Барбера ("товарищем судна его"). 35 Объяснить же смысл и назначение страшных рассказов о "чёрном пирате Барбере" можно, если учесть некоторые черты характера самого Н. П. Резанова, а также цели, какими он руководствовался при написании своих отчётов Главному Правлению РАК. В этих обширных посланиях он, помимо всего прочего, излагал и "причины, по которым должно весь край сей и как можно скорее гарнизоном обеспечить", 36 – то есть, он, как и прочие видные деятели компании, стремился добиться усиления государственного присутствия в её владениях, а в первую очередь – присылки туда войск. Оправдать такой шаг могла только серьёзная военная угроза русским владениям. Опасность же со стороны "диких" не производила должного впечатления на петербургских чиновников. Совсем иное дело – противник европейский, представляющий собой первую морскую державу мира. Стоит при этом вспомнить и характеристику Резанова, данную ему желчным, но наблюдательным капитаном В. М. Головниным: "Сей г. Резанов… был человек скорый, горячий, затейливый писака, говорун, имевший голову более способную созидать воздушные замки, чем обдумывать и исполнять основательные предначертания." 37 О том, что ради достижения желаемых целей Н. П. Резанов был способен весьма вольно обращаться с известными ему фактами свидетельствует он сам, похваляясь в письме к Н. П. Румянцеву тем, как ловко он обошёл губернатора испанской Калифорнии.
Губернатор жаловался ему на своеволие американских торговцев, один из которых, О'Кейн, вёл на его территории промысел каланов. Зная, что О'Кейн действовал по прямому контракту с РАК, Резанов, тем не менее, воспользовался случаем, чтобы лишний раз помянуть недобрым словом морских торговцев вообще, а всё того же Барбера в частности. По его версии, изложенной доверчивому испанцу, О'Кейн силой захватил партию кадьякцев в 40 человек, увёз их неизвестно куда, а на следующий год "такого же разбора молодец капитан Барбер привёз нам из них 20 человек на Кадьяк говоря, что выкупил он их из плена на Шарлотских островах и не отдавал их иначе, как за 10 000 рублей… Но куда других девал Океин мы и теперь неизвестны. Возвращённые показали, что были они в разных местах на разных судах, но у кого имянно и где приставали того по невежеству их не могли мы добиться у них." 38 Таким образом, хитроумный дипломат смешал воедино события 1802 г. и плавание О'Кейна, отрёкся от факта сотрудничества с американцем и сочинил целую пиратскую историю и всё это ради одной цели – продемонстрировать зловредность конкурентов. Кроме того, у правления РАК были и иные причины преувеличивать исходящую от Барбера угрозу, о чём будет сказано далее.
Что касается иностранных моряков, находившихся тогда на Ситке, то они, несомненно, принадлежали к команде "Хэнкока". После ухода Кроккера, на берегу осталось 7 его матросов. Пятеро поступили на службу РАК и погибли во время общей резни. Двое же, вероятно, предпочли остаться среди индейцев. Именно они взошли на борт судна Барбера: его путаный рассказ о 6 американцах явно не заслуживает доверия. Похоже, они действительно участвовали в разгроме Михайловской крепости, однако нет оснований приписывать им некую ведущую роль. Для поджога деревянной казармы не требовались особые европейские военные знания, к тому же, согласно индейским преданиям, поджог этот осуществили две старухи-тлинкитки. 39 Вряд ли два белых дезертира могли существенно увеличить боевую мощь почти полуторатысячного отряда хорошо вооружённых воинов, врасплох обрушившихся на горстку защитников казармы. Попав же на борт "Единорога", они объяснили Барберу, что плавали на судне Кроккера. Зная, что в этом сезоне Кроккер командует "Дженни", Барбер и записал в дневнике, что матросы дезертировали с этого судна – вряд ли его в тот момент занимал вопрос о названии судна Кроккера в сезоне 1799 г. Стёрджис, сообщая о беглецах с "Дженни", лишь передавал циркулировавшие среди морских торговцев слухи. Он знал, что на Ситке оставалось 7 дезертиров, но не знал о гибели пяти из них. Кроме того и Барбер в опубликованных заметках сообщил всем о 6 пришедших к нему американцах.
