А просто так — огурец моченый.
Измыслил новую галиматью
Пиши доклад, подавай статью.
А вышепоставленные арапы
требуют справку, требуют рапорт.
В общем, нет спокойного места
без машинописного текста.
Я жду — не дождусь благодатного дня,
Когда без бумажного пропуска
В инстанции всякой примут меня
Вот так, нараспашку, попросту.
Когда собрав со света всего
Мегатонны макулатуры,
Отдам их за королеву Марго
Или части ее фигуры.
Но поскольку к тому времени обмен всего бумажного на Марго еще не произошел, я двигался к приемной, ориентируясь на номер, который был обозначен в пропуске. Паркет, лакированные двери, сияющие в благоговейной тишине таблички: «Председатель Президиума Верховного Совета СССР К. Е. Ворошилов», «Председатель Совета Министров СССР Н. С. Хрущев» и т. д.
Открыв дверь в приемную Косыгина, я обомлел. В не очень большой комнате сидели, стояли, а в общем, маялись около двадцати солидных мужчин. Как выяснилось, это были, в основном, директора заводов, работники министерств, то есть, как тогда говорили, командиры производства. Некоторые ждали еще с обеда. Начальник канцелярии, остриженный под бокс, в темном пиджаке и почему-то в военных брюках с кантом, одной половиной тела говорил по телефону, а другой объяснял присутствующим, что расписание шефа нарушил высокий визитер — английский премьер-министр Гарольд Макмиллан. В половине шестого вечера было объявлено, что сегодня никакие разговоры не состоятся, ибо высокие персоны сговорились посетить балетный спектакль. «Северянам» назначили на завтра, в 11 утра. Но на завтра к Косыгину опоздали мы, примерно на двадцать минут. Именно это время потребовалось сотрудникам КГБ, чтобы выяснить, почему вчера в нашей группе было восемь человек, а сегодня только семь. Их волновало, где сейчас научный сотрудник С. Потайчук? Устное заявление директора Всесоюзного института морского рыбного хозяйства и океанографии В. П. Зайцева о том, что Потайчук не прибыл, так как простудился, было перепроверено, и только тогда все нормализовалось. Алексей Николаевич Косыгин стоял у громадного Тобразного стола и был лицом похож на Керенского из фильмов об Октябрьской революции. Второе, что меня поразило, так это пассивное рукопожатие его вялой и тонкой, как у женщины, руки. Кстати, и манера поведения хозяина кабинета, и, в частности, его высказывания были такими же вялыми и никак не энергичными. Но высокий интеллект и подготовленность к предмету нашего разговора Косыгин обнаружил быстро.
Я, подталкиваемый в спину А. А. Ишковым и В. П. Зайцевым, рассказал о проекте переоборудования подлодки, целях и результатах ее двух экспедиций, об эффективности нового средства исследования и, наконец, об открытии в области биологии северо-атлантической сельди, имеющем значение для промышленного рыболовства. Ровно двадцать минут, отрепетированные дважды дома.
Завязалась беседа. «А сколько стоит серийная боевая подлодка, из которой переоборудована «Северянка»?» — обратился Косыгин к присутствующему в нашей команде начальнику Главного штаба ВМФ адмиралу Ф. В. Зозуле. Вопрос касался неатомных подлодок 613 проекта. Их навыпускали сотни штук, продавали за границу десятками. Почтенный адмирал подумал, а затем попросил разрешения выйти, чтобы справиться по телефону. «Не стоит беспокоиться, оставайтесь», — сказал Косыгин. И тут влез я: «Три с половиной миллиона рублей». — «А на какую глубину рассчитана такая подводная лодка?» — задал Косыгин Зозуле спасительный вопрос. И опять, к моему величайшему стыду за адмирала, отвечать пришлось мне. Среди присутствующих я оказался единственным профессиональным подводником. Затем Косыгин, говоря о перспективах, упомянул об американском проекте глубоководной научной лаборатории «Алюминаут». Для этой подводной лодки, рассчитанной на глубину четыре с лишним километра, был даже изобретен сверхпрочный металлический сплав на основе алюминия. Государственный деятель спокойно сыпал судостроительными и морскими терминами, называл технические характеристики, сопоставлял расходы с возможным эффектом. Внезапно он обратился к адмиралу: «Федор Владимирович, как я понял, там у Вас какие-то срочные дела. Я Вас больше не держу». Зозуля покраснел и откланялся. А мне стало жалко этого старого человека, прожженного войной опытного штабного работника, но, видимо, не очень подкованного по части научно-технического прогресса в подводном кораблестроении.
А Косыгин завершил встречу своеобразным гимном этому прогрессу, призвал дерзать и пробовать, поблагодарил за работу. Прощаясь, он снова подал мне, как ближе всех стоящему, свою усталую руку. И сказал: «Если у Вас будут возникать проблемы в научных делах, прошу обращаться непосредственно ко мне. Спасибо». И, обращаясь ко всем: «Если товарищи не возражают, то есть возможность показать участникам экспедиции квартиру, где жил великий Ленин». Товарищи не возражали.
