Относительно не противоречащий учению Анаксагора фрагмент можно привести разве что из «Махабхараты» – там описывается, как, используя цикличность перерождений, богиня Ганга помогла семерым из восьми бессмертных небожителей васу, согрешившим кражей волшебной коровы (о чем мы уже упоминали ранее), избегнуть мук человеческой жизни: проклятые отшельником на реинкарнацию в человеческом обличье, они договорились с Гангой, чтоб она их родила и тут же утопила («Обещание Ганги»). Богиня прияла человеческий облик, вышла замуж за царя Шантану, и
Шло время. Сменялись и лето, и осень.
Жена сыновей родила ему восемь.
Так было: едва лишь ребенок родится,
Тотчас его в Гангу бросает царица.
Естественно, Шантане это пришлось не по нраву, и на восьмой раз, не утопив ребенка (а это воплотился более всех виновный Дьяус), она все ему объяснила:
С тобою узнала я радость зачатья,
И васу избавила я от проклятья.
Дала я поверженным верное слово:
Когда в человеческом облике снова
Родятся, – их в Ганге-реке утоплю я,
Бессмертие каждому снова даруя —
и удалилась на небо, оставив мужу последнего сына, Дьяуса, ставшего мудрецом Гангадатту – «дарованным Гангой».
Однако здесь все же скорее наблюдается какой-то занятный софизм, нежели учение. Трактовка смерти буддизмом аналитична и сдержанна. Смерть неизбежна, но это осознание ее неизбежности, или, как говорится в христианстве, «память смертная», как раз полезно для работы над собой. Эти два тезиса прекрасно иллюстрируются двумя притчами из «Учения Будды» (пер. с англ. – Е.С.): «Жила молодая женщина по имени Кисаготами, жена состоятельного человека, потерявшая рассудок из-за смерти ее ребенка. Она взяла мертвое дитя на руки и ходила от дома к дому, прося людей исцелить ребенка. Конечно, они ничего не могли сделать для нее, но наконец последователь Будды посоветовал ей посетить Благословенного, остановившегося тогда в Джетаване, и она отнесла мертвого ребенка к Будде. Благословенный посмотрел на нее с сочувствием и сказал: “Чтобы исцелить ребенка, мне нужно всего несколько маковых зернышек; пойди и попроси четыре или пять зерен в том доме, в который ни разу не входила смерть”. И так потерявшая рассудок женщина пошла искать дом, куда никогда не входила смерть, но напрасно. Наконец она была вынуждена вернуться к Будде. В его умиротворяющем присутствии ее рассудок прояснился, и она поняла значение его слов. Она унесла ребенка и похоронила его, после чего вернулась к Будде и стала его ученицей».
«Однажды Яма, властитель Ада, спросил человека, попавшего к нему, о злых делах, совершенных тем при жизни, и о том, не встречал ли он на своем жизненном пути трех небесных посланцев. Человек ответил: “Нет, мой господин, никогда мне не доводилось встречать никого в этом роде”. Яма спросил, не встречал ли он старика, согбенного годами и ходившего, опираясь на палку. Человек ответил: “Да, мой Господин, я часто встречал таких людей”. Тогда Яма сказал ему: “Ты теперь подвергаешься этому наказанию потому, что не признал в том старике небесного посланца, посланного предупредить тебя, что ты должен быстро исправить пути свои пред собою, пока ты тоже не состаришься”. Яма спросил его снова, не видел ли он когда бедного, больного человека, оставленного друзьями. Человек ответил: “Да, мой Господин, я видел много подобных людей”. Тогда Яма сказал ему: “Ты попал в это место, потому что не признал в этих больных людях посланцев с небес, посланных предупредить тебя о твоих собственных [грядущих] болезнях”. Тогда Яма спросил его еще раз, видел ли он когда-нибудь мертвого. Человек ответил: “Да, мой Господин, много раз я присутствовал при [чужой смерти]”. Яма сказал ему: “Ты ввержен сюда как раз потому, что не признал в этих людях небесных посланцев, посланных к тебе предупредить тебя. Если б ты узнал этих посланцев и внял их предупреждениям, ты изменил бы свою жизнь и не попал в это место страданий”». Кроме того, там же еще говорится о том, что Будда, словно любящий отец из притчи, в которой тот сообщил сыновьям ложную весть о своей смерти, чтоб помочь им, «…использует фикцию жизни и смерти, чтобы спасти людей, пребывающих в оковах желаний». Так что и смерть для буддистов – возможно, не больше чем иллюзия.