Реальным же подстрекателем индейцев следует считать не англичанина Барбера, а американца Каннингема, на что впервые внимание было обращено А. В. Гринёвым. Он, в отличие от Барбера, Эббетса и матросов с "Хэнкока", оказался на Ситке явно не случайно. Перезимовав в Хуцнуву, он, несомненно, был посвящён в замыслы тлинкитов, а то и участвовал в их разработке. В Ситкинской бухте он, неожиданно для себя, встречает ещё двух торговцев, но быстро занимает среди них господствующее положение – именно "Глобус" становится своеобразным "штабом" трёх капитанов. Прибыв сюда уже после захвата Барбером вождей-заложников, Каннингем не может изменить хода событий, но ловко подстраивается под них (кстати, не случайно вожди столь доверчиво поднялись на борт "Единорога" – вероятно, после знакомства с Каннингемом они считали морских торговцев своими союзниками, что распространялось даже на Барбера, с которым у них уже имелся печальный опыт общения). 40 Получил, несомненно, Каннингем и свою долю из захваченных тлинкитами запасов компанейской пушнины. Нереально, чтобы всю добычу мог захватить только Барбер – один из троих, да и сами директора компании со слов Баранова сообщают о присвоении мехов всеми тремя капитанами. 41 Барбер и Эббетс оба в 1802 г. посещали Кадьяк, где оружия и товаров было "от них куплено на сумму более 70 000 рублей." 42 Каннингем на Кадьяк не пошёл. Он вообще не имел дел с русскими и это вряд ли случайно – слухи о его истинной роли, хотя смутные и неясные, всё же доходили до руководителей РАК, как говорят о том свидетельства Кускова, Шемелина и Баранова. Однако в тот момент директорам РАК было выгоднее заострить внимание на иной фигуре – на Генри Барбере. И дело тут не только в досаде на его выходку в Павловской Гавани и потерянные 10 000 рублей.
То, что виновниками Ситкинской катастрофы будут объявлены иностранцы было предопределено изначально. Но причины того, что главным виновником был тогда признан англичанин Барбер кроются, вероятно, в той неопределённости, в какой пребывала в те годы российская внешняя политика. Разорванные при Павле I отношения с Англией были восстановлены, но до союза с ней дело ещё не дошло. В Петербурге шла борьба между сторонниками и противниками такого сближения. Директора РАК, для которых англичане были опасными конкурентами, имели поддержку в лице столь влиятельного сановника, как министр коммерции (а затем и министр иностранных дел и канцлер) Н. П. Румянцев, который являлся сторонником союза с наполеоновской Францией. 43 "Дело Барбера", поданное как открыто враждебный акт Великобритании, было поистине даром небес для столичных франкофилов. Новый ход ему был дан весной 1805 г. (похоже, что и узнали о нём в Петербурге немногим ранее, учитывая тогдашние средства связи). В это время, после разрыва дипломатических отношений с Францией (сентябрь 1804 г.), решался вопрос о вступлении России в Третью Коалицию. Вот тогда, похоже, и сложилась версия о решающей роли англичан в Ситкинской резне. Директора РАК (М. М. Булдаков, Е. И. Деларов, И. Г. Шелихов) сообщили об этом А. А. Баранову в особом письме от 29 апреля 1805 г. В нём они заявляли, что Баранов не сумел выявить "прямых причин" гибели Михайловской крепости, в то время, как сами директора (в Петербурге!) "по некоторым известиям" узнали, что "прямая причина разорения крепости и гибели людей была недоброжелательное подстрекание к диким того английского судна… на котором пленные доставлены к Вам с выкупом от Вас за 10 000 руб., что тем вероятнее, что английская нация в то время состояла в некотором разрыве с Россиею." 44 От Баранова недвусмысленно требовалось подтверждение этой версии: "поколику дело сие суть довольной важности, то точное и полное о помянутом сожаления достойном происшествии сведение… благоволите доставить в сие правление в особливом Вашем донесении." 45 Директоров не смущали и неувязки с фактами: состояние войны между Россией и Англией прекратилось весной 1801 г. после смерти Павла I (хотя, конечно, на Аляске этого могли и не знать, как действительно и не знал этого Барбер в июне 1802 г.).
К 1808 г. политическая ситуация меняется. Согласно условиям Тильзитского мира, Россия присоединяется к континентальной блокаде Англии. Однако невольный союз с Францией непрочен, условия блокады соблюдаются лишь формально, растёт уверенность в неизбежности новой войны с Наполеоном, в которой Англия неизбежно должна оказаться союзником. Да и Правлению РАК гораздо более опасным конкурентом кажутся теперь не британцы, а американские торговцы – куда более многочисленные, активные и не стеснённые в своих предприятиях условиями военного времени (большая часть британских моряков с торговых судов подлежала на время войны вербовке в Королевский Флот). Именно американцы господствуют теперь в морской пушной торговле на Северо-Западном побережье. Если в период 1785-1795 гг. на 35 действовавших здесь британских судов приходилось 15 американских, то в следующее десятилетие ситуация резко изменяется и число американских кораблей возрастает до 68 против всего 9 английских. А после 1801 г., как отмечает Ф. Хоуэй, "Юнион Джек" полностью исчезает из торговли". В период 1805-1814 гг. на Северо-Западном побережье действовали всего 3 английских корабля, один из которых фактически находился в собственности американского предпринимателя Джона Джейкоба Астора.