Влколак впрыгнул следом, стараясь производить как можно меньше шума. В квартире ужасно воняло. Лапами она наступала на разбросанные вещи и принюхивалась, стараясь ощутить запах жильцов, но его источала только одежда на полу. Где-то в глубине квартиры раздалось поскрипывание, и она двинулась на звук. Прошла пустую кухню, ванную и длинный коридор. Остановилась перед дверьми спальни. Зловещее тихое царапанье ударило по нервам, словно когтями провели прямо в ее голове.
Влколак ударил лапами, выбивая замок, и ворвался в комнату. Трупный смрад сбил дыхание, и Энн увидела то, что заставило ее попятиться обратно к двери. Вся спальня была залита кровью. На раскуроченной постели лежали мертвые мужчина и женщина, их тела покрывали многочисленные укусы. На полу возились две девушки и парень. Низшие. Они не могли поделить уже укушенного младенца, который не подавал признаков жизни. Ничего ужаснее этого Кинских не видела за всю жизнь.
Наконец ее заметили и, зашипев, бросились на зверя, забыв о ребенке. Первым порывом было убежать, но зверь заставил остаться и драться. Низшие не отличались быстротой движений, как вейтус, поэтому спустя несколько минут все закончилось. Разодранные тела, оторванные головы и только начинающий превращаться младенец занимали спальню. Влколак попятился, отряхиваясь от налипшей мертвой крови. Энн решила, что найдет Вильгельма и попросит умертвить ребенка, понимая, что сама никогда не сможет этого сделать.
Влколак замер, снова прислушиваясь. Звенящую тишину заполнили шорохи и возня. В восьмиквартирном доме находились низшие, и они слышали ее. Энн превратилась в человека, оставив шерсть на теле как замену одежды, и осторожно отперла дверь, ведущую в подъезд, где тускло светила лампа. Дверь квартиры напротив с мерзким скрипом тоже начала открываться.
Ей бы убежать, но она осталась. Старческая рука с загнутыми черными когтями показалась в проеме, а затем пожилая женщина, вернее, то, что было ею раньше, вышла из квартиры. Морщинистая кожа напоминала оплывший свечной воск, а взгляд холодных глаз не выражал ничего, кроме голода. За ее спиной маячили еще две фигуры. На втором этаже послышались звуки открываемых дверей. Сверху раздалось нечеловеческое шипение.
Весь.
Дом.
Был.
Полон.
Голодными низшими.
Энн задрожала, часто дыша, она обернулась влколаком. В один прыжок перекусила шею старухе и кинулась к выходу из подъезда, чтобы тут же резко затормозить лапами перед открывающейся парадной дверью.
– Быстро! Уходим!
Вильгельм, весь забрызганный кровью, с безумным взглядом и всклокоченными волосами, открыл створку шире, пропуская влколака, и тут же захлопнул.
На дороге появились два волчьих силуэта: черный и рыже-бурый от крови. Рыжий завилял хвостом при виде Энн.
Двери домов все открылись, как по команде, и оттуда начали выползать низшие. Фонарные столбы снова заработали, зажигаясь от ломаных движений бывших жильцов улицы. Фонарь в конце аллеи домов вспыхнул, и на дороге показался человек, который шел в их сторону. Энн низко зарычала, а Вильгельм поджал губы, застывая на месте. В фигуре, движущейся к ним, Кинских узнала знакомца, главаря упырей, которые приходили в бар. Он остановился на расстоянии нескольких метров от них, шикнул, и низшие замерли, прекратив движение, словно марионетки, ведомые кукловодом.
– Хочу говорить с графиней Кинских.
Вильгельм не бросился на него, чтобы разорвать, понимая, как и Энн, что только этот вейтус сдерживает улицу, полную низших, от нападения.
– Говори со мной, – произнес мистер Рот.
– У меня послание от вейтус.
Влколак попятился за спину Вильгельма и, обернувшись человеком, Энн безропотно приняла его пиджак, кутаясь в него.
– Я слушаю.
Все тело Кинских дрожало от желания разорвать кровососам глотки, но нужно было терпеть.
– Ваш телефон, графиня.
На обочине рядом с ними валялась униформа ордена, в которой вибрировал и светил экраном входящего мобильный. Подняв его, она посмотрела на имя звонившего и нажала «ответить».
– Дядя? – Горло от страха пересохло настолько, что вопрос она скорее прошептала.
– Графиня Кинских, меня зовут Алан Берсе, – послышался в трубке бархатный мужской голос, говоривший на немецком.
– Где мой родственник?
– Рядом. У меня к вам предложение, графиня. Я знаю, что вы привели стаю влколаков, что несколько удивило нас, мы-то думали, что ваш род хорошо постарался, и звери вымерли. Я восхищен вашим талантом переговорщика, поэтому вот мое предложение: вы не воюете против нас, не помогаете Карлу или Ордену. Уезжаете из Богемии и больше сюда не возвращаетесь. Взамен я обещаю, что вас и остальных волков не будут преследовать ближайшие, скажем, двадцать лет. Согласны?
– Нет!
– У меня ваш дядя, и я готов убить его. А может, обратить в себе подобного. Я еще не решил, какая участь для него и вас будет более мучительной, – скучающе протянул Берсе.
