Национальные традиции в туалетной сфере бывают очень разные. Во время очень давнего, в начале перестройки, путешествия по Западному Китаю мне довелось в автобусе познакомиться со студентами, которые дали мне записку, адресованную их знакомой, работающей в некоем местном общежитии, чтобы та поселила меня на ночь. Они объяснили, что девушка вряд ли поймет, что мне надо, ибо не знает иностранных языков. В записке указывалось, что меня нужно поселить на одну ночь по минимальной цене. Я вручил ей это послание, и она указала мне номер: комнатушку с кроватью, шкафом, ведром с водой, тазиком и литровым термосом, полным горячего чая. Но туалета в номере не было. Не оказалось его и на этаже. Я спросил у моей ленд-леди: «Где здесь туалет?» Сначала на английском, затем на французском, затем на русском. Она не понимала. Тогда я нарисовал унитаз… Затем нарисовал писающего мальчика. Она, рассмотрев рисунок, отвела меня в конец коридора и указала на большие настенные часы. К диалогу подключились другие обитательницы этого дома. Наконец, чуть ли не путем наглядной демонстрации, я смог объяснить, что мне нужно. Заведение находилось через дорогу, в нескольких десятках метров от моей скромной резиденции.
Туалет представлял собой отдельное одноэтажное здание неподалеку от стройки, стоящее в луже воды. Подойти к дверям можно было только по тропинке из камней. Почти полностью стемнело, но, к счастью, прожекторы освещали не только стройку, но и путь к туалету. Несколько электрических лун колыхались у меня под ногами. Я вошел в довольно длинное помещение и в слабом свете, падающем от дверей, увидел вместо унитазов-писсуаров ровный ряд желтых шаров. Вдруг один из них начал самопроизвольно перемещаться! Оказалось, что это каски сидящих над дырками в полу рабочих — судя по всему, на стройке был перерыв и вся бригада дружно отправилась «по большим делам».
Но еще раньше, в 1980 году, когда я, будучи студентом, шабашил в Республике Коми, видел место, где туалетов было больше, чем людей.
В ста километрах от Усть-Кулома находился поселок лесорубов Озъяг. Щитовые одноэтажные дома, заброшенный клуб на пригорке. Поселок, ничем не отличимый от других, кроме одного — турников и туалетов. Туалеты были типичными «скворечниками» и поражали не своим внешним видом, а количеством. Видимо, после того, как яма под туалетом заполнялась, старую будку не переставляли и не сносили, а просто строили рядом новую. Туалеты стояли нестройными рядами вдоль дороги, изредка перемежаясь турниками. Зачем у каждого дома был турник, я себе объяснить не мог. Никто из бригады, в течение месяца работавшей в Озъяге, не видел ни одного местного, подтягивающегося на турнике. Да и перекладины были ржавые: когда я попытался подтянуться, поперек ладони осталась коричневая полоса. Может, местная жизнь была столь тосклива, что хотелось повеситься и жители загодя готовили для себя виселицы?
«Тук-тук»
К вечеру мы прибыли в Харидвар и, слегка поторговавшись, пересели с автобуса на «тук-тук». Это мотороллер моторикши, как правило желтого цвета, рассчитанный на двух-трех пассажиров. Но между Харидваром и Ришикешем водятся особые эндемичные «тук-туки», некоторые из них не желтые и вмещают намного больше людей. У любого «тук-тука» двигатель тарахтит нещадно: тук-тук-тук. Наверное, поэтому его так и прозвали. Сзади кузова шестиконечная звезда или свастика, порой и то и другое, иногда все это дополняет трезубец Шивы.
Шива («благой», «милостивый»), наряду с творцом Брахмой и хранителем Вишну, — один из трех главных богов в индуизме. Олицетворяет одновременно разрушительное и созидательное начала. Его можно опознать по шкуре тигра, символу силы, на его бедрах, по живой кобре, обвивающей его шею, по пеплу, символу смерти и перерождения, покрывающему его тело, по ожерелью из 108 бусин — 108 элементов материального творения, по четкам из 50 бусин, символизирующих 50 букв санскритского алфавита, по знаменитому трезубцу и так далее… В дальнейшем я неоднократно буду возвращаться к его образу, ибо в Индии он повсюду — и на обочинах дорог, и в кабинах автомобилей, и в домашних алтарях, и в сердцах и умах индуистов.
Свастика и шестиконечная звезда впервые появились именно в Индии. Я всегда считал свастику солярным знаком, а шестиконечную звезду — единением мужского и женского начала. Однако, согласно энциклопедиям, и тот и другой имеют множество значений. На санскрите слово «свастика» означает «делать хорошо для других». Свастика в ведической традиции — прежде всего символ Варуны — бога «высшего неба», «небесных вод», то есть светового потока. Четыре лица, четыре стороны света, четыре рода существ, четыре касты и четыре Веды — четыре конца свастики. Свастика присутствует на груди Вишну.
