е. Я был в двух шагах от этого нарисованного на стене моря, с сумкой через плечо, в конце переулка ветер поднял пургу, и по золотому песку полетели обрывки бумаги, сухие листья, пластиковые мешки. Грязный в Филадельфии пляж. Посмотрел я на него и подумал: если море не идет к Томми, Томми сам отправится к морю. Что скажешь?
– Я знаю другую версию, – сказал я, – но, в сущности, это одно и то же.
Он рассмеялся.
– Именно так, – сказал он. – И знаешь, что я тогда сделал? Попробуй отгадать.
– Понятия не имею, – сказал я.
– Все равно попробуй.
– Сдаюсь, для меня это очень сложно.
– Я открыл мусорный ящик и вытряхнул в него содержимое своей сумки. Не поминай меня лихом, почта. Потом пустился бегом до нашего центрального офиса и попросился на прием к директору. Мне нужна зарплата за три месяца, авансом, – сказал я, – мой отец очень болен, он в больнице, вот его медицинские справки. Он сказал: сперва распишись на этом заявлении. Я расписался и получил деньги.
– Твой отец действительно был болен?
– Естественно, у него был рак. Он в любом случае бы умер, даже если бы я продолжал разносить почту по филадельфийским богатым домам.
– Логично, – сказал я.
– Я взял с собой одну только вещь, угадай какую.
– Не спрашивай, бесполезно, не знаю, сдаюсь.
– Телефонный справочник.
– То есть?
– Телефонный справочник Филадельфии.
– Зачем? – спросил я. Он меня заинтриговал.
– Посылаю открытки филадельфийским богачам. Открытки с прекрасным видом моря и пустынного пляжа в Калангуте и на обороте пишу: сердечные приветы от почтальона Томми. Уже добрался до буквы В. Естественно, кварталы, которые меня не интересуют, я пропускаю и отправляю без марки. Почтовые сборы оплачивает адресат.
– Как давно ты здесь? – спросил я.
– Четыре года, – ответил он.
– Телефонный справочник Филадельфии, должно быть, толстый.
– Да, – сказал он, – огромный. Но я никуда не спешу, впереди еще вся жизнь.
Люди, сидевшие на пляже, разложили большой костер, послышалось пение. Четверо человек отделились от группы и направились в нашу сторону, в их волосы были вплетены цветы, они нам улыбнулись. Девушка вела за руку ребенка, девочку лет десяти.
– Уже начинается вечеринка, – сказал Томми, – великий праздник, день равноденствия.
– Какое равноденствие, – сказал я, – равноденствие двадцать третьего сентября, а сейчас декабрь.
– Ну, не знаю, что-то типа этого, – ответил Томми. Девочка поцеловала его в лоб и проследовала за взрослыми.
– Однако они не так чтобы молоды, – сказал я, – похожи на отцов семейств.
– Это первые поселенцы, – сказал Томми, – так сказать, pilgrims. – Посмотрел на меня и говорит: – А что, ты не такой?
– Точно такой же, – ответил я.
– Вот видишь, – сказал он. Скрутил еще один косяк и разделил его поровну. – Ты как оказался в этих краях? – спросил он.
– Ищу человека по имени Ксавье, мне кажется, он мог быть когда-то в этих местах.
Томми покачал головой.
– А он будет рад, что ты его ищешь?
– Не знаю.
– Тогда не ищи.
Я как можно подробнее обрисовал Ксавье.
– А когда он улыбается, то кажется грустным, – на этом я закончил.
От группы отделилась девушка и поманила нас с Томми. Тот в свою очередь позвал ее к нам, и она подошла.
– Это моя герлфренд, – сказал он. Выгоревшая на солнце блондинка, отсутствующий взгляд, две жидкие косички собраны на голове. Она шла нетвердо, пошатываясь. Томми ее спросил, не видела ли она такого-то человека, согласно моим описаниям, которые он ей повторил. Она лучезарно улыбнулась и ничего не сказала. Протянула вдаль руки и голосом, не стыкующимся с улыбкой, произнесла: «Отель «Мандови́».
– Праздник начинается, – сказал Томми, – пошли с нами.
Мы сидели на борту примитивной лодки с таким же балансиром, как у катамаранов.
– Может, я присоединюсь к вам попозже, – сказал я, – сейчас хочу растянуться на дне этой лодки и немного соснуть. – Когда они уходили, я не сдержался и вслед ему прокричал, что он не сказал мне, кто я – богатенький или нет. Томми остановился, развел руками и сказал:
– Угадай.
– Сдаюсь, – крикнул я, – для меня это слишком сложно. – Я вынул свой путеводитель и зажег спичку. И сразу же его нашел. Его презентовали как popular top range hotel[10] с первоклассным рестораном. Место называлось Панаджи, в бывшем Новом Гоа. Я вытянулся на днище лодки и стал рассматривать небо. Распознал созвездия и подумал о звездах и о времени, когда мы их изучали, о часах, проведенных в планетарии после уроков. Вдруг я их вспомнил в той последовательности, как выучил, по степени яркости: Сириус, Канопус, Кентавр, Вега, Капелла, Арктур, Орион… Потом я подумал о переменных светилах и о книжке дорогого мне человека. А потом о погасших звездах, свет от которых долетает до нас до сих пор, и о нейтронных звездах в завершающей стадии их эволюции, излучающих слабый свет. Я тихо сказал: pulsar[11]. И, словно разбуженный моим шепотом, прозвучал как с магнитофонной пленки флегматичный и слегка гнусавый голос профессора Стини, который говорил: «Если масса агонизирующей звезды превышает в два раза массу Солнца, то уже нет такого состояния материи, которое бы могло остановить ее распад, продолжающийся до бесконечности; такая звезда больше не светится, а становится черной дырой».
XI
Иногда все до смешного просто. Отель «Мандови» называется так потому, что расположен на берегу одноименной реки. Мандови – широкая спокойная река, на всем своем протяжении усеяна пляжами ничуть не хуже морских. По левому берегу – порт Панаджи, речной порт для небольших судов, со шлюпками, груженными всяким товаром, с двумя шаткими пристанями и ржавым причалом. А когда я подплывал, на краю причала прямо из воды поднималась луна. Она была в желтом ореоле, полная и кроваво-красная. Я подумал: красная луна – и инстинктивно засвистел старую песню[12]. Мысль блеснула, как вспышка короткого замыкания. Я подумал об имени Ру и о словах Ксавье: я стал ночной птицей. И тогда мне все стало очевидным и даже показалось глупым, и я подумал: как же мне раньше не пришло в голову?
Я вошел в отель и осмотрелся по сторонам. «Мандови» – отель конца пятидесятых годов и выглядел уже старомодно. Может, он был построен еще во времена португальского присутствия в Гоа. Точно не могу сказать, в чем именно, но фашистский вкус того времени здесь явно присутствовал: может, в огромном холле, напоминавшем зал ожидания на вокзале, или в его безликой, угнетающей мебели, подходящей больше для почтового офиса или министерства. За стойкой были двое служащих, один в полосатой рубахе, второй в слегка поношенном черном пиджаке, но с очень важным видом. Я обратился к нему и предъявил свой паспорт.
– Мне нужен номер.
Он посмотрел в регистрационную книгу и согласно кивнул.
– С террасой и видом на реку, – уточнил я.
– Разумеется, сэр.
– Вы директор? – спросил я, пока он заполнял карточку гостя.
– Нет, сэр, – ответил он, – директор сейчас отсутствует, но по любому вопросу вы можете обратиться ко мне.
– Я ищу мистера Найтингейла[13], – сказал я.
– Мистер Найтингейл здесь больше не проживает, – сказал он совершенно непринужденно, – уже давно как уехал.
– Вам известно, куда он направился? – спросил я, стараясь тоже сохранять естественность.
– Обычно он ездит в Бангкок, – сказал он, – мистер Найтингейл много путешествует, он бизнесмен.
– О, мне это известно, – сказал я, – но ведь он мог уже вернуться.
Служащий оторвал взгляд от карточки и посмотрел на меня озадаченно.
– Мне трудно сказать, – ответил он вежливо.
– Я полагал, что в отеле кто-то может дать мне более точную информацию, я разыскиваю его по очень важному делу, специально прибыл сюда из Европы. – Я заметил, что он смутился, и воспользовался этим обстоятельством. Вынул из бумажника двадцатидолларовую купюру и подложил под паспорт. – Бизнес – дело накладное, – сказал я, – крайне неприятно слетать впустую.
Он взял деньги и вернул мне паспорт.
– Мистер Найтингейл в последнее время останавливается у нас нечасто, – сказал он. На лице его появилось раздосадованное выражение. – Понимаете, – сказал он, – наш отель хороший, но мы не в силах конкурировать с отелями люкс. – Вероятно, в эту минуту он опомнился, осознав, что говорит больше положенного. Заметил также, что мне по душе его откровенность. Бросил на меня мгновенный взгляд.
– Я должен завершить с мистером Найтингейлом срочную сделку, – сказал я, отчетливо понимая, что больше этот кран не протечет. Так и вышло.
– Я не занимаюсь делами мистера Найтингейла, – сказал он решительно, но любезно. И перешел на профессиональную тему: – На сколько дней вы остановитесь?
– Только на сегодняшнюю ночь, – ответил я.
Когда он протянул мне ключ, я спросил, в котором часу открывается ресторан. Он поспешно ответил, что в восемь тридцать и что я могу заказать по меню или же воспользоваться буфетом, который будет накрыт в центре зала.
– В буфете только индийская кухня, – уточнил он.
Я поблагодарил его и взял ключ; уже подошел к лифту, но вернулся и задал ему безобидный вопрос:
– Полагаю, мистер Найтингейл ужинал в отеле, когда останавливался у вас? – Он посмотрел на меня недоуменно.
– Разумеется, – ответил он горделиво, – наш ресторан – один из лучших в городе.
Вино в Индии стоит дорого, импортируется в основном из Европы. Заказать вино даже в хорошем ресторане – знак известного положения. Об этом говорил и мой путеводитель: заказ вина влечет за собой появление шеф-повара. Я сделал ставку на вино.
Шеф оказался толстячком с напомаженными волосами и глубокими впадинами глаз. Он чудовищно произносил названия французских вин, но выкладывался по полной, объясняя достоинства той или иной марки. Мне показалось, что он немного импровизирует, но я пропустил мимо ушей. Заставил его подождать, пока медленно изучал карту вин. Я понимал, что разоряю себя, но это были последние деньги, предназначенные для этой цели: я достал двадцатидолларовую купюру, вложил в карту вин, закрыл ее и передал шеф-повару.