ашивали надежду на присоединение княжества к Индийскому Союзу. Еще до визита Махатмы Ганди, переговоры с махараджей начали сардар Патель и Ачария Крипалани. Они также убеждали его освободить Абдуллу и других членов НКК и обещали, что те поддержат его усилия сохранить независимость княжества от Пакистана. Через три дня после встречи с Хари Сингхом, 6 августа 1947 г., Ганди писал в письме Пателю: «Я провел целый час с махараджей и махарани. Он согласился с тем, что должен следовать за народом, но до сути дела еще не дошел. Он хочет отстранить Рам Чандра Кака, но не знает, как это сделать… По-видимому, вам тут следует что-нибудь предпринять. На мой взгляд, положение в Кашмире может улучшиться»25.
Всего через несколько дней, 11 августа 1947 год, махараджа действительно отправил в отставку Рам Чандра Кака, и назначил новым премьер-министром семидесятилетнего генерал-майора Джанака Сингха, догра-раджпута самых благородных кровей. И все же, будучи аристократом, престарелый генерал не был таким оголтелым индусским шовинистом и врагом мусульман, как его предшественник. Вступление Джанака Сингха в новую резиденцию приветствовала толпа сторонников Абдуллы, которые украсили цветами его машину, по старинному индийскому обычаю возложили гирлянду цветов ему на шею и выкрикивали лозунги «Джанак Сингх Зиндабад!» и «Махараджа бахадур ки джай!» («Да здравствует Джанак Сингх!», «Слава махарадже!»). Репрессии прекратились, а ряд лидеров НКК, которые находились в изгнании в Индии, получили разрешение вернуться в княжество. Одновременно махараджа Хари Сингх послал своего личного секретаря доктора Чхапду встретиться с Шейхом Абдуллой в тюрьме Бхадрава, в Джамму, чтобы прозондировать почву, готова ли НКК разделить с ним власть, отказаться от своего лозунга «Вон из Кашмира!» и вернуться к прежнему требованию о «создании ответственного правительства». Взамен махараджа обещал предоставить лидерам несколько министерских постов в правительстве.
Тем временем, 15 августа 1947 года Индия получила независимость, образовав доминион Индийский Союз. Днем раньше было объявлено о создании другого доминиона – Пакистана. В день провозглашения независимости Пакистана, Джинна произнес речь, которая во многом противоречила его предыдущим высказываниям:
«Если вы хотите работать в духе сотрудничества, – заявил он, обращаясь к гражданам Пакистана, – забыть прошлое и заключить мир, я скажу, что каждый из вас независимо от общины, к которой он принадлежит, независимо от цвета кожи, касты и веры, является первым, вторым и последним гражданином этого государства с равными правами, привилегиями и обязанностями. Мы заложили государство без дискриминации, без различий между той или иной общиной, кастой или верой. Мы заложили его на основе этого фундаментального принципа, что мы все – граждане и равноправные граждане – одного государства. Мы хотим сохранить перед собой этот наш идеал. Индусы перестанут быть индусами, а мусульмане – мусульманами, однако не в религиозном смысле, поскольку это – личное дело каждого, а в политическом смысле – как граждане одной нации»26.
Что значила такая перемена в поведении Джинны? То, что он достиг своей цели – образования Пакистана, и «теория двух наций» ему больше не нужна? Или эти слова были в какой-то мере адресованы махарадже Кашмира, чтобы уверить его, что он не рискует своей властью и свободой, присоединившись к Пакистану? По-видимому, эта речь Джинны означала и то, и другое…
Загнанный в угол махараджа Хари Сингх продолжал торговаться с Шейхом Абдуллой и, по-видимому, не торопился присоединяться ни к одному из доминионов. 12 августа, за несколько дней до их официального образования, махараджа направил письма правительствам Индии и Пакистана, в которых предлагал заключить с обоими «установочные соглашения» (Standstill Agreement) о невмешательстве в дела независимого Кашмира. Правительство Пакистана одобрило это предложение, а правительство Индии по неизвестным причинам медлило с ответом. 15 августа Пакистан заключил такое соглашение с правительством Кашмира. Соглашение предполагало сохранение железнодорожного, телеграфного и торгового сообщения княжества через пакистанскую территорию.
В Пакистане расценили «установочное соглашение» как первый шаг к интеграции Кашмира, дающий право контролировать его внешнюю политику и оборону этого княжества (раньше точно такими же правами пользовались власти Британской Индии по отношению ко всем индийским княжествам). Но едва ли это отвечало намерениям Хари Сингха. Он слишком поздно понял, что это ловушка…
15 августа 1947 года в Сринагаре произошел тревожный инцидент, не на шутку обеспокоивший правительство махараджи. В этот день над почтовыми конторами кашмирской столицы взвились пакистанские флаги. Как выяснилось впоследствии, все начальники почтовых контор в Сринагаре накануне получили инструкции из Карачи – в честь Дня независимости Пакистана поднять государственные флаги, заготовленные для такого случая заранее. Власти Кашмира справедливо сочли это посягательством на его суверенитет, и тогдашний премьер-министр княжества Джанак Сингх приказал снять их.
