А было ей, напомню, пять лет.
Свадебный ритуал, естественно, разработан во всех деталях и, по мнению многих, составляет главную, центральную церемонию жизни индуса. Это красочный и чрезвычайно утомительный марафон, длящийся несколько дней и втягивающий в свою орбиту целые кварталы в городах, а в деревнях поголовно все население от мала до велика.
Несчетное число раз герои «спектакля» и их родители совершают ритуальные омовения, читают стихи, явившегося к месту бракосочетания на слоне или верхом жениха осыпают лепестками цветов, он получает в дар корову (в древние времена он мог принять подарок, а мог принести несчастное животное в жертву), позволяет будущему тестю омыть ему ноги и принимает от него одежду в дар и, наконец, как высший подарок, ему передают невесту со словами «я вручаю тебе эту деву в золотых украшениях, о Вишну».
Без золотых украшений не бывает свадьбы даже в беднейших семьях.
Принимая в дар свою суженую, жених задает очень значимый вопрос: «Кто дал мне эту невесту?» – и получает не менее значимый ответ: «Кама (бог любви)». И только после этого он впервые (теоретически) видит ее лицо.
Далее следуют гимны и молитвы, бросание зерен в огонь, церемонии «взятия невесты за руку», «стояния на камне», «хождения вокруг огня», «семи шагов», «обрызгивания невесты водой», «благословения невесты присутствующими», «смотрения на Солнце (днем) и на Полярную звезду (ночью)» – и все это только начало праздника и плюс к этому многое-многое другое, пришедшее из седой древности, этнографически интересное, эстетически привлекательное, эмоционально захватывающее…
Свадьба Рамакришны и Сарады была, увы, предельно скромной – и та, и другая семья были чрезвычайно стеснены в средствах. Правда, малышка-невеста, как и подобает, блистала в старинных золотых украшениях, но на самом деле и за ними стояла унизительная бедность Нет, украшения были из настоящего золота, но их взяли напрокат у богатых соседей. Когда утомленная девочка заснула на новом месте, в доме родителей мужа, полюбившая ее уже свекровь разрыдалась – ей предстояло снять с ребенка так понравившиеся украшения, чтобы вернуть хозяевам. Рамакришна взял на себя эту грустную обязанность. Крайне бережно, кольцо за кольцом, ожерелье за ожерельем, снял он со спящей все убранство, не потревожив ее счастливого сна.
Наутро, вчерашняя невеста горько расплакалась Свекровь схватила ее на руки и прижала к своей груди – «Не плачь, девочка, мой сын купит тебе много-много украшений!».
В тот же день оскорбленные родственники Сарады унесли ее обратно в родительский дом. Рамакришна рассмеялся: «Что-что, а наш брак они аннулировать не могут». Он явно стоял выше всей скандальности этой ситуации.
Но, видимо, та сцена подействовала на него и много лет спустя он, так ненавидевший золото, приобрел через посредников для уже выросшей жены своей такие же украшения, какие были на ней в тот праздничный день ее далекого детства.
Женившись, Рамакришна не изменил себе и через некоторое время вернулся из деревни обратно в Калькутту, стал снова служить в храме и снова мысли и помыслы его ушли в бесконечность – и он, по всей видимости, забыл о доме, о семье и о маленькой жене своей.
В жизни же Сарады по существу ничего не изменилось – кроме статуса. Обязанности остались те же, но свободы теоретически стало меньше. Теперь она была замужней дамой, несмотря на свой возраст.
Она жила попеременно – то в доме отца, то в доме родителей мужа. Шли месяцы, проходили годы, девочка выросла и стала красивой и статной девушкой.
И так прошло более десяти лет.
А тем временем в тихий мирок Джайрамбати стали приходить из столицы Британской Индии нехорошие пугающие слухи и оживленно щебечущие у водоемов женщины стали замолкать и расходиться, если к ним подходила Сарада или ее мать. В деревне не бывает тайн и вскоре всем, в том числе и Сараде, стало известно, что с мужем ее в Калькутте происходит что-то настолько странное, что впору снова говорить о полной потере рассудка. Девушку жалели, семье ее вроде бы сочувствовали, но при этом всячески смаковали подробности и вновь и вновь пересказывали рассказы очевидцев. Судачили без конца и, в общем-то, было о чем – даже для насквозь религиозной Индии поведение их односельчанина выглядело явно ненормальным: говорили, что он то поет, то смеется, то (жрец! священник! посредник между людьми и Богом!), обмотав дхоти вокруг талии так, что получилось подобие хвоста, прыгает на четвереньках вокруг храма, отождествляя себя с Хануманом, военачальником обезьян и верным помощником Рамы.
Частенько его видели сидящим на пути прохожих паломников с залитым слезами лицом – он взывал к Матери – Кали с таким исступлением, что окружающие думали, что он только что остался сиротой, похоронив свою настоящую мать. Услышав молитву, увидя икону или просто при мысли о Боге он впадал в невиданное никем состояние – глаза закатывались, члены отвердевали, он полностью отключался от окружающего мира и мог оставаться в таком трансе минуты, часы и даже дни; при этом зрачки его полузакрытых глаз каменели и по ним можно было постучать пальцем. И только редкое-редкое дыхание, да блаженная улыбка говорили о том, что он жив.