Более того, индийские религиозно-философские системы, будь то буддизм или индуизм, выработали целые учения о том, как именно надо «правильно» умирать, и речь здесь идет не только о подготовке к переходу «в мир иной», но именно о своем контроле за этим процессом, что блестяще описывает тибетская «Книга мертвых», когда усопшему предстоит борьба с собственными иллюзиями и последствиями карм, которые он может и должен преодолеть, чтобы выйти из круга перерождений. Как в 1970 г. пел самый великий «битл» Джордж Харрисон (1943–2001 гг.), знакомый с философскими глубинами индуизма, в «Art of Dying» («Искусстве умирать», пер. с англ. – Е.С.): «Придет время, когда большинство из нас вернутся сюда, приведенные своей жаждой стать совершенным существом – так и будете вы жить миллион лет в плаче, пока не усвоите искусство умирать».
Последний досократик, которого мы здесь рассмотрим, Демокрит (ок. 460 – ок. 370 гг. до н. э.), обращает наше внимание на созданную им теорию атомизма, возможно, на основании учения Анаксагора о гомеомериях – «семенах» – как первооснове и стихий, и всех вещей (делимых до бесконечности), придающих те или иные качества своим расположением и большей или меньшей концентрацией в том или ином сущем, которое упорядочивает верховный Ум (или хотя бы просто дает первый толчок к дальнейшему формированию). Правда, по свидетельству Лаэрция (II, 14), Анаксагор относился к Демокриту враждебно и так и не добился собеседования с ним, а ведь в свое время, похоже, он не взял его в ученики (IX, 34–35), да и сам Демокрит от этого самого Анаксагорова Ума фактически и отказался, высмеяв его (там же, 35). Он вообще остался в истории как «смеющийся философ», в отличие от «плачущего» Гераклита.
Он тоже много путешествовал за знаниями, подобно Пифагору, и Диоген Лаэрций сообщает о них так, опираясь на сведения других (IX, 35–36): «Деметрий в “Соименниках” и Антисфен в “Преемствах” сообщают, что он совершил путешествие и в Египет к жрецам, чтобы научиться геометрии, и в Персию к халдеям, и на Красное море; а некоторые добавляют, что он и в Индии встречался с гимнософистами, и в Эфиопии побывал. Из трех братьев он был младшим и при разделе наследства взял себе меньшую долю имущества, состоявшую в деньгах, так как они были ему нужны для путешествия, и братья это хитро сообразили. Деметрий говорит, что его доля превышала сто талантов, и все это он истратил». На родине философа, в Абдерах, существовали суровые законы, касавшиеся тех, кто проматывал отцовское наследие, вплоть до отказа в погребении на родине; так вот, Демокрит всенародно огласил свое сочинение, «Мирострой» (один из двух, показания расходятся – у Демокрита был и «Большой мирострой», и «Малый мирострой»; оба, к сожалению, утрачены), как плод своих странствий и многолетнего ученичества, так что земляки не только с восторгом приняли «Мирострой», но и постановили не применять к автору означенного закона, а также наградить деньгами, воздвижением статуй и прочими знаками почета (там же, 39–40). Лаэрций полагает, что он также был пифагорейцем, любил уединяться на кладбищах для размышлений (там же, 38 – кстати, кладбища и места кремации доселе излюблены йогами и буддийскими монахами как самые располагающие к размышленниям о бренности всего сущего). Его теория атомизма такова (там же, 44–45): «Начала Вселенной суть атомы и пустота, все остальное лишь считается существующим (мир иллюзий, индийская майя. – Е.С.). Миры бесконечны и подвержены возникновению и разрушению. Ничто не возникает из несуществующего, и ничто не разрушается в несуществующее. Атомы тоже бесконечны по величине и количеству, они вихрем несутся во Вселенной и этим порождают все сложное – огонь, воду, воздух, землю, ибо все они суть соединения каких-то атомов, которые не подвержены воздействиям и неизменны в силу своей твердости… Все возникает по неизбежности: причина всякого возникновения – вихрь, и этот вихрь он называет неизбежностью… Качества существуют лишь по установлению, по природе же существуют только атомы и пустота».
