Капитан, видимо уже предупрежденный о том счастье, что свалилось на его голову, быстро сплавил нас от греха подальше в крохотную деревушку Шпитцляуберг, где насчитывалось с десяток домов, три старухи и пара кривых девок, на которых никто не позарился.
Вылакав за день всю водку, мы, мучимые похмельем, пошли искать еще. В деревне не нашли, поэтому рванули гулять по окрестностям. Нюх у страдающего похмельем кадета развит чрезвычайно хорошо, поэтому мы через пару часов поисков наткнулись на странных людей, бредущих странной тропинкой. Говорили они не по-нашему, поэтому было принято решение бить врага.
И враг бежал, бросая пушки,
Под звонкий, русский мат…
Выпивку мы нашли, а еще взяли пленных, которых допросили с пристрастием — я мастерски умею загонять иголки под ногти, если кто не знал. Один из них оказался главным и поведал много интересного. