Однако, как мы отметили в начале этой статьи, книга З.Баумана не свободна от противоречий, которые, впрочем, неизбежны в творчестве любого серьезного исследователя, занятого изучением самой жизни, в которую он погружен, того исторического периода, для которого более всего характерны неопределенность и изменчивость, трансформация фундаментальных правил взаимодействия между людьми.
Внимательное знакомство с книгой З.Баумана приводит к выводу, что жесткость, с какой автор критикует сложившуюся социальную ситуацию, обусловлена тем, что он понимает мораль и нравственность не только как нечто неизменное (что по сути правильно), но и как нечто, имеющее четко, лишь раз и навсегда определенные формы проявления (что, с нашей точки зрения, неверно). Безусловно, никто не станет возражать, что укрепление нравственных основ взаимодействия между людьми было и остается актуальным в любой ситуации и в любой исторический период. Мы всецело соглашаемся с автором, когда он решительно утверждает, что необходимость восстановления этического подхода даже не должна специальным образом обосновываться, так как этика представляет собой самодостаточную и самоконституирующуюся сущность (см. стр. 9899). Между тем, как признает профессор Бауман, важнейшим элементом нравственной позиции является не подвергаемое сомнению чувство сопричастности к проблемам других людей, чувство ответственности за себе подобных. Он подчеркивает, что разрушение морали начинается уже тогда, когда человек позволяет себе задать известный библейский вопрос: «Разве я сторож брату моему?» «Конечно же, - пишет автор, - я сторож брату моему, я был и остаюсь моральной личностью, пока не ищу особой причины для этого,.. - и продолжает, - в момент, когда я ставлю эту зависимость под вопрос и, подобно Каину, требую объяснения причины, по которой я должен заботиться, я отрекаюсь от ответственности и перестаю быть нравственной личностью» (стр. 90). Но и эта позиция представляется
З.Бауману недостаточно определенной, он идет дальше и постулирует «ответственность как бесконечное, непрекращающееся условие существования человека», полагая, что «нравственные существа можно распознать по их постоянному беспокойству и самоосуждению, по неискоренимому подозрению в том, что они еще недостаточно нравственны» (стр. 215).
Трудно (да и не нужно) оспорить подобные позиции. Но трудно также не задать себе (и автору) вопросы относительно выводов, которые сделаны в книге по результату оценки с этих позиций современной ситуации. Ведь если моральное поведение оказывается сегодня наиболее остро ощущаемой обществом потребностью (см. стр. 9899), было бы логичным ожидать, что удовлетворение такой потребности будет способствовать преодолению основных проблем индивидуализированного общества -неуверенности, нестабильности и незащищенности. Однако сам профессор Бауман неоднократно подчеркивает, что «быть нравственным означает быть и оставаться в состоянии вечной неопределенности» (стр. 216), любовь как высшее проявление нравственного поведения предполагает, что «судьба всегда непредсказуема и не знает границ» (стр. 209). Таким образом, оказывается, что восстановление морали, превращение каждого человека в ответственное и любящее существо не способны преодолеть неопределенности как одного из неотъемлемых качеств постмодернити, но может лишь изменить истоки и причины такой неопределенности.
Говоря о любви, нравственности и ответственности, профессор Бауман не вполне, на наш взгляд, убедительно приписывает столь большое значение временным масштабам межличностных связей и партнерств. Кратковременность личных союзов вовсе не обязательно предполагает стремление одного человека отнестись к другому лишь как к источнику мимолетного удовольствия; любые субъект-субъектные отношения не являются одним лишь потреблением, они в то же самое время оказываются и производством чего-то нового: новой социальной реальности, новой формы межличностной связи, новых эпизодов жизни обоих общающихся между собой людей. Более того; если, как утверждается в книге, современные межличностные союзы все чаще заключаются лишь до момента, пока сторонам не захочется их разорвать, то кто в подобном союзе выступает потребителем, а кто -объектом? Если союз может быть разорван по требованию каждой из сторон, то стороны равны; между тем против идеи равенства автор не высказывается ни разу.
Профессор Бауман детально рассматривает в своей книге и иной аспект проблемы нравственности - вопрос о целях, которые человек ставит перед собою, а также об условиях, в которых они достигаются. В этой связи он говорит о жизненных смыслах, о том, что наполняет жизнь человека значением (см. стр. 4-5). Важнейшим из таких смыслов автор полагает выход человека, в том или ином его проявлении, за пределы своего мимолетного существования; строительство, как он сам говорит, «мостов, соединяющих смертную жизнь с ценностями, неподвластными разрушающему влиянию времени» (стр. 301). Многие из фундаментальных выводов, сделанных в книге, основываются на том, что «жизнь имеет ценность, а дни - значение, потому что мы, люди, сознаем свою смертность» (стр. 300). Соглашаясь с этим тезисом, красивым по форме и глубоким по содержанию, трудно удержаться от сомнений по поводу некоторых заключений, к которым приходит автор, отталкиваясь от этого тезиса. Так, снижение роли и значения славы, о чем мы уже упоминали, преходящий характер авторитетов расцениваются в книге как одна из негативных черт современного общества. Но ведь возможен и иной угол зрения: очевидно, что достижение подлинной славы - в том смысле, какой вкладывает в это слово автор, - всегда было и до последнего времени оставалось уделом очень немногих. Да, можно было посвятить всю свою жизнь созданию архитектурного произведения или исследованию идеи прогресса; но много ли находилось людей, способных на это? Да, сегодня цели большинства наших современников гораздо более приземленны и даже примитивны, чем провозглашавшиеся прошлыми поколениями, но разве не это стало в значительной степени основой для максимальной мобилизации сил человека, соразмерных этим целям, и разве не это обеспечило обществу все более быстрые темпы развития? (Причем развитие это все меньше зависит теперь от руководящих обществом институтов.) Сам автор признает, что «бесконечная нарастающая и внушающая опасения двойственность, управляющая этим нашим 'обществом риска', имеет свое применение. Она смазывает колеса науки и техники, этих двух главных двигателей современного развития. Сама по себе она становится, если воспользоваться еще одним дискредитированным модернистским понятием, впечатляющим фактором прогресса» (стр. 87). И разве не этот прогресс достижения приземленных целей продвинул на протяжении последних пятидесяти лет человечество гораздо дальше, чем предшествовавшие века, исполненные научных открытий, перевернувших наши представления о мире? И разве не достижимость «минутного бессмертия», осужденного в книге, снижает те неуверенность и беспокойство, которые преследуют человека, ощущающего невозможность приобщиться к истинной славе?
Интересным и противоречивым образом представлена в книге З.Баумана тема государства. Автор полагает, что государство и в целом вся сфера политики должны стать преградой на пути неконтролируемых сил глобализации, а инструментом борьбы против хаоса и анархии должно выступить, как мы уже отмечали, возрождение нравственных основ человеческого поведения: «К выработке новых, столь необходимых в наступившем столетии этических правил следует подходить как к политической проблеме и политической задаче» (стр. 117), основная же «проблема практического применения этики... к бедам современного общества состоит прежде всего в отсутствии [адекватной властной] структуры» (стр. 236). Возможно, это самый неубедительный вывод, к которому пришел автор, пользуясь столь же неубедительными аргументами. В предисловии к русскому изданию своей книги профессор Бауман, обосновывая роль государства, цитирует слова Жака Эллюля: «Кто, по мнению современного рядового человека, должен реорганизовать общество, чтобы оно наконец стало таким, каким должно быть? Государство, только государство» (стр. XXVIII). Между тем мнения так называемых рядовых людей, как бы много их ни было представлено, ни в коем случае не могут служить обоснованием справедливости того или иного социологического утверждения. Реальность же свидетельствует о том, что «политика» за последние триста лет вчистую проиграла стихийным «экономическим силам» по меньшей мере дважды: в конце XVIII века, когда она сдала свои позиции, открыв путь модернити, и во второй половине ХХ-го, когда она просто капитулировала перед процессами глобализации, пытаясь сохранить хотя бы элементы собственного влияния на происходящие события. Неясно, откуда в этих условиях можно черпать уверенность в том, что новые «силы» удастся усмирить, а новая «политика» преодолеет искушение в очередной раз оказаться коррумпированной? Будет ли оправданной и дальновидной попытка возвысить не раз уже проигрывавшую «политику» над силами международного капитала и финансов? И, наконец, следует ли связывать перспективы восстановления морали и нравственности с возможностями политики, которые при самом сочувственном рассмотрении выглядят давно и, увы, безнадежно исчерпанными?
Одну из причин противоречивости суждений З.Баумана мы усматриваем в излишне резком противопоставлении современного социума тому обществу, которое он считает адекватным традиционной модернити. На наш взгляд, в своей книге автор значительно принижает степень мобильности и изменчивости, характерной для модернити, и в результате предъявляет читателям чрезмерно контрастную картину. Он, впрочем, и сам признает, что «индивидуализация», если понимать ее как «освобождение человека от предписанной, унаследованной и врожденной предопределенности его социальной роли», представляет собой «наиболее заметную и основополагающую черту эпохи модернити,.. что говорить об индивидуализации и модернити - значит рассуждать об одной и той же общественной ситуации» (стр. 181-182).