Через пару минут Вильгельм ощутил звериный запах. Влколак прыгнул на противников, сбивая с ног. Зашипели упыри, ощерился зверь. Мотнул рыжей мордой, и в сторону мистера Рота полетели два куска соли, измазанных кровью. Подхватывая их, Вильгельм предвкушающе оскалился.
Удар!
Разворот и снова удар.
Шаг, еще шаг.
Рука в кожаной перчатке впечатала кусок соли прямо в глотку упыря. Тот выплюнул отраву, но она уже проникла в его суть. Его лицо пошло трещинами, а затем облетело шелухой. И он весь стал пеплом, который осел на камень.
Последний вейтус бросился в бегство, чтобы спастись и, скорее всего, донести об оружии. Вильгельм и влколак пустились за ним. Гонка ночью по горному склону, который густо зарос лесом, разожгла азарт. Вейтус пропал из вида. Вильгельм замедлился, прислушиваясь и пытаясь учуять его присутствие, а влколак пронесся вперед. Едва он скрылся внизу, как до Рота донесся полный боли вой. Бросившись на звук, Вильгельм увидел мужчину, который стоял возле неподвижного тела волка. Он наклонился и взялся за пасть зверя. Рот понял, что сейчас Эдгара не станет навсегда, поэтому прыгнул на спину вейтус, полоснул по шее и впечатал второй соляной кусок туда. Он почувствовал легкое жжение возле когтей на правой руке, поэтому отпихнул от себя тело упыря, которое уже начало распадаться.
– Эдгар! – позвал он и присел на корточки, чтобы нащупать пульс. Но его не могло быть у мертвого влколака. – Фер бы тебя побрал! Теперь волочь твою тушку до машины, – разочарованно протянул Вильгельм.
Сзади послышались тяжелые шаги. Изрядно побитые члены ордена Contra Malum спускались к ним, таща на себе сумки, наполненные солью.
– Что с ним?
– Сдох, – зло отозвался мистер Рот и, взяв зверя за заднюю лапу, потащил по туристической тропе вниз. – Придется тащить, а то графиня не простит.
Спускались они быстро. Влколачья шкура собрала весь мусор и грязь, сколько могла в себя впитать, и рыжий цвет совсем пропал, но Вильгельма это не заботило, а людей Фауста больше занимала драгоценная соль и то, как она, смешавшись с кровью волка, превратилась в оружие.
– Нужно провести опыты с солью из действующей шахты, – сказал один из них. – Я захватил пару килограммов и положил их отдельно.
– Надо позвонить Дэниэлю, – ответил второй, когда они добрались до парковки.
– Тихо! – шикнул Вильгельм, прислушиваясь к звукам. То, что он почувствовал, ему не понравилось. По лицу пробежала тень тревоги, и он отчеканил: – Живо в машину и не останавливайтесь до самого Карлштейна!
– Соль разделим. Если кто-то из нас не доедет, у Богемии все равно должно быть хоть немного оружия.
Два парня резво закинули свою часть соли в багажник внедорожника прямо к мычавшему там низшему, а влколака устроили на просторном заднем сиденье. Машина, взревев, покатила в обратный путь. Вильгельм добежал до «мустанга» и забрался внутрь, спиной ощущая чей-то пристальный взгляд.
Мотор заурчал, словно огромный кот, но машина не сорвалась с места, потому что свет фар озарил знакомую фигуру на дороге. Вильгельм побледнел. Открыл и закрыл рот. Вылезшие когти процарапали кожу на руле. Он презрительно поджал губы, словно хотел задушить в себе слова, которые так и рвались наружу.
– Предатель!
Фигура на дороге поднесла телефон к уху. Прикрепленный на автомобильной панели мобильный мистера Рота завибрировал входящим звонком. Он принял вызов.
– Даже с оружием вам не победить вейтус! Прячься, Вильгельм. Беги, как ты обычно и делаешь.
– Я больше не убегаю!
Мистер Рот вдавил педаль до упора и «Мустанг», покорный его воле, стартанул прямо с места на освещенную фарами фигуру на дороге.
Глава 19
Sed semel insanivimus omnes.
Однажды мы все бываем безумны.
«Пражский трдельник»
«Дорогие читатели! По независящим от нас причинам сегодняшний выпуск переносится на завтра.
Настоятельная просьба:
Пожалуйста, проведите этот выходной день и ночь в Божьем доме. Более ста пятидесяти костелов и церквей Праги открыты круглосуточно. Священнослужители угощают обедами и ужинами, исповедуют и проводят службы для всех желающих.
Если вы увидите символ V на дверях или его вам покажут пальцами, бегите в костел. Если вы потеряны, если не понимаете, что происходит – ответы будут ждать вас в домах Божьих.
Был и остаюсь ваш, Эл Вода».
Карл
Карл разбил кладку, которая скрывала тайную дверь в подземный проход. От времени она почернела и обросла вековой паутиной. Свет совсем оставил этот забытый всеми проход, и в кромешной тьме даже упырь видел не настолько четко.
Не прошли они и двух шагов вниз по ступеням, как за спиной послышался шум открываемой двери. Анета вздрогнула, по ее лицу прошла тень зверя, который собирался вот-вот проявиться в чертах.
Карл успокаивающе сжал ее маленькую руку.
– Фауст и Шварц. Я объяснил, где искать выход в крайнем случае.
