Я бы назвала это действо иначе.
Жертвоприношением.
Но меня никто не собирался приносить в жертву и убивать.
У Зверя на мой счет совсем другие планы.
Когда он появился, заставив расступиться свою паству, мой рассудок помутился, но я не потеряла сознание. Зверь приближался медленно, усиливая мою агонию. Его балахон отличался по цвету и фактуре. Более плотная ткань насыщенного оттенка индиго полностью покрывала его массивную сгорбленную фигуру. Он подошел вплотную и сдвинул капюшон назад. Я буквально закоченела от суеверного дикого страха.
Зверь единственный из собравшихся не скрывал свое лицо за маской.
Дьяволу маска не нужна.
Он был уродлив, и в его уродстве я узнавала знакомые черты.
Кевин… он мог вырасти похожим на этого монстра.
Не было сомнений, передо мной стоял Рональд Бенсон.
Один из четырех. Вероятно, самый старший.
Чудовище.
Урод.
Зверь.
Из-под нависших лысых век на меня смотрели налившиеся кровью глаза с мутными зрачками и белесыми радужками. Сухая морщинистая кожа, покрытая струпьями, вызывала тошноту. Ничего омерзительнее я в жизни не видела.
Зверь наклонился надо мной и глубоко втянул воздух сплюснутым, словно вдавленным в череп носом. Он меня обнюхивал словно пес. Тонкие губы раздвинулись, открывая редкие гнилые зубы. В мои ноздри ударила чудовищная вонь. Кривые пальцы, изуродованные артритом, дотронулись до моих волос, лица, плеч, груди. Я задрожала, покрывшись ледяным потом. Зверь тем временем переместился, встав в ногах, по пути царапая ногтями мою кожу, рывком развел сжатые колени. Высунув раздвоенный язык, он издал утробный звук и склонил голову. Его мерзкие зубы прокусили внутреннюю сторону моего бедра, и я почувствовала, как горячие струйки потекли вниз, образуя под ягодицами кровавую лужу. Тело пронзила адская боль, в глазах потемнело. От грохочущего пульса в ушах нарастал гул, заглушая чавкающие звуки, издаваемые Зверем. Он лакал мою кровь, словно голодное животное, под ликующий гомон остальных сектантов. Я была на грани потери сознания, но все еще отчаянно хваталась за ускользающую реальность.
Опустившись на четвереньки, эти твари подползли к алтарю и начали слизывать капли, стекающие с камня, на котором я лежала. Они выли и рычали, как настоящие звери, при свете дня притворяющиеся людьми.
В тот момент, когда мне показалось, что самое страшное и дикое, что могло произойти, уже свершилось, дьявол поднял окровавленную морду, выпрямился настолько, насколько позволяла его искривленная спина. Резким движением он скинул с себя синий балахон и двинулся на меня, и тогда я оглушительно закричала.
Но меня это не спасло.
«Подношение» включало в себя не только кровь…»
Глава 27
Алан Флеминг
– Я не могу. Прости, но не могу… – Откинув в сторону блокнот, Анна подрывается с места.
Не сводя с нее пристального взгляда, я убираю ежедневник в карман пальто и слезаю со стола.
– Это какое-то безумие. Больная фантазия. Это не может быть правдой! – Тряся головой, Аннабель пятится назад, пока не упирается лопатками в стену. – Безумие, Алан. В это невозможно поверить! – едва не рыдая, восклицает она.
Я тяжело вздыхаю, растирая лицо ладонями. Стадия отрицания в самой острой ее форме. Я все это уже видел, но главное сейчас – не отступать и не терять надежды. Время сдаваться еще не пришло, и если мне повезет, то на этот раз мы справимся.
Я не отступлю, иначе зачем все это?
Зачем начинать сначала, если уже познал, какая тьма ждет в конце?
Причина есть, и она стоит сейчас передо мной.
Мы нырнем в этот темный колодец вместе и выберемся оттуда только вдвоем.
Сегодня никто не разобьется.
– Иди сюда, – мягко зову Аннабель, протягивая руку. Она ожидаемо возражает, отрицательно качая головой, и тогда я делаю это сам.
Иду к ней.
Медленно, шаг за шагом, стараясь не испугать. Аннабель дрожит, наблюдая за мной распахнутыми глазами, в глубине которых плещется ужас.
– Отец бы мне сказал, будь в написанном хоть слово правды. – Эни продолжает сопротивляться, цепляясь за соломинку. – Он бы мне рассказал! Его фамилия Одли. Одли! – кричит она, когда я подхожу вплотную.
– Одли – фамилия твоей матери. Райан сменил свою, когда они поженились, – взяв лицо Аннабель в ладони, мягко произношу я.
– Но он рассказывал мне, что они были знакомы со школьной скамьи! – упорствует Аннабель.
– Это ложь. Ложь во благо. Твой отец защищал тебя.
– Тогда почему он позволял мне ездить на ферму?! – яростно восклицает Анна, отталкивая мои руки.
– Он был уверен, что Бенсоны не тронут тебя, – сдержанно поясняю я, хотя мне понятно ее негодование. – Камерон убедил его в этом. Согласно доктрине культа, ты не подходила для проведения церемоний. Ты только наполовину Бенсон. Твоя кровь считалась грязной.
– Это папа тебе сказал? – скептически уточняет Анна.
– Да.
– Когда он успел?
– Поверь, у нас было много времени для разговоров, – уклоняюсь от прямого ответа.
– Что? – беззвучно срывается с губ Аннабель, в глазах застывает беспомощное выражение.
– Эни, твой отец не бездействовал, – снова возвращаюсь к обсуждаемой теме. – Райан много лет искал способ вызволить Мириам с фермы.