Энн не могла дышать и, казалось, падает в бездну, из которой уже не выбраться. По щекам побежали слезы. Влколаки по бокам от нее зарычали, Эд пихнул носом в бедро.
– Хочу услышать дядин голос.
– Одну минуту.
– Милая, не соглашайся! Упыри обратят всех, они хотят начать с маленькой страны, потому что здесь чувствуют себя сильнее всего, а потом…
Послышался звук удара, и снова заговорил Берсе.
– Каков ваш ответ?
Что бы она ни решила, уверенности в том, что они не потребуют чего-то еще, не было. Дядя у них. Оставив Карла, она бы предала не только Орден, она бы предала себя и свою любовь к Праге.
Сквозь слезы она твердо произнесла:
– Нет!
Тут же раздался дядин крик и чавкающие звуки. Она словно увидела, как Франтишка поймали и, отведя голову набок, вспороли шею клыками, чтобы жадно пить кровь.
– Графиня, а с вами интересно, – протянул вейтус. – Передайте мое настоятельное приглашение на бал-маскарад для Фауста и Карла, ну и, конечно же, вас тоже буду ждать. Будем договариваться о так необходимом нам всем мире. Ах да, запамятовал. Если не почтите меня своим присутствием – таких улиц, как на Вышеграде, станет больше. А этих, которые сейчас следят за каждым вашим движением, я завтра же спущу с поводка.
Абонент отключился. Энн всхлипнула, а Вильгельм сорвался с места, набрасываясь на незнакомца, который так и стоял весь разговор напротив них.
– Вильгельм, нет! – крикнула она, но он не слышал.
Сцепившись со слугой вейтус, мистер Рот методично полосовал его тело, рассекая плоть, словно масло. Влколаки вертели головами, следя за волнующейся массой низших, которые начали двигаться в их сторону. Кинских трансформировала руку и, подбежав к Вильгельму, откинула его от противника. Черный влколак оказался рядом и, ощерив пасть, угрожающе скалился на кровососа.
– Мы уходим! – в измененном голосе Кинских слышалось рычание.
Слуга вейтус презрительно скривился. Это выражение так и осталось на его лице, когда раздался свист металла, и голова упала с плеч. Высокий силуэт в черном пнул тело упыря, и оно упало на дорогу.
– Ты в порядке? – Карл с двумя окровавленными мечами в руках внимательно осмотрел Энн, а потом и остальную группу.
– Ты пришел один?
Тут в конце улицы раздался вой низшего, полный боли. Остальные словно сорвались с поводка и быстро поползли к ним.
– Нет. На нашем участке все было чисто, поэтому мы заглянули к вам, и, видно, не зря.
Завязался бой. Энн, обернувшись влколаком вдвое большим, чем была до этого, бесстрашно нападала, раскалывая челюстями мертвые головы как ореховую скорлупу. Вокруг царил хаос.
Спустя время низшие обратились в бегство, саранчой расползаясь на другие улицы, стучась в окна, царапаясь в двери. Попавшиеся на их уловку люди в ужасе покидали дома, не зная, куда прятаться. Таких жителей старались остановить Карл и Вильгельм.
– Бегите в костел Петра и Павла. Там вы будете в безопасности до рассвета, а на закате снова уходите туда. Вы поняли? – Карл говорил мягко и настойчиво, при этом осматривая жильцов на предмет укусов.
– Это появится в сети, – сокрушался Вильгельм.
Оставался час до рассвета, когда они закончили. Все вместе сносили тела на уже вымершую улицу, оставляя их посреди дороги. Вызвали Орден: люди в комбинезонах с эмблемами городских служб перекрыли дороги красными лентами и остались проследить, чтобы утреннее солнце завершило их работу.
Оборачиваясь человеком и глядя на дорогу, заваленную трупами, Энн беззвучно плакала. Низшие были всего лишь людьми, которые день или два назад жили свою обычную жизнь: радовались, печалились, о чем-то мечтали, чего-то боялись. А теперь их нет. Когда наступит рассвет, о них будут напоминать лишь горы пепла на асфальте.
«Вейтус должны за это заплатить!»
Кинских закуталась в рубашку Карла и стиснула кулаки. Внутри клубилась ярость.
Улицы под Вышеградом замерли, опутанные липкой туманной паутиной, словно были лапами огромного жука, который попался в сети к хищнику. И лишь голова насекомого ярко светилась, еще наполненная жизнью. Той головой являлся костел Петра и Павла, где проходила ночная служба. В полном молчании, торопясь к парковке, Энн поняла наконец, почему открыли церкви на ночь и чья это была идея.
Эдгару стало плохо. Превратившись в человека, он исторгал из себя еду и кровь, которой наглотался в бою с низшими. Кинских хотела обнять его, но Маркус покачал головой, давая понять, что Эд должен справиться со своей слабостью самостоятельно.
В машине нашлась запасная одежда для них, и пока она переодевалась, услышала, как завибрировал мобильный.
– Это от Уайта. Они ничего не нашли, но переслали записи. Нужно распечатать их и взглянуть самим.
На рассвете все собрались в Трое. Только Дэниэль со своей группой столкнулся с кладбищем, полным упырей, которые, что странно, не выходили за его пределы. Остальные патрулировали всю ночь и ничего подозрительного не обнаружили.
Энн дрожала от холода и усталости, пока Вильгельм пересказывал события на Вышеграде и разговор с Берсе.