Индия и греческий мир — страница 23 из 63

Сам Александр со щитоносцами, половиной «гетерии», лучниками и конными дротометателями пошел к востоку через проход совр. Джелалабада по землям аспасиев, гуреев и ассакенов; какое-то время он шел вдоль реки Хой, а затем с трудом переправился через нее. Целью этого разделения царской армии известный историк эллинизма Иоганн Дройзен справедливо считает лишение племен на юге и севере от реки Кофен возможности объединиться для общего сопротивления, «зачистить» проходы на юг, откуда нанести удар с тыла по северным племенам. Соединиться обе части армии должны были на равнине между Аттоком и Пешаваром. Владея оставшимися в тылу проходами и дорогами, армия могла беспрепятственно переправиться через Инд. У Страбона есть свое объяснение передвижениям Александра в начале его индийского похода: «Вначале, когда убийцы Дария (покончившие с ним изменническим образом) собирались поднять восстание в Бактриане, он решил, что целесообразнее начать преследование и уничтожить их. Вот почему Александр приблизился к Индии через Ариану; оставив Индию справа, он перешел через Паропамис в северные области и в Бактриану. Покорив там все земли, подвластные персам (и даже еще больше [земель]), он впервые устремился тогда на Индию, так как многие из его спутников описывали ему эту страну, хотя и неясно. Таким образом, он возвратился, перевалив через те же самые горы, другим, более коротким путем, имея Индию слева; затем он тотчас повернул на Индию, к ее западным границам и рекам Кофе и Хоаспу, который впадает в реку Кофу близ города Племирия, протекая затем мимо города Гориды и проходя далее через Бандобену и Гандаритиду. Александр узнал, что гористая и северная области наиболее обитаемы и плодородны, южная же область, напротив, частью безводна, а частью подвержена наводнениям и совершенно выжжена, так что более подходит для диких зверей, чем для обитания людей. Как бы то ни было, он выступил в поход, чтобы сначала захватить эту прославленную страну, рассчитывая в то же время, что те реки, что ему приходилось преодолевать, лучше переходить вблизи истоков, так как они протекали поперек, разрезая страну, которую он хотел пересечь. Вместе с тем он услышал, что некоторые реки сливаются в один поток, и притом все больше, чем дальше они текут, так что эта страна становится все более труднопроходимой, в особенности же при недостатке кораблей. Из опасения этого Александр перешел реку Кофу и начал покорение горной области, которая обращена к востоку» (XV, 1, 26).

Переправившись через Хой, Александр приказал 800 своим всадникам взять к себе на коней по пехотинцу и стремительным маршем двинулся на разбегавшихся в страхе врагов. Прибыв под первый город и осадив его, царь был легко ранен в плечо стрелой, вонзившейся под панцирь. Также получил рану Птолемей, будущий первый греко-македонский царь Египта. Город был обнесен двумя стенами. Царь разбил лагерь, на следующий день была взята первая стена, сложенная не очень качественно, а когда македоняне пошли на штурм второй, подкрепляя свой приступ градом стрел, враги открыли ворота и побежали спасаться в горы; часть погибла во время бегства, пленных, как пишет Арриан (IV, 23, 5), «македонцы всех перебили в гневе за рану Александра», город был срыт до основания. Следующий город, под который пришел Александр – Андака, – благоразумно сдался; царь оставил в нем Кратера с наказом подчинять соседние города, а сам двинулся против аспасиев. Через день он дошел до их города, который местные войска сами сожгли и также бросились спасаться в горы, но завоеватели перебили большую их часть во время погони. При этом отличился Птолемей, вступив в схватку с «предводителем тамошних индов»; Лагид получил удар копьем в грудь, от которого его спас панцирь, и в ответ пробил врагу бедро и поразил насмерть. Интересно, что индийцы остановили бегство и устроили форменный бой над телом вождя, так что только прибытие туда самого Александра довершило их разгром. Царь не пожелал углубляться в том направлении и повернул на восток, вверх по течению Эвасилы.

Царь перевалил через горы и вышел к пепелищу города Аригея (в долине Паджкора) – его сожгли сами жители; к нему присоединился Кратер, и царь вновь оставил его с новым заданием – отстроить Аригею и оставить там на поселении воинов, более негодных к военной службе, а также окрестных жителей, из тех, что выразят на это свое желание. Падение Андаки и уничтожение Аригеи отдало под контроль завоевателей оба прохода, ведущие к Хоаспу; сам же царь теперь быстрым маршем пошел на север, к горам, где, как ему донесли, скопилось множество врагов. Оставив часть войска под горой, он разделил оставшиеся силы на три части и, одновременно атаковав с трех сторон (в лоб и с флангов), одержал среди гор большую победу, взяв в плен более 40 000 человек и захватив 230 000 голов рогатого скота, часть которого царь приказал отправить в Македонию.