Тогда Пакистан начал блокаду княжества. Были выведены из строя телеграфно-телефонные и внешние коммуникации (шоссе, идущие через пакистанские города Кохала и Сиалкот, железная дорога Сиалкот – Джамму). Поставки из Пакистана и транзит через его территорию были прекращены. В результате Кашмир был отрезан от запасов соли, текстиля и других товаров первой необходимости. Из 384.100 галлонов горючего из складов Равалпинди (Пакистан) только несколько тысяч были пропущены через границу; из 66 тонн пшеницы из Равалпинди в Кашмир не были поставлены даже обещанные 36 тонн. Прекращение поставок власти Пакистана объясняли религиозно-общинными беспорядками, происходившими в это время в Западном Пенджабе и нехваткой войск для охраны составов и караванов с товарами. 29 сентября 1947 г. пограничные власти Кашмира (штаб суб-района Сиалкот) попытались убедить железнодорожные власти Пакистана выслать в Сучетгарх под конвоем три железнодорожные цистерны с нефтью, одну цистерну с дизельным топливом и одну – с керосином, следовавшие в Джамму, но задержанные на границе в Сиалкоте. Командование бригады «Джамму» армии махараджи даже предлагало выделить войска для их охраны, если командование Пакистанской армии не имеет в своем распоряжении свободных воинских частей. Ответа из Пакистана так и не поступило.
В то же время в Кашмире политические силы, ранее выступавшие за независимость княжества, теперь начали требовать проведения референдума в княжестве по вопросу о присоединении к Пакистану или к Индии. Им приходилось торопиться – ведь хотя Шейх Абдулла все еще сидел в тюрьме, репрессии против НКК прекратились, и махараджа вел переговоры с ее руководством.
Блокада должна была сделать махараджу более покладистым, но привела к совершенно противоположным результатам. Чтобы покрыть дефицит некоторых товаров, Хари Сингх начал расширять связи с Индией. В сентябре 1947 года Индия взялась за сооружение шоссейной дороги, которая должна была соединить Джамму и индийский город Патанкот (в Восточном Пенджабе). Пакистан, конечно же, воспринял это как подтверждение того, что Индия готовится к присоединению княжества. Свою помощь махарадже предложили и правители соседних сикхских княжеств. В июне – августе 1947 года его посетили махараджи Капурталы, Фаридкота и Патиалы. Эта троица составила своего рода «сикхский заговор» с целью переманить махараджу Кашмира на свою сторону и создать так называемое сикхское государство. Однако Хари Сингх не испытывал особого доверия к подобным авантюрным планам, хотя правитель Патиалы был первым, к кому он обратился за помощью в последующие месяцы, когда боевики вторглись в пределы княжества и стали угрожать его столице.
Вдобавок, к тому времени даже местные олигархи и аристократы из пандитов, догров и сикхов стали настаивать на освобождении лидеров НКК. Некоторые представители земельной аристократии отказались от мысли о независимости и призвали махараджу присоединиться к Индии. На примере интеграции других княжеств в состав Индийского Союза, они могли убедиться, что это вовсе не означает отказ от власти и феодальных привилегий. С аналогичным требованием выступила и религиозно-общинная индусская партия «Праджа Паришад» («Народный совет»), правда, не имевшая сторонников среди народа и тем более среди жителей Кашмирской долины, так как ее собственная штаб-квартира находилась в Джамму. Против планов провозглашения независимости стали выступать армия княжества и даже некоторые члены семьи махараджи.
Затравленный махараджа Хари Сингх все чаще искал спасения в религии, и как следствие, все больше времени проводил в обществе своего гуру, Свами Сант Дева. Этот персонаж обретал все большую власть над Хари Сингхом, став фактически его главным советником. В «дурбаре» (кабинете министров) махараджи его не случайно прозвали «кашмирским Распутиным». Но и тут махарадже не удавалось уйти от политики. Во время своих «задушевных» бесед с Хари Сингхом, гуру Свами Сант Дев настойчиво советовал махарадже присоединиться к Индии.
Пропаганда Мусульманской Лиги и ее кашмирского филиала – Мусульманской конференции – пыталась обратить недовольство мусульман княжества не против английского господства или феодальных порядков, а против «махараджи-индуса», который якобы намеренно проводит дискриминацию мусульман. Таким образом, в случае референдума «Мусульманская конференция Джамму и Кашмира» заявила бы, что только она может защитить права своих единоверцев, и, следовательно, Кашмир должен стать частью Пакистана. Премьер-министр Пакистана Лиакат Али Хан и Джинна надеялись направить антиколониальное движение и социальное недовольство в русло религиозного национализма, как это было в Британской Индии в 1945–1947 гг. Если британским властям и Мусульманской лиге удалось добиться создания независимого Пакистана под предлогом защиты интересов мусульман от власти индусского Национального Конгресса, то почему это не удастся второй раз, в Кашмире? – рассуждали многие в пакистанском руководстве.