124. Создание через несколько лет Багдадского пакта – азиатского аналога НАТО – только подтвердило эти предположения.
Представители Чехословакии во главе с д-ром Олдрихом Хиле остались в Комиссии ООН в меньшинстве. Тем не менее, составленный ими отчет, получивший название «отчет меньшинства», стал по сути разоблачением деятельности ОНКИП и ее истинных целей. Действуя от имени ООН, Комиссия «не была свободна от внешних влияний», – говорилось в нем. Резолюция от 13 августа 1948 года провоцировала обострение разногласий по главным вопросам перемирия. Например, в ней не было ни слова ни о войсках «Азад Кашмир», ни о статусе северных районов Кашмира. По-видимому, Комиссия не предполагала, что прекращение огня будет долгим. Положения резолюции истолковывались Комиссией двояко – Зафруллу-хана уверяли, что резолюция не предполагает роспуска и разоружения сил «Азад Кашмир», а представителям Индии говорили, что армия «Азад Кашмир» будет разоружена и распущена. Комиссия отвергла идею двусторонней конференции представителей Индии и Пакистана без посредников, но зато навязывала обеим сторонам арбитраж, даже не имея на то соответствующих полномочий. Кроме того, д-р Хиле призывал выяснить, каким образом секретный меморандум Комиссии об арбитраже попал в руки британских верховных комиссаров в Нью-Дели и Карачи раньше, чем он был официально представлен правительству Индии125. И как тот же меморандум попал в руки британского премьера Эттли и американского президента Трумэна, которые вмешались в работу Комиссии? Может быть потому, что и сама идея арбитража исходила от них? В силу этих причин чехословацкая делегация делала вывод, что «отчет большинства не указывает на действительные причины провала» деятельности ОНКИП, которая не получила доверия ни в Индии, ни в Пакистане.
Совет Безопасности ООН проигнорировал «отчет меньшинства». Новый посредник, канадский генерал Макнотон предложил план демилитаризации Кашмира и установления контроля военных наблюдателей ООН над северными районами, сохранив там полномочия местных властей (то есть правительства «Азад Кашмир»). Сменивший его австралиец Оуэн Диксон предложил создать «международную администрацию» для проведения плебисцита или согласиться на раздел Кашмира. Результат деятельности еще одного «посредника» – д-ра Грэхэма был еще более плачевным: отношения между Индией и Пакистаном обострились до такой степени, что летом 1951 года обе страны снова оказались на грани войны…
Все «посредники», назначаемые Советом Безопасности ООН, исходили из того, что с разделом Британской Индии, «теория двух наций» восторжествовала. Согласившись на создание «мусульманского государства Пакистан» (пусть даже под угрозой «Балканского плана», которым Маунтбэттен шантажировал Неру), независимая Индия якобы также признавала себя «индусским государством». Именно так утверждала пакистанская, а вслед за ней английская и американская пресса. Последовавший сразу же вслед за разделом вооруженный конфликт в Кашмире был представлен как противостояние между «мусульманским Пакистаном» и «индусской Индией». Таким образом, спор по поводу княжества Джамму и Кашмир, население которого было преимущественно мусульманским, был не просто территориальным спором, но и идеологическим. Для Индии присоединение к ней Кашмира послужило бы опровержением «теории двух наций» и доказательством ее искусственности. Пакистанское правительство, напротив, с первых дней своего существования претендовало на Кашмир потому, что обладание им должно было стать решающим аргументом в пользу «теории двух наций» и права Пакистана представлять интересы всех мусульман Южной Азии. Пакистанские политики и генералы, а вслед за ними и некоторые историки считали, что от решения этого спора может зависеть само существование Пакистана. Впрочем, и в Индии многие надеялись, что Пакистан вот-вот рухнет, и страна снова станет единой. Но пока Индия выглядела в глазах пакистанских мусульман и всего мира «индусской страной», воссоединение ее с Пакистаном не грозило. Вот почему пакистанская и западная историография (в основном, англо-американская, так как эти страны имели свой интерес в присоединении Кашмира именно к Пакистану) упорно утверждала и продолжает утверждать, что кашмирский конфликт был «религиозно-общинным конфликтом» между мусульманами и индусами.
Есть множество фактов, опровергающих это. В Кашмире идеям религиозно-общинной розни противостояла Национальная конференция Джамму и Кашмира (НКК) во главе с Шейхом Абдуллой, хотя некоторые историки и пытались впоследствии представить последнего «индусской» марионеткой. Индийские мусульмане после образования независимых Индии и Пакистана также неоднократно выступали с осуждением пакистанской политики. 14 августа 1951 года, в 4-ю годовщину образования Пакистана, 14 известных мусульманских деятелей Индии направили меморандум на имя представителя ООН д-ра Фрэнка Грэхэма, в котором заявляли, что «политика Пакистана в отношении Кашмира представляет собой серьезнейшую опасность для 40 миллионов мусульман Индии», так как сеет недоверие и даже враждебность к ним со стороны индусов.