Затем он двинулся на ассакенов, собравших против него, по сообщениям лазутчиков, 2000 всадников, более 30 000 пехотинцев и 30 слонов, включая наемников из-за Инда (вновь обратим внимание на смешение имен и топонимов, объясненное ранее Страбоном; и Арриан вот называет царя ассакенов Ассакеном). Царь двинулся вниз по плодородной долине вдоль реки Гурей (к нему присоединился уже отстроивший Аригею Кратер с тяжелой пехотой и боевыми машинами) и достиг Нисы – легендарного места воспитания Диониса. Пребывание там македонского войска описывают и Арриан (V, 1–2), и Юстин (II–III вв.) в своем труде «Эпитома сочинения Помпея Трога «История Филиппа» (XII, 7, 6–8). Характерно, что местное население и по внешнему виду, и по обычаям весьма отличалось от индусов. Нисийцы считали, что пришли с запада, были довольно белокожи, а правил ими выборный Совет трехсот под руководством Акуфиса, 30 из которых вместе с ним и отправились на переговоры с Александром. Они как-то очень быстро сговорились с завоевателями, легко признавшими в них потомков спутников веселого хмельного бога, сохранили свой образ правления и отделались только поставкой в Александрово войско трехсот всадников. И. Дройзен предполагает, что нисийцы – это кафры, в обычае которых, действительно, близкие к дионисийским пляски, обычаи и т. д.; он же сообщает, что потомки этих народов доныне хранят любопытные предания об Александре, только считают себя уже потомками не спутников Диониса, а македонян. Что ж, это можно противопоставить странному утверждению некоего Смита, приведенному в труде Синхи и Баннерджи, что успехи Александра «произвели такое незначительное впечатление на жителей Индии, что ни одно хотя бы самое смутное упоминание о нем не может быть обнаружено во всей древнеиндийской литературе». Письменно – возможно, но ни к чему делать индусов столь же толстокожими, как и их слоны.

Из Нисы Александр переправился через Гурей и вошел на территорию ассакенов. Индусы не решились на генеральное сражение, предпочтя укрыться по городам. У крупнейшего города Массаги Александр притворным отступлением выманил врагов на атаку, а затем буквально раздавил фалангой, которую вел лично. 200 человек полегли на месте, прочие укрылись в городе, откуда ранили Александра стрелой в лодыжку. На следующий день он подвел осадные орудия, проломил стену, но индийцы отчаянно защищались, и в итоге враги отступили. То же случилось на второй день; на третий царь приказал тяжелой пехоте атаковать стены по перекидному мосту с осадной башни (именно так был взят неприступный финикийский Тир), и дело кончилось катастрофой, как повествует Арриан (IV, 26, 6–7): «Люди рвались в бой; началась толкотня; мост не выдержал тяжести, сломался, и вместе с ним попадали и македонцы. При виде этого варвары с криком стали забрасывать македонцев со стен камнями, стрелами, всем, что было у них под руками и кто что успел схватить в эту минуту. Некоторые выбегали через маленькие ворота, проделанные в стене между башнями, и рубили мечами пришедших в смятение македонцев».

Упрямый царь на следующий день повторил ту же попытку, на сей раз более успешно; смерть индийского властителя, убитого из македонского стреломета, деморализовала осажденных, многие из которых уже были переранены; Александр согласился на переговоры, якобы желая заполучить в свое войско таких храбрецов из числа ассакенских наемников, и согласился даровать им жизнь под условием, что «их разместят в его войске и они будут служить у него. Они вышли из города с оружием и расположились отдельным лагерем на холме против македонского лагеря. Ночью они решили бежать и вернуться к себе на родину, не желая поднимать оружия против других индов. Когда Александру сообщили об этом, он расставил все свое войско вокруг холма и перебил индов, захватив их в клещи. Город он взял – защитить его было некому – и захватил в плен мать Ассакена и его дочь. За всю эту осаду Александр потерял человек 25» (там же, 27, 3–4). Возможно, именно этот случай имеет в виду Плутарх, когда без особой конкретики пишет: «Храбрейшие из индийцев-наемников, переходившие из города в город, сражались отчаянно и причинили Александру немало вреда. В одном из городов Александр заключил с ними мир, а когда они вышли за городские стены, царь напал на них в пути и, захватив в плен, перебил всех до одного. Это единственный позорный поступок, пятнающий поведение Александра на войне, ибо во всех остальных случаях Александр вел военные действия в согласии со справедливостью, истинно по-царски. Не меньше хлопот доставили Александру индийские философы, которые порицали царей, перешедших на его сторону, и призывали к восстанию свободные народы. За это многие из философов были повешены по приказу Александра» (LIX).

Интересно отметить две грани одного явления – упорного сопротивления царю как индийских воинов, так и «интеллигенции». До нас дошел фрагмент из сочинения Диодора Сицилийского (90–30 гг. до н. э.) «Историческая библиотека», в котором он дает сильную картину учиненного Македонским истребления индийских наемников (XVII, 84): «Наемники сразу же, по условиям соглашения, вышли из города и, пройдя стадиев 80, расположились беспрепятственно лагерем, бе