– Для этого нужно было всего лишь пойти в полицию и все рассказать, – ожесточенно парирует Аннабель.
– Он остерегался громкого скандала и что это плохо скажется на тебе. Не забывай, что твой отец тоже жертва культа. Он воспитывался в секте, его психика была травмирована с рождения. Немногие способны сохранить рассудок после всего, что ему довелось пережить. То, что Райану удалось сбежать, – невероятное везение.
– Как он сбежал? – потерянно спрашивает Анна.
– Незаметно забрался в автомобиль, который привозил провизию на ферму. Сразу после этого случая Камерон стал ездить за продуктами сам или отправлял проверенных людей. Поэтому второй раз этот способ использовать никому не удалось.
– Но зачем он вернулся? После стольких лет приехал в этот ад, продолжил общаться с этими больными людьми? Зачем, Алан? – с негодованием пытается докопаться до истины Анна. Вопрос действительно требует ответа, но вряд ли она примет его спокойно.
– Из-за Мириам, – отвечаю я, уверенно глядя в горящие гневом глаза. – Эни, Камерон Бенсон бесплоден. Из-за генетической болезни, вызванной кровосмешением, он не мог быть ни мужем, ни отцом, потому что не являлся полноценным мужчиной.
– Ты лично проверил? – ожесточенно бросает Аннабель.
– Мне не нужно было этого делать. Достаточно того, что знал Райан, – спокойно поясняю я.
– Но Мириам и Кевин, – растерявшись еще сильнее, начинает Анна. – Как же тогда…
– Вы сводные сестры, Эни, отсюда и удивительная внешняя схожесть, а Кевин, вероятно, был сыном того, кого Мириам называла Зверем, – Рональда Бенсона, – обрушиваю на Аннабель жестокую правду. Она молчит долгие минуты две-три, осмысливая, переживая услышанное.
– Ты понимаешь, как все это звучит? – В ее голосе проскальзывают бессилье и горечь.
– Безумно, – соглашаюсь я. – Но у меня есть исчерпывающие доказательства. Когда мы вернемся, ты сможешь их изучить и сделать собственные выводы.
– Я не могу поверить… – бормочет Анна. Отвернувшись от меня, она упирается лбом в почерневшую от плесени стену. – Папа же рисковал, его могли убить и похоронить там, как и тех, о ком писала Мири… Моя сестра… Боже, этого просто не может быть. Какой-то чудовищный сон. – Плечи Эни застывают, перестав дрожать. – Она знала?
– Думаю, да, – тихо отзываюсь я. – Четкой уверенности нет, но исключать такую вероятность нельзя. Мириам очень тебя любила.
– А я ее… – Всхлипнув, Анна нерешительно разворачивается и падает в мои объятия. – Я так сильно ее любила, Алан.
– Знаю, Эни.
Нежно погладив Аннабель по спине, я ненавязчиво и неторопливо веду ее к выходу из комнаты. Здесь мы закончили. Анна не противится, позволяя мне придерживать ее за талию.
– Значит, мои сны не были снами… Я тоже там была. В ту ночь… Я там была. Что случилось потом? Почему я ничего не могу вспомнить? – Она тяжело дышит, уткнувшись в мое плечо, и только этим спасается от чудовищной реальности.
– Не мучай себя сейчас. Иди за мной, Эни. Просто иди за мной.
Мы вместе спускаемся по лестнице, пересекаем тускло освещенный холл и выходим на задний двор. Тонкий покров снега разбавляет черную мглу. С каждым шагом подошвы обуви все глубже вязнут в подтаявшей жиже. Достав телефон, я включаю фонарик, чтобы осветить нам путь. Мы сдвигаемся к узкой засыпанной галькой тропинке, и идти становится значительно легче.
Анна шокированно молчит, вцепившись в мой локоть. В ее голове сейчас хаос и полная неразбериха, но она изо всех сил старается сохранять самообладание. Я даю ей время побыть наедине со своими мыслями и не лезу ни с сочувствием, ни со словами поддержки. Потому что как никто знаю, каково это, когда все, чем ты жил и во что верил, в один момент оказывается ложью.
– Он там. – Аннабель резко останавливается, жестом указав куда-то в темноту. Я бывал здесь не так часто, как она, и поэтому гораздо хуже ориентируюсь на местности. – Пруд там… слева, – поясняет она, глядя в клубящийся мрак.
Я киваю, ничего не ответив, и мы продолжаем идти вперед. На наши головы снова начинают падать крупные хлопья снега. В лунном свете снежинки напоминают белые цветы. Так тихо вокруг, что слышны звуки нашего дыхания. Аннабель по-прежнему не спрашивает, куда мы идем. Дорожка из гальки заканчивается у полуразрушенной деревянной беседки, и следующие тридцать-сорок метров мы идем по голому полю, пока не упираемся в широкий ствол высохшего каштана.
Лысые ветви черными змеями сплетаются над нашими головами в причудливый клубок. Посреди бескрайних полей, припорошенных выпавшим снегом, это дерево кажется старым трухлявым кораблем, налетевшим на риф и потерпевшим крушение. Под самим каштаном снега нет, гуляющие ветра согнали сюда пучки сухой травы и листвы, на которые я, не боясь запачкаться, бесстрашно сажусь и утягиваю Аннабель за собой. Прижавшись друг к другу, мы облокачиваемся спинами на растрескавшийся вековой ствол и задумчиво смотрим в раскинувшееся над нами звездное небо. Положив телефон на колено, я прикуриваю сигарету, наблюдая, как вьется вверх серый дым, постепенно растворяясь во тьме.