Гитчи Ококоху так рассвирепел, когда услышал, что его громкую великую песнь называют писком, что тут же закричал ещё громче:
— Ниагара! Ниагара! Я больше не могу слышать про Ниагару. Сейчас я пойду и заглушу её грохот своим голосом.
Полетел он к Ниагаре, а Синяя Сойка, посмеиваясь, последовала за ним, чтобы поразвлечься.
Теперь надо сказать, что, когда Великий Дух создал Ниагарский водопад, он произнёс следующие слова: «Теки вовеки!» И не успел он вымолвить последнее слово, как вода подхватила его и с грохотом обрушилась вниз, с тех пор она и рокочет не переставая: «Вовеки! Вовеки! Вовеки!»
Ну так вот, когда они добрались до Великой Ниагары, Сойка промолвила:
— Ну что ж, Гитчи, могу с тобой поспорить, что я права.
Гитчи Ококоху начал орать, чтобы заглушить шум водопада, но его голос даже не был слышен.
— Ва-ва-ва! — выкрикивал Гитчи Ококоху и умолкал, чтобы набрать воздух.
— Вовеки, вовеки, вовеки! — спокойно, уверенно и безостановочно ревела река.
— Ва-ва-ва!.. — изо всех сил выжимал из себя Гитчи Ококоху, но грохот воды заглушал его голос, так что он сам едва его слышал.
И тогда он почувствовал себя таким невзрачным и маленьким, а как только он почувствовал себя таким — странная вещь, он и в самом деле начал уменьшаться в размерах. Он становился всё невзрачнее, невзрачнее, пока не стал меньше воробья. И голосок у него теперь был тоненьким, словно звук капели: «Тинк-тэнк-тинк! Тинк-тэнк-тинк!»
Поэтому-то индейцы и прозвали самую маленькую из сов Плачущая Птица: звуки из её горла капают, как вода. Когда-то она была самым большим созданием, а теперь обречена быть самой маленькой совой из-за того, что её обуяла гордыня и она позабыла о Великом Духе.
Как появилось бабье лето
Правитель Мира, Великий Дух Ваконда, трудился всё лето, созидая горы, леса и озёра. А когда наступила осень, с деревьев облетели листья, Он опустился на землю и раскурил свою трубку, чтобы спокойно осмотреть всё, что было создано его руками.
Не успел Он это сделать, как подул северный ветер, ибо приближалось Холодное Время Года. Пепел и дым из трубки полетели Ваконде прямо в лицо. И тогда Ваконда сказал: «А ну, ветра, прекратите дуть, я ещё не докурил свою трубку». И тут же, конечно, наступило полное безветрие.
Правитель Мира, Великий Дух Ваконда курил десять дней, и за всё это время в небе не появилось ни облачка — ведь облака пригоняет ветер, а всё это время стояла тихая, солнечная погода. Но из-за того, что не было ни малейшего ветерка, дым, выходивший из трубки Ваконды, никуда не относило, и он повисал, словно дымок, поднимающийся над типи[2] на рассвете, и расползался по лесам и долинам голубоватой мглой.
Наконец Великий Дух завершил свои размышления, трубка его погасла. Он вытряхнул из неё пепел, и тут же, как по сигналу, подул северный ветер. Завывая и гоня перед собой опавшие листья, он обрушился с гор, подавая знак всему живому, что пора готовиться к зиме.
С тех пор так и повелось в царстве Матушки Заботы. Когда листья уже начинают опадать, но Ледяной Царь ещё не соизволил явиться, ненадолго наступает пора тихих и призрачных дней, когда Великий Дух курит свою трубку и дым из неё стелется по земле. Индейцы так и называют их — Дни Трубки, а мы зовём их Бабьим Летом.
История Белой Малиновки, или откуда взялся Дикий Калган
Заметил ли ты, что летом в наших лесах нет белых птиц? Матушка Забота давным-давно взяла за правило отправлять всех белых птиц на север весной, когда сходит снег. И они её примерно слушались и летели к южной границе тающего снега.
Но случилось так, что один из самых сладкозвучных певцов — белоснежная тундряная малиновка с золотым клювиком и рубиновыми ножками, — улетая к северу со своей невестой, вынужден был остановиться, так как его подружка повредила крыло и не могла лететь дальше.
Им ничего не оставалось делать, как остановиться в чаще и дожидаться, когда её крыло снова окрепнет. Все белые птицы продолжили свой путь, и лишь малиновки остались. Чтобы взбодрить свою невесту, он пел ей самые весёлые песни, приносил пищу, предупреждал, когда поблизости были враги.
Луна вставала и садилась. И вот невеста поправилась, крыло у неё окрепло. Её другу не терпелось поскорее добраться до их северного жилища. Уже дважды предупреждала Матушка Забота:
— Белые птицы, летите к северу.
Но жить в залитом солнцем лесу было так приятно, пищи было в изобилии, и маленькая белая красавица промолвила:
— Зачем нам лететь куда-то на север, когда здесь гораздо лучше?
Часто эту птицу зовут зарянкой.
Её друг думал то же самое и, когда последовало ещё одно предупреждение: «Белые птицы, летите к северу» — легкомысленно не обратил на него никакого внимания, и они весело зажили.
Им ничего не было известно о Желтоглазой Молнии. Они бы никогда ничего не узнали о ней, если бы вовремя улетели на север. И вот явилась Желтоглазая Молния. Она всегда появляется, когда в лесу оказывается что-нибудь белое, так как коричневый цвет она просто не различает.
Дружок Малиновка сидел на вершине дерева, вознося хвалу свету и распевая только что сложенную им торжественную песнь, и в это время, заприметив белизну его оперения, стремглав ринулась она вниз и пронзила его. Трепеща в предсмертных судорогах, упал он на землю. А когда с отчаянным криком к нему бросилась его невеста, злобная Желтоглазая Молния ударила и её. Воробьи покрыли листьями два белых тельца, и, кажется, даже Матушка Забота проронила над ними пару слезинок.
Так закончили свою жизнь Белая Малиновка и его невеста. Но каждый год, как только сходит снег, на этом самом месте прошлогодние листья раздвигаются и из-под них появляется красивый белый цветок. Его тычинки такого же жёлтого цвета, как клюв Малиновки, стебелёк такой же красный, как его лапки, а белоснежные лепестки такие же, как его пёрышки. Поднявшись, он оглядывается по сторонам и, обратив своё личико солнцу, возносит к нему свою песнь, мелодия которой превратилась в аромат и нежное благоухание. А если ты заглянешь в его чашечку, то увидишь маленькие золотистые мысли, из которых и слагает малиновка свою песню. Через некоторое время по соседству появляется ещё один цветок, и так они стоят рядышком, вознося свою хвалу свету. Но вскоре их отыскивает Засуха, которая преследует цветы так же, как Желтоглазая Молния преследует птиц; песнь их завершается, облетают их белые пёрышки, и они снова опускаются в могилку бок о бок. Если ты услышишь, как шуршат воробьи в опавшей листве, вспомни, что они закапывают тельце Белой Малиновки.
Ну и ты уж наверняка догадался, что цветок этот — Дикий Калган, а Молния — Когтистый Ястреб.
Откуда произошла варакушка
На огромном острове прямо над водопадом, который люди называют Ниагарой, спал своим зимним сном Нана-Бо-Джу. Одни говорят, что этим именем индейцы называют Эль Соля, другие считают, что они так именуют саму Матушку Заботу. Четыре луны состарились, а он всё ещё спал. Уже растаяли драпировки из инея на его лежанке, на белом снеговом одеяле проступили дыры. Повернулся он с боку на бок, и лёд затрещал на реке, как раскаты грома. Повернулся он ещё раз, и льдины начали обрушиваться через огромную плотину Ниагары. А он всё не просыпался. Великий Эр-Бобёр ударил своим хвостом по озеру, которое люди называют Эри, и огромные волны покатились к берегу, круша и ломая льдины, но Нана-Бо-Джу продолжал спать.
Тогда Духи Льда принялись стучать по берегу острова своими дубинками. Они повернули вспять воды реки, пока не обнажилось её русло, а потом снова отпустили воду, так что она хлынула, грозя затопить всё на свете.
— Нана-Бо-Джу! Нана-Бо-Джу! Проснись! — кричали они наперебой.
Но он продолжал спать как ни в чём не бывало. Вдруг откуда-то раздался тихий нежный голос. Он звучал повсюду и ниоткуда конкретно, он витал в деревьях, плескался в воде, забрался он и в Нана-Бо-Джу. Тот почувствовал это и проснулся: сел и огляделся по сторонам. Его белое одеяло исчезло; лишь несколько его обрывков ещё виднелось в тенистых местечках. А бисер, которым оно было украшено, пустил на солнечных прогалинах корни, расцвёл маленькими, словно бусины, цветами. Тоненький же голосок всё кричал и кричал:
— Проснись! Весна пришла!
— Ты чей, Тоненький Голосок? — спросил Нана-Бо-Джу. — Подойди ко мне.
Но Тоненький Голосок, будучи везде, был нигде и не мог прийти на зов великана.
— Ты нигде, Тоненький Голосок, потому что тебе негде жить, — сказал тогда великан. — Я сделаю для тебя дом.
Вот Нана-Бо-Джу взял завиток бересты, и сделал маленький вигвам, и, поскольку голосок доносился с небес, обмазал вигвам синей глиной, и нарисовал на нём красное солнышко, чтобы все видели, из чьих рук он вышел. Пол он устелил обрывками своего белого одеяла и, вдохнув в него жизнь, промолвил:
— Boт твой вигвам, Тоненький Голосок.
Тоненький Голосок вошёл в свои владения, и Нана-Бо-Джу вдохнул в него искру жизни. Дымовые клапаны захлопали, и весь крохотный вигвам превратился в птицу красным солнышком на грудке и в белой манишке. Она взмахнула крыльями и улетела. Но каждый год на исходе зимы она возвращается, чтобы возвестить приход весны. В ней живёт всё тот же Тоненький Голосок, ничуть не утративший своей силы, когда он кричит так же, как в те давние времена: «Вставай! Весна пришла!»
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.