Л. Шредер (в 1888 г.) просто жаждет, чтобы было доказано, что это учение Демокрита – индийского происхождения: «Не уместно ли обстоятельнее также заняться вопросом о времени происхождения индийской атомистики, чтобы удостовериться относительно того, возможно ли и вероятно ли влияние ее на греческую атомистику, на учение Демокрита?» Последующие исследователи фактически ответили на этот вопрос, и пока он не в пользу Индии. А.С. Богомолов признает, что учение Вайшешика включает в себя атомистическую теорию материи, однако как система она, видимо, не древнее III в. до н. э. М. Рой сообщает, что атомизм в Индии возник лишь спустя век после Демокрита в учении философа Канады (Улуки) – той же Вайшешики. При общности самой идеи несозданных и неразрушимых атомов в частностях оба философа расходились: Демокрит считал атомы бесчисленными, бескачественными, неделимыми, имеющими одинаковую форму, обладающими весомостью и занимающими известное пространство; Канада выделял четыре вида атомов, каждый – со своими особыми качествами (их 17 основных и 7 дополнительных; плюс – у атомов 7 цветов и 5 видов вкуса). По Демокриту, атомы находятся в вечном хаотическом движении, по Канаде – при распаде атомов их движение прекращается, сохраняя лишь небольшую вибрацию, а движутся они сообразно с некими непознаваемыми законами под руководством бога. Интересно довольно пифагорейское утверждение Канады: «В числах вечна только единица, остальные не вечны». Впрочем, вопрос приоритета не так и важен, если принять теорию «двух побегов от единого корня», о которой мы писали в самом начале религиозно-философской части нашего исследования. А.С. Богомолов пишет, что атомизм – одна из наиболее целостных, последовательных и устойчивых традиций в науке и философии, ибо, по свидетельству Ямвлиха и Посидония Родосского (135—51 гг. до н. э.), его основателем был некий финикиец Мох, живший еще до Троянской войны (XIII–XII вв. до н. э.). Обратим вновь внимание на признанное греками восточное происхождение идеи; истины ради отметим, что Ямвлих в труде «О Пифагоровой жизни» (III, 14) пишет, впрочем, лишь о том, что Пифагор в финикийском Сидоне встречался с потомками натурфилософа и прорицателя Моха и иными финикийскими жрецами, которыми был посвящен в таинства, и лишь примечание переводчицы И.Ю. Мельниковой и Е.В. Косолобовой к этому труду сообщает о том, что Моху приписывали создание учения об атоме и финикийской космогонии. По нашему мнению, гораздо солиднее выглядит цитата из труда Секста Эмпирика (ок. 160 – ок. 210 гг.) «Против ученых» (кн. IX – «Первая книга против физиков», V, 363): «Демокрит и Эпикур [признавали] атомы, если только не следует признать это мнение еще более древним и, как говорил стоик Посидоний, высказанным неким финикийцем Мохом; Анаксагор Клазоменский – гомеомерии; Диодор, прозванный Кроном,