Были и другие примеры. Так, в Северо-Западной Пограничной провинции Британской Индии ярыми противниками «теории двух наций» были предводители «краснорубашечников», тесно сотрудничавшие с Индийским национальным конгрессом – Абдул Гаффар Хан, которого называли также «пограничным Ганди», и его брат Хан Сахиб. Они выступали против раздела Индии и образования Пакистана, а в противном случае грозили начать борьбу за образование отдельного государства пуштунов – «Патанистана» (за что пакистанские власти заключили обоих в тюрьму). В Вазиристане, расположенном непосредственно в Полосе племен, на границе с Афганистаном, против Пакистана боролись отряды под предводительством непримиримого Хаджи Мирзали Хана, более известного как Факир Ипи. В отличие от образованных братьев Абдул Гаффар Хана и Хан Сахиба, Хаджи Мирзали Хан был всего лишь полуграмотным пуштуном, которого даже именовали «исламским фундаменталистом»126. Тем не менее, он тоже враждебно отнесся к идее Пакистана, и еще в течение многих лет вел войну против него в пограничных районах Вазиристана. Только в 1954 году, после того, как его главнокомандующий Мехар Дил Хан Хаттак сдался пакистанским властям, он решил прекратить сопротивление, а впоследствии признал власть правительства в Карачи. Факир Ипи, он же Хаджи Мирзали Хан, умер от астмы 16 апреля 1960 года и был похоронен Гурвеке, причем на его похороны пришло несколько тысяч человек127.
Повстанцев Абдул Гаффар Хана и Факира Ипи в 1940-е и в первой половине 1950-х гг. поддерживал Афганистан, правительство которого не без оснований утверждало, что Полоса независимых племен незаконно отторгнута англичанами, а проведенная по «линии Дюранда» граница незаконна. Пакистан, разумеется, не желал пересмотра границ с Афганистаном, хотя в 1940-е годы многие ожидали, что исламские Афганистан и Пакистан станут естественными союзниками. Но афганские правители более ста лет боролись против англичан (примером тому могут служить три англо-афганских войны), а Пакистан называл себя правопреемником Англии в южноазиатских делах! Точно так же рассуждали братья Абдул Гаффар Хан и Хан Сахиб, предполагавшие, что Пакистан после предоставления независимости станет военной базой англичан. Факир Ипи тоже всю свою жизнь боролся против английского господства, а Пакистан долгое время считал оплотом британского влияния. И наоборот, в «индусской» Индии этот «исламский фундаменталист» видел авангард борьбы против колониализма, и даже вел переписку с Джавахарлалом Неру.
С другой стороны, и сам Пакистан в то время еще не был исламским государством в полном смысле этого слова. Исламским государством Пакистан впервые провозгласил генерал Зия-уль-Хак, пришедший к власти в результате военного переворота и убийства премьер-министра Зульфикара Али Бхутто. Но это уже другая, более поздняя история.
Кашмирский конфликт 1947–1948 гг. показал искусственность «теории двух наций» и самого раздела Индии. Они не решили проблемы индусско-мусульманской розни, а лишь создали новые проблемы, которые не решены до сих пор. Индо-пакистанский спор по поводу Кашмира 1947–1948 гг. был не просто территориальным спором, но и продолжением освободительной борьбы Индии против британского колониализма в Южной Азии. Правительство Неру с первых дней своего существования добивалось законного права самостоятельно определять политико-экономический строй в стране и проводить свой внешнеполитический курс, не привязанный к политике великих держав. Именно в этом он видел истинную независимость страны. Чтобы индийский народ не голодал, обеспечивая относительное благосостояние английских фермеров, чтобы индийские солдаты не проливали кровь за чуждые им британские интересы – в Афганистане, Китае, на Ближнем Востоке или в советской Средней Азии, как это было во времена «британского раджа», наконец, чтобы сама Индия или Кашмир не стали плацдармом для третьей мировой войны. Но политическая и экономическая независимость Индии и Пакистана не устраивала бывших британских хозяев и их американских спонсоров: именно ограничения этой независимости и добивались правительства Англии и Соединенные Штатов, принимая на себя роль «посредников» в урегулировании кашмирского спора.
Не удивительно, что к началу 1950-х годов Индия окончательно разочаровалась в деятельности всевозможных посредников и самой Организации Объединенных Наций.
«Мне надоели всякие интриги и жесты Великобритании, Соединенных Штатов и других по вопросу о Кашмире, – в сердцах заявил как-то индийский премьер Джавахарлал Неру. – Нужно прямо заявить Великобритании, что мы не намерены ни в чем менять свою точку зрения… Если бы не пропакистанская позиция и маневры Великобритании и других стран, кашмирский вопрос был бы давно решен»128. К сожалению, это стало ясно слишком поздно.