Семнадцать лет… За это время Косыгин стал Председателем Совета Министров страны, а я из подводников пришел в уфологию. Вспомнит ли? Добиваться приема у главы правительства по поводу «летающих тарелок» в то время было бы пустым номером. Видимо, логичнее было бы использовать правила «бумажного века», то есть писать. И не рассчитывать, что письмо попадет адресату. Но его содержание непременно должно было бы — а иначе какой смысл писать затронуть патриотические и прагматические струны его помощников, которые смогут переадресовать его заинтересованным лицам. В партийно-хозяйственном конгломерате державы я видел только одно такое лицо, к тому же еще и щедро финансируемое — Военно-промышленную комиссию Совета Министров СССР или сокращенно — ВПК. Поэтому в коротком заявлении на имя А. Н. Косыгина я первым делом спекулятивно сослался на наше личное знакомство, а затем просил Предсовмина употребить все свое влияние для организации исследования феномена НЛО в нашей стране, чтобы использовать возможные результаты в военной и народнохозяйственной сфере. И еще я указал, что за рубежом к этому уже приступили. Аналогичные письма, но с некоторыми вариациями я направил руководству КГБ (НЛО — угроза нашей безопасности) и президенту Академии наук (НЛО — это вызов науке и неподнятая целина для постановки цикла фундаментальных исследований).
Первым среагировал Комитет госбезопасности. Меня пригласили в небольшое здание на Кузнецком мосту, напротив «Зоомагазина», предназначенное для переговоров с просителями со стороны. Часа полтора-два со мной говорил респектабельный и вежливый собеседник по фамилии, кажется, Демин.
Я до конца так и не понял, откуда он — из органов безопасности или приглашенный этими органами представитель Государственного комитета по науке и технике. Демин пытался выяснить объем и источники моей информации, а я убеждал его в необходимости срочно приступить к исследованию НЛО и включать в задание внешним разведкам заимствование сведений и по этому направлению. Собеседник заверил, что он все доложит руководству.
Второй отреагировала ВПК. Оказалось, что этот орган размещался в том же здании, куда я ходил на прием к А. Н. Косыгину. Разговаривал со мной невысокий запенсионного возраста Борис Александрович Киясов. Суть разговора: я далеко не первый, кто обращается с подобными предложениями. Сейчас их собирают «до кучи», анализируют, изучают дополнительную информацию, определяют свою позицию. Мои доводы будут изложены начальству, я буду обязательно приглашен для участия в формировании распорядительных документов. Беседа шла у окна с видом на Мавзолей.
Вот стихотворение того времени, связанное с Мавзолеем. Написал бы я так сегодня? Вряд ли.
Лежит Ильич в гробу холодном,
Не греет кондиционер.
Лежит Ильич в костюме модном,
А рядом — милиционер.
Без орденов и без медалей
Лежит Ильич, устал и прям.
Его ничем не награждали,
А дали бы, не взял бы сам.
Лежит Ильич потехи ради.
А на трибуне, что над ним
Стоят приветливые дяди
По нашим праздникам большим.
Из них кому-то стало горько,
Что Ленин был иных скромней,
И вот исчезла гимнастерка,
В которой лег он в мавзолей.
В его ногах алело знамя
Парижских дымных баррикад.
И знамя невзначай изъяли,
Стал кто-то знамени не рад.
Они стоят над ним, над нами,
При жизни в бронзу перейдя,
Способные упрятать знамя
И перелицевать вождя.
Академия наук СССР до сих пор на мое письмо не ответила. Правда, у индусов есть поговорка: «Слониха рожает долго, но рожает слона». Вот если исходить из этого, то для ответа время еще есть. Тем более, что адресат и отправитель пока еще существуют, также как и причина, породившая письмо.
Сложнее всего с правдой в те времена, когда все может оказаться правдой. Станислав Ежи Лец
ЗИГЕЛЬ
Единственной русскоязычной книгой по НЛО в московских библиотеках был тогда переведенный с английского и изданный в 1962 году труд астрофизика Дональда Мензела «О летающих тарелках». Автор сводил все к неумению наблюдателей разбираться в явлениях природы и в оптико-технических эффектах. Книга официально и настоятельно рекомендовалась всем интересующимся, но особенно тем, кто усматривал в НЛО происки внеземных цивилизаций.
Но в научных библиотеках попадались книги на иностранных языках и с другой точкой зрения. Как правило, их выдавали только по письменному запросу организаций, главным образом для работы в читальном зале, без права копирования. Но разве может что-либо противостоять силе морского братства? Через какое-то время с помощью разведуправления Главного штаба ВМФ, я, как исполнитель заказанной флотом темы, имел ксерокопии книг зарубежных уфологов Эме Мишеля, Аллена Хайнека, Ральфа и Джуди Блюм, Тэда Филлипса, Джона Киля, Р. Фаулера, Ф. Эдвардса, Д. Джекобса и три книги Жака Валле — «Анатомия феномена», «Паспорт в Магонию», «Невидимый колледж».