Она кивнула и облегченно смотрела, как они приближаются. Карл старался стоять прямо, но это давалось с трудом – боль от удара клинком жгла огнем. Черный влколак остановился возле Анеты и лизнул в плечо, а потом, кажется, заметил злой взгляд Карла, их сплетенные руки и зарычал.
– Вы целы? – спросил Фауст, блеснув желтыми глазами.
– Я – да. Карл ранен. Вы в порядке? – Она говорила отрывисто, словно сдерживаясь. Карл погладил пальцем ее ладонь, поняв, что Анета сдерживала рыдания.
– Фауст? – позвал Карл, когда тот начал оседать на пол.
– Дэниэль, что с вами? – обеспокоенно спросила Энн.
Глава Ордена сел на пол и сжал голову. Разорванный, как и у Карла, костюм свисал лоскутами ткани.
– Дайте мне минуту. Я усыпил людей в соборе на час, чтобы избежать паники. Карл, они точно не смогут туда зайти?
– Точно.
– Но вы носите четки с крестом на шее.
– Вопрос веры, Дэниэль. Вейтус не настолько набожны. – Он достал телефон и набрал номер по памяти. Ответили не сразу. – Святой отец, звоните в колокола. Время пришло.
– Идемте, – поторопил их Дэниэль, поднимаясь с пола.
Анета отпустила руку Карла и пошла обратно к бальной зале не оглядываясь.
– Анета!
Люксембургский догнал ее, заставляя повернуться. По лицу Кинских струились слезы, и Карл нежно стер их с ее щек.
– Ты не сможешь его вернуть, поверь мне! Ваша встреча, если ты сейчас ее спровоцируешь, обернется лишь смертью. А смерти дяде ты как раз и не хочешь, правда?
Поколебавшись, Анета кивнула.
Они прошли под Пражским Градом и выбрались наружу в старом трамвайном депо. Колокольный звон, издаваемый десятком костелов, отдавался болью внутри. Пока они добирались до машины, Карл мысленно молился. Он просил Господа уберечь людей, просил прощения за то, что оставил королевский дворец. Каялся в том, что проиграл бой, чтобы выиграть битву. Карл несколько раз набирал Вильгельма, но тот не отвечал, написав короткое:
«Еду в замок. Оружие у меня».
Телефоны Эдгара и Яна были выключены. Карл гнал от себя мысль о том, что друг все время передавал информацию вейтус. Однако еще более страшило, что на другую сторону мог перейти Ян, его преданный Ян.
Ночная дорога к Карлштейну прошла в молчании. Анета сидела на переднем сиденье, на заднем – Карл и уменьшившийся до размеров овчарки, недовольно порыкивавший Маркус. Дэниэль гнал машину с такой скоростью, что ночная дорога, освещенная фарами, сливалась с мраком, создавая тревожное серое нечто, поэтому Карл перевел взгляд на графиню.
Анета дрожащими руками поправила растрепавшуюся прическу, и он снова восхитился, сколько в ней отваги. Она несла в себе свет и усмиряла его тьму. Рассматривая ее тонкий профиль, очерченный луной, Карл понял, что больше не хочет уходить из нового мира. Он будет жить, пока в этом мире есть она. Карлу казалось неважным, что упыри и влколаки – противоположности, обреченные вечно сражаться, неважно и то, насколько он старше. Его королевская жизнь сгинула в веках. Ведь проснулся он снова молодым, снова двадцатисемилетним, как в день обращения. Да, в истории написали, что ему исполнилось тридцать три года, когда он стал императором Священной римской империи, однако это было оставлено в хрониках по совету отца. Слишком молодой император мог снискать славу глупого.
Ему бы думать о предстоящем изготовлении оружия и вейтус, но мысли соскальзывали в сладкую бездну, едва взгляд останавливался на оголенной коже девичьих плеч. Он прожил долгую жизнь, в которой было все. Все, кроме одного чувства. Карл умер и вновь вернулся, чтобы встретить эту девушку.
Наконец они достигли подножия замка. Деревня величиной в одну улицу удивила бывшего короля. Сувенирные лавки с закрытыми на ночь ставнями, аккуратные домики с черепичными крышами, рестораны традиционной кухни, расположившиеся по дороге к крепости, – все радовало глаз того, кто создал это место.
Карлштейн уже не выглядел тем замком, который возвел Карл. Нет. Он стал лучше. Королевская крепость, выросшая прямо из скалы, с мощными укрепленными стенами, с башнями, с часовней, с крепкими воротами. Ее величие подсвечивали прожектора, направленные на стены, словно крепость была маяком, последним оплотом сопротивления надвигающемуся злу.
Он помнил свои последние годы перед смертью, которые провел здесь. Его сокровищница и его усыпальница. К концу жизни Карлу тяжело давалось оставаться человеком: жажда начинала брать верх, солнце жгло кожу. Особенно сильно искушала молодая женская кровь, поэтому он сослался на духовность и ввел указ, запрещающий пани жить на территории замка. Последние дни Карл проводил в молитвах и поиске реликвий, надеясь так искупить грех, который принесла сделка с Роули, и обеспечить Богемии дополнительную защиту после его смерти.
Обустроившись в Карлштейне, он приказал установить свой трон в зале для аудиенций между высокими от пола до потолка окнами. Выражение лица Карла невозможно было разглядеть, в то время как его вассалы на ярком свету стояли словно на ладони. Свет лучше всех оголял ложь, а темнота великолепно скрывала правду.