Вишну — важнейший бог в индуизме, наряду с Брахмой и Шивой член индуистской триады, где является хранителем вселенной. Имеет множество имен и множество аватар (воплощения). Многие индусы хвастаются, что своими аватарами Вишну предвосхищает эволюционную теорию: сначала Матсья («рыба»), затем Курма («черепаха»), затем Вараха («вепрь»), Нарасимха («человеколев»), Вамана («карлик»), Парашу-рама («Рама с топором») и уже после этого Рама, Кришна, Будда (так с точки зрения индуистов, а буддистам все равно) и Калки («вечность», или «время»). Последний еще придет в конце времен, чтобы, как в песне, «старый мир разрушить, а затем…»
Без свастики не обходится один из самых интересных индийских богов, Ганеша (далее ему будет посвящена целая глава). А в буддизме свастика нарисована на стопе Будды. Четыре ее конца символизируют беспристрастность, сострадание, любовь и радость.
Шестиконечная звезда также имеет прямое отношение к Вишну и называется «звездой Вишну». Точка в середине шестиконечной звезды — символ Атмана, высшего духовного начала человека, тождественного мировому, вселенскому Абсолюту (Брахману). Шесть концов — это измерения в трехмерном пространстве — верх-низ, спереди-сзади, справа-слева.
Или так: нижний треугольник (он белый) представляет собой сокровенное знание, идущее от Бога (или три Огня Духа, направленные в вышнее), а верхний, черный, — мудрость, постигаемую человеческим умом (или три материальных потока, направленные вниз, в мир форм и воплощений). Толкований множество, и им можно было бы посвятить всю оставшуюся часть книги. Талисман со звездой называют «печатью Вишну». Впрочем, в столь же древние времена в других странах шестиконечная звезда была символом культа богини Астарты.
Этой печатью испокон веков по всему миру запечатывали всякую нечисть. Например, в Иране, спрятав злого джинна в бутылку, следовало поставить на пробке эту печать. От Вишну и Астарты гексаграмму унаследовал Давид и поместил ее на щитах своих воинов. А теперь она, то есть маген Давид, присутствует на флаге Израиля и является одним из основных символов этого государства.
Одна из наиболее распространенных трактовок: треугольник вершиной вниз — символ небесного начала, которое стремится к земле, а вверх — земного начала, стремящегося к небесам. В иудейской традиции объяснений значения гексаграммы столько, что с лихвой хватило бы на второй том книги.
Мы же не стали задумываться над этой символикой, а просто сели на заднее сиденье, взвалив на колени рюкзаки, а писатель Носов сел вперед, рядом с водителем, чтобы фотографировать все, что повстречается нам на пути, и записывать увиденное в большую книгу с листочками формата А4 в квадратную клеточку. Квадрат, между прочим, тоже древний символ. Это и четыре стороны света, и постоянство с безопасностью и божественное участие в сотворении мира, и нравственные устремления и честные намерения. Последнее вполне соответствовало целям нашей поездки.
И первым нашим препятствием стал шлагбаум на переезде, точнее поезд. Пока мы ждали прохождения индийского поезда, Сергей фотографировал обезьяну, сидящую на полосатой перекладине. Поезд был пассажирский, и о нем следует рассказать особо.
Сравнительная песнь о поездах
О индийские поезда, бескрайние поля за окном, трактора в болотах да одинокие деревья.
О вагоны первого класса, что дороже самолета, о волшебные туристские поезда-дворцы, которых я никогда не видел, но где есть все для белых сахибов и богатых индусов.
О вагоны спального класса, где строгие контролеры со смешным названием «тити» не дают валяться днем на полках и пропеллеры вентиляторов крутятся, превращая вагон во внутренний вертолет.
О неугомонные любопытные попутчики, разносчики чая и еды, непрестанно снующие по вагону.
О докучные вагонные нищие и тихие воры, о цепочки и замки, спасающие пристегнутый к полкам багаж.
О летящие в окна пластиковые стаканчики, бумажные тарелки и тарелки из пальмовых листьев, кокосовые скорлупки и банановая кожура.
О «дженерал плейс», рай для безбилетников и ад для них же, ибо тяжело быть комком в каше из людей, которая кипит и выползает из окон и на крышу.
Однако крутится вентилятор, размешивая кашку, и поезд ползет…
Кто-то насчитал двадцать восемь отличий русского плацкарта от индийского слипера, но они теряются в бескрайних полях за окном и кажется, что поезд идет по России.
Когда в девяностых я впервые оказался в общем вагоне поезда, идущего из Пури в Дели, причем был зажат между телами путешествующих индусов до такой степени, что мог спать стоя и сутки с лишним этим в основном и занимался, то думал, что хуже быть просто не может. Но впоследствии убедился, что наши поезда будут покруче индийских. Это случилось через два года: я возвращался с Тянь-Шаня и смог взять билеты только в общий вагон поезда «Алма-Ата — Екатеринбург». Уже издали, на подходе к перрону я увидел весьма странную сцену. Сотни маленьких полосатых жуков нападали на большую зеленую гусеницу. Гусеницей был поезд, а полосатыми жуками — носильщики с сумками. Сумки с китайским барахлом полностью скрывали фигуры людей. Хозяева просто терялись среди них. Разбрызгивая пот и воняя сероводородом, носильщики кричали, толкались, давили друг друга, но в итоге прорывались в вагон. Однако их крики были ничтожно тихи по сравнению с голосами хозяек товаров.