться, вы объясните, почему игнорировали наше общество этой ночью, – прозвучал из динамика оскорбленно высокомерный голос.
Энн сглотнула, желая прогнать горечь в горле, и затравленно спросила:
– Вы могли бы воскресить близкого мне человека, который умер час назад?
В трубке послышалось отдаленное фырканье, а Карл тут же ответил:
– Даже если бы мог, не стал бы. Вы не понимаете, о чем просите.
Кинских стиснула челюсти, глотая ругательства.
– Понимаю! Я дам ему выбор, если он не захочет остаться в обличье упыря…
– Вынужден вам отказать, – он помолчал и добавил: – Анета, вы не вправе давать кому-то выбор. Не играйте в Бога. Следующей ночью вы должны быть с нами!
– Но…
– Доброй ночи, графиня.
Кинских остановила машину на обочине и заплакала громко, навзрыд. Она кричала и кричала, выпуская всю скорбь, всю злость, всю беспомощность. Внутренности жгло и крутило, ей казалось, что внутри все умерло и сгнило, и она сама теперь лишь живой мертвец, не понимающий, как существовать дальше.
Сколько она так просидела, Энн не знала, но, когда отняла ладони от мокрого лица, небо за верхушками деревьев начало светлеть. Машина стояла на дорожном съезде для дальнобойщиков в ближайшем к Праге лесу. Кинских вышла из «Ягуара» и осмотрелась, желая убедиться в отсутствии посторонних глаз и камер.
Рассветная прохлада забиралась под рубашку-платье, едва прикрывающую колени. Босые ноги покрылись мурашками. Энн вернулась в машину и сдала назад, въезжая под покров леса. Когда авто перестало быть заметным с дороги, она остановилась, вышла и открыла багажник.
Оттуда на нее невидяще уставились застывшие глаза Эда. Энн осторожно прикрыла их. Теперь казалось, что он просто спит. Лицо Эдгара выглядело умиротворенным и расслабленным. Ей же хотелось выть, но запас слез иссяк. Глаза пекло, словно туда насыпали песка. Кинских зажмурилась и решительно выдохнула.
Потянула тело, вытаскивая из багажника на землю. Обыскала карманы и, ничего не найдя, остановилась. Эд был еще тем перестраховщиком: звонил ей всегда скрытно, чтобы в случае поимки ничто не указывало на нее, такую же программу он поставил на номер Энн.
Кинских взяла тело за ноги и поволокла в лес. Из-за холмистой местности тот, казалось, качался на волнах.
Минуя очередной овраг и взбираясь на возвышенность, Энн увидела яму, наполовину заваленную ветками. Она дотащила тело туда, уложила и прикрыла ветками и мхом. Энн хотела, чтобы труп быстро нашли, и не придумала ничего лучше, как оставить его так.
Вернувшись в машину, она больше не плакала. Добралась до квартиры, нашла в кухонном шкафу бутылку вина, которую держала на случай готовки. Отвинтила крышку, налила красное сухое в чашку для латте и выпила, насильно вливая в себя алкоголь. Затем стащила рубашку и сунула ее в мусорное ведро. Энн поплелась в душ. Мыслей не было, абсолютная пустота, черная дыра, которая грозила поглотить ее. Она не помнила, как дошла до дивана, села и уставилась в одну точку. Несмотря на все случившееся, Энн заснула. Беспокойный сон пришел позже в виде неясных видений леса, Эдгара, незнакомца, который снова и снова, усмехаясь, сворачивал шею ее другу.
«Дзынь! Дзынь! Дзынь!»
Энн пошевелилась и поморщилась.
«Дзынь!»
Она со стоном встала с дивана, еще не до конца проснувшись. Растирая лицо руками, пошла в сторону входной двери.
«Дзы-ы-ынь!» – Снова требовательно зазвонили в дверь, и Энн, не посмотрев в глазок, открыла. Замерла на секунду, не веря глазам, и испуганно попятилась от двери, зажав рот руками. В голове загудело, затылок онемел, и пол под ногами покачнулся.
– Что с тобой? – Обеспокоенный голос доносился, словно сквозь толщу воды.
Кинских больше не ощущала свое тело, но, прежде чем провалиться в черноту, боковым зрением она успела увидеть стремительно приближающийся паркетный пол.
Глава 10
Malum necessarium – necessarium.
Неизбежное зло – неизбежно.
«Пражский трдельник»
«За последние сутки в Праге пропало три человека – двое мужчин и женщина. Имена и подробное описание вы сможете найти по ссылке на сайте полиции.
На известной коневодческой ферме заболели лошади. Десять из них скончались в течение дня. Предварительный диагноз – сильное истощение, малокровие. Зоозащитники подали петицию в суд против жестокого обращения с животными и с требованием закрыть ферму.
Ночной инцидент произошел в замке Гоуска. По словам шефа полиции, там сработала сигнализация, и поступил звонок от владельца замка, живущего рядом. На проверку выехали сотрудники правопорядка. По словам полицейских и пана Шимонека – владельца, из здания доносился волчий вой. Зафиксировать преступника камерами наружного наблюдения не удалось. Полицейские свидетельствовали об огромном волке, который тащил человека без сознания. Зверь сбежал, получив смертельные ранения. Заявлений о пропаже людей в округе не было. Делом занимается полиция вместе с природоохранной лесной инспекцией.
Ваш Эл Вода».
Анета Кинских
Энн с трудом разлепила распухшие веки. Взгляд не хотел фокусироваться и просто скользил по обстановке гостиной. Стеллажи с книгами, обнимавшие две стены, два небольших гостевых дивана, стоящие посредине, и две противоположные стены, полностью стеклянные от потолка до пола, открывавшие вид на Прагу. Комод между диванами и рыжий ковер на полу.
Она попыталась вспомнить, когда успела лечь, и тут же вскочила на ноги. Покачнулась на пятках и позвала:
– Эдгар?
Одновременно с этим открыла ящик комода и, не глядя, запустила руку. Когда она купила этот небольшой одноэтажный дом, мама по старой традиции поставила ей пузырек со святой водой в прихожей. Выкинуть его у Энн не поднялась рука, но пузырек был сослан в комод и забыт. До сегодняшнего дня.
В гостиной появился напарник – полностью невредимый, со стаканом воды в руке. Земля осталась на его одежде, а на лице смешалась с веснушками, делая его похожим на трубочиста из сказок. Он двинулся к ней, явно собираясь что-то сказать.
«Или укусить», – подумала Энн и решилась. Она облила Эда святой водой, использовав весь запас. Он застыл, глаза стали размером с пятидесятикроновые монеты.
– Что? Зачем? – ошарашенно спросил Эдгар, отплевываясь.
Энн молча забрала у него протянутую склянку и жадно осушила, почувствовав себя лучше. Отставила стакан и, сдерживая слезы, обняла парня, крепко прижав к себе.
– Я весь в земле, – пытался отбиться он от объятий.
– Неважно!
Обнимая напарника, Энн улыбалась, чувствуя, как тепло разливается по телу и покалывает кончики пальцев. Она отстранилась первой и принялась трогать его шею, поворачивать голову, чтобы рассмотреть, нет ли где-то укусов.