А, возвратившись в наш грешный мир, он говорил странные, безумные вещи. «Все религии одинаково истинны» повторял он – и это в Индии, разделенной не только конфессиями, но и тысячами каст. «Человек должен жить в миру и работать во имя Божие» учил он, и это в храме, призванном уводить людей из призрачного земного существования. Он медитировал ночью на кладбище, он рассказывал о встрече с Христом и, наконец, нечто совершенно невообразимое – отрастив длинные волосы, он чистил ими выгребные ямы неприкасаемых!
И сердобольные соседки с жалостью поглядывали на его «соломенную вдову».
Сараде было нелегко выдержать пресс этого сочувствия и этих пересудов. Она не знала правды, но помнила его отеческую нежность, безграничную доброту, его удивительное особенное обаяние. Что-то было не так, что-то не совпадало и хотелось самой увидеть его, быть рядом, быть полезной ему – как полагается хорошей жене.
И она принимает решение.
Расстояние от Джайрамбати до Калькутты всего 60 миль или чуть больше – в зависимости от того, какой дорогой воспользоваться Дорог было две и у обеих была скверная репутация В те годы, о которых идет речь, в довершение к обычным неудобствам сельских проселочных дорог, на них во всю пошаливали. Британский порядок был строг только в городах, там, где стояли гарнизоны, а в глубинах Индии жили по старинке, не очень даже интересуясь, кто правит их страной из-за синей линии горизонта – моголы, местные царьки или неизвестно откуда взявшиеся бледнолицые господа.
Разбойники были зачастую не простые душегубы, а весьма колоритные душители с религиозным окрасом– Индия есть Индия Бесшумно возникая сзади жертвы в черноте тропической ночи, они специальным платком в одно мгновение намертво сжимали ей горло, повторяя при этом имя богини Бхавани. Говорили, что Бхавани сама создала это бандитское сообщество и даже на глиняных муляжах сама научила их страшному искусству удушения – ритуального убийства без пролития крови. Впрочем, главной целью, конечно, оставалось ограбление и нередко во главе ночных банд стояли видные люди, старосты окрестных деревень, в течение дня намечавшие среди гостей на ярмарках и празднествах более или менее богатых и указывавшие на них своим сообщникам.
Весь этот макабр уходил далеко в глубь истории. Еще в VII веке Сюань Цзан, путешественник из Китая, писал о наследственных душителях (как во всех кастах, «ремесло» передавалось от отца к сыну), сделавших грабеж и убийство своим религиозным долгом.
Быть задушенной на пути в Калькутту Сарада не опасалась – женщин, как правило, среди жертв богини Бхавани не было. Да и взять у нее было нечего.
Забегая вперед, скажу, что встречи с разбойниками избежать не удалось Только случилось это позднее, через несколько лет, когда она вторично шла пешком из родной деревни, где гостила некоторое время, в Калькутту, к своему странному и великому мужу.
В тот раз ночь застала ее в пути, одну-одинешеньку. По счастью, ночные тати, муж и жена, появились не сзади и не бесшумно – конечно, это были не легендарные душители, а просто обычные злоумышленники, но все равно их вопли и зверские физиономии могли до смерти напугать любого.
Любого – но не Сараду. Ее внутренняя абсолютная чистота не позволила ей испугаться, и подсказала неожиданную для них и естественную для нее реакцию. «Батюшка, матушка, – сказала она, сложив ладони, – я иду в Дакшинешвар, к моему мужу, а здесь, говорят, лихие люди, защитите вашу дочь, пожалуйста!». В этом сказочном обращении нет никакой игры, так действительно она видела окружающий мир.
Незадачливые «батюшка с матушкой» были настолько тронуты ее словами, что бережно довели ее до самого конца пути, до кельи Рамакришны, где и сдали ее ему с рук на руки. И он, истинный сын Индии, принял их с почестями – как если бы они, и вправду были ее родственниками.
Странно для нас, но логично для атмосферы этой удивительной страны, впоследствии они забросили свой неблаговидный промысел, не раз приходили к Рамакришне и стали, в конце концов, его последователями.
Все это было позднее. Но первый поход Сарады Деви из родного дома в Джайрамбати в обитель мужа в Дакшинешваре близ Калькутты тоже оказался не вполне благополучным. Сначала все складывалось удачно – по случаю какого-то праздника (биографы спорят, какого именно) группа женщин из ее деревни решила идти в Дакшинешвар, чтобы совершить омовение в Ганге. Сарада вызвалась идти вместе с ними. Ее отец, Рамачандра, сразу же понявший, что именно притягивает его дочь, решил сам сопровождать ее. Был выбран благоприятный день – без этого в Индии не предпринимается ничего, даже сейчас – и яркая красочная процессия зашагала по пыльной дороге, такой же дороге (с соединяющимися над ней огромными деревьями, с изумрудно зелеными полями, с маленькими, затянутыми ряской водоемами, где из грязи и вони тянется божественный лотос), словом, по такой же дороге как та, что спустя несколько десятилетий найдет своего художника в лице великого Киплинга (жившего, кстати сказать, в описываемые дни со своими родителями сравнительно недалеко от дороги, по которой двигалась Сарада).