егка по поясу каким-то ошметком, который и одеждой не назовешь, яростно напирает на врага крепкой грудью, замахнувшись кулаком и вместе с тем готовясь лягнуть…
Г.А. Пугаченкова так пишет по этому вопросу: «В гандхарской скульптуре женщины предстают в расцвете женственности и пышных форм. Можно выделить здесь три разновидности. Одни изваяния – их меньше – восходят к эллинистическому прототипу, закрепленному еще в греко-бактрийское время: статные, с мягкими формами зрелого тела, обрисованного драпирующейся туникой, подхваченной под грудью, – такими они предстают в рельефах “дионисийского” цикла, в… статуе “Афины из Лахора” и полуобнаженном торсе из Шахри-Бахлол. Для них присуща классическая поза “уравновешенного покоя”, которая была одним из достижений греческого ваяния в его поисках гармонии человеческого тела. Другие женские изображения – а они преобладают в гандхарских рельефах – следуют индийским понятиям о женской красоте. Пластическим воплощением их были якшини – полуобнаженные, пышнотелые, в чувственных поворотах, подчеркивающих гибкость стана, с крутыми бедрами и тяжелыми чашами грудей, между которых ниспадают массивные ожерелья. Эти вычурные изгибы тела, перекрещенные или раздвинутые ноги в тяжелых браслетах напоминают позиции доныне сохранившихся древнеиндийских ритуальных танцев. Подобный тип женской красоты запечатлен в классической литературе Индии, как например, в следующем отрывке из “Панчатантры”:
Газелеоких жен, чья добродетель – грех,
прославленных повсюду
Упругостью грудей, живым сияньем глаз, прелестными устами,
Кудрявой головой, размерностью в речах, великолепьем бедер,
Пугливостью своей и чарами в любви…
Третий тип, передающий реальные или идеализированные портреты знатных адорантис (поклоняющихся Будде, дарительниц и т. п. – Е.С.) как бы синтезирует два предыдущих. Это дамы в костюмах и головных уборах местной моды кушанской и гуптской эпох, участвующие в сценах почитания Будды. Сам этот акт требует той смиренности облика, которому отвечает классическая поза “уравновешенного покоя” и скромный полуоборот слегка склоненной головы. В лучших образцах перед нами предстают подлинные портреты реальных женщин тех далеких времен – с передачей этнического тина, индивидуальных черт, особым, а не подчиненным стандартным нормам внешним обликом, а иногда и запечатленной в их лицах психологическом характеристикой».
Но ранее мы имели случай отметить, что искусство Гандхары – довольно целомудренное, что та же писательница объясняет влиянием буддизма: «Изображение нагого женского тела не получило широкого распространения в Гандхаре. Нормы женской стыдливости, предписанные буддизмом, вынуждали ваятелей изображать даже полубогинь-якшинь частью закутанными тканью, женщин же – участниц джатак или почитательниц Будды – облаченными в платья и мантии. И однако два истока гандхарской пластики – коренной индийский и греческий – побуждали скульпторов передавать женское тело либо просвечивающим сквозь ткань, либо окутанным так, что ткань лишь подчеркивала красоту его линий. Наиболее выразительно нагота запечатлена в изображении якшинь». Как сказано в «Панчатантре» (I – «Разъединение друзей», рассказ 8) о царской дочери Сударшане: «Область сердца ее была украшена парой упругих и выдающихся вперед грудей, цветущих первой молодостью. Ее округлые ягодицы отличались пышностью, и талия се была стройна. Волосы ее, темные, как грозовая туча, были мягкие, умащенные и волнистые. Золотые украшения, покачивающиеся в ее ушах, соперничали со сладостными качелями бога любви. Лицо ее было прекрасно, как недавно распустившийся нежный цветок лотоса, и, подобно сну, она овладевала глазами всех людей».
Итак, с женской полнотой все более-менее понятно, но вот гротескное уродство?.. Сразу вспоминается несчастный художник-абстракционист Перкинс из кинофильма про принца Флоризеля с его картиной «Клетчатого» и фразой «Я так вижу». Г.А. Пугаченкова считает, что упомянутые нами ранее пузатые страшные карлики-атланты – сатирические изображения шудр. Тогда это многое объясняет.
Посмотрим, каких еще античных героев и какие мотивы можно обнаружить в наследии Гандхары. Про Афину мы уже говорили, равно как и Геракла вспомнили – он, кстати, был также весьма популярен в индо-греческом царстве; недаром после «открытия» Индии Македонским стали появляться мифы о том, что этот великий герой, странник и труженик, некогда добрался и до этих мест, свершив разного рода подвиги и оставив, как обычно, славное потомство. Естественно, широко распространены были сюжеты на тему мифов о Дионисе, о чьей связи с Индией было неоднократно упомянуто ранее. О необычной индийской трансформации греко-римских амуров с гирляндами с саркофагов в нечто причудливое, где гирлянда напоминает удава, мы уже упоминали в предисловии – аналогичные корфиотскому экспонаты находится и в Национальном музее Пакистана в Карачи, и в музее Кабула. Явным заимствованием из греко-римского мира служат изображения богини судьбы Тихэ (Тюхе), носившей так называемую «городскую корону» – то есть венец из стен и башен, благодаря чему почиталась также покровительницей и защитницей городов. Она иногда встречается на барельефах, изображающих уход принца Сиддхартхи – будущего Будды – из дворца, «Лалита-виштара» даже передает разговор, состоявшийся меж ними.
Масса более мелких находок весьма расширяет список античных персонажей и сюжетов на индийской почве, хотя, к сожалению, не всегда возможно определить, является ли подобный предмет привозным из эллинистического мира или местным изделием – разумеется, когда налицо нет «типичных» ягодиц, грудей и т. д., тогда изделие явно индийское. Например, невозможно определить происхождение небольших, но многочисленных статуэток голых женщин, которые всегда почему-то находятся с отбитыми головками, украшенными пышными венцами; бронзовой статуэтки призывающего к молчанию божка Гарпократа из Таксилы; терракотовой статуэтки мальчика из Шейхан-Дхери. Замечательны серебряная ручка от сосуда с сатиром с чашей, ювелирные украшения с изображением божеств и т. п. Особым видом индо-греческой пластики являются так называемые каменные туалетные диски: нижняя их половина – гладкая, для ингредиентов притирания, а верхняя – украшена затейливой резьбой, обычно сценой пиршества или нереидой, плывущей по волнам на фантастическом морском звере – гиппокампе. Интересно, что все найденные диски совершенно разные по исполнению сюжетов. Одна нереида из Таксилы полностью одета, едет слева направо на гиппокампе с лошадиной мордой и рыбно-змеиным хвостом, изображена почти в профиль (диск из местного музея); другая нагая, оттуда же, «движется» в противоположном направлении, спиной к зрителю, выставив необозримые ягодицы с опояской на них; ее морское чудовище крылато, с львиными лапами и головой и рыбьим хвостом (диск из парижского музея Гиме). Античная мифология «снабдила» искусство Северной Индии не только гиппокампами и кентаврами, но и иными фантастическими тварями – ихтиокентаврами и тритонами. Уникальная каменная статуэтка нагой богини из Таксилы демонстрирует потрясающий синтез греческого, бактрийского и индийского искусств; она статична, широкобедра, обильна украшениями и имеет длиннющую, до самых ягодиц, косу.
Но это мы все речь вели отдельно об античных веяниях в гандхарском искусстве, довольно искусственно разделяя его с буддийским, хотя это и не совсем верно. Разумеется, по преимуществу, искусство Северной Индии – конечно, буддийское, и теперь следует особо отметить роль греков в разработке канонического изображения Будды в человеческом облике (несмотря на то что Гандхара и Матхура доныне оспаривают в этом первенство, это ж были части одного индо-греческого царства! При этом нельзя не отметить, что матхурские Будды все же веком моложе гандхарских). Причины этого мы излагали ранее, здесь добавим, пожалуй, что и индусам «вдруг» оказался нужен очеловеченный Будда – это связано с набиравшим все большее количество адептов учении махаяны – «Большой колесницы», перерождавшегося в религию буддизма, который, ясно, нуждался в зримых «богах» – Будде, архатах, бодхисаттвах и т. д.; причем, зародился он именно в Северной Индии. Посмотрим теперь на результаты. Древнейшие известные типы статуй Будды – стоящий и сидящий (потом они дадут много разновидностей), они датируются I в. до н. э. Чуть позже появляется третий тип – лежащий Будда; теперь эти три типа являли основные этапы жизни Учителя: сидящий – постигал просветление, стоящий (идущий) – проповедовал истину, лежащий – погружался в нирвану. Как ни парадоксально на первый взгляд утверждение о том, что эти, самые первые изображения Будды, напоминают лицом Александра Македонского или Аполлона Бельведерского, сравнение их в нужном ракурсе полностью подтверждает правоту исследователей! Прекрасным ходом является публикация в не раз цитированной ранее работе Г.А. Пугаченковой «Искусство Гандхары» размещенных попарно сравнительных фото – произведений Гандхары и не только греко-римского, но и средневекового европейского мира (последнее только наглядно доказывает, что искусство Гандхары и Средневековья произрастало от единого эллинистического корня, что ранее невозможно было бы даже предположить) – см. стр. 164–167, 169–176. Все очевидно без слов, хотя и комментарий там для заинтересовавшегося читателя приведен первоклассный. Не менее интересны аналогии и с римским искусством и культурой – один Будда из Давлята, облаченный в римскую тогу, чего стоит.
«Иконография» самого лица Будды в искусстве Гандхары тоже еще не устоялась, и тем она и замечательна. Можно встретить Будду не только с лицом Македонского или Аполлона, но и коротко стриженного усача с квадратным лицом; пучеглазого с подстриженными усиками; очень походящего улыбкой и глазами на архаического куроса; с очень тонкими, как принято выражаться, аристократическими, чертами лица и тонкими поджатыми губами… При этом гандхарские Будды довольно плотны и коренасты, что не соответствует ни древнеиндийским канонам изображения мужского тела (порой довольно тщедушного), ни греческим (Поликлета и, в еще более облегченной форме, Праксителя и Лисиппа). Д. Косамби был не вполне прав, утверждая, что буддийское искусство не отображает страдания. В целом это так, однако есть известное исключение – аскеза Гаутамы, когда будущий Будда провел шесть лет, умерщвляя свою плоть. Гандхарские статуи из Сикри и особенно из Тахти-Бахи прекрасно иллюстрируют иссушившего себя бородатого аскета, от которого остался лишь скелет, обтянутый кожей, под которой столь отчетливо видны жилы и вены с артериями, что хоть анатомию по ним впору изучать. Этот тип и поныне широко встречается в буддийских странах, например на горе Будды в Паттайе и в храмах Бангкока. Интересен также тип гандхарских бодхисаттв – могучих, юных, усатых, пышнокудрых раджей, облаченных в роскошные одеяния и изобильно увешанных украшениями; даже всем известный нам по своему юмористическому облику веселого толстого монаха Будда будущего – Майтрейя – является здесь таким же. Особняком стоит голова бодхисаттвы Ваджрапани из Буткары – зрелого, бородатого, с пышными волосами и высоким лбом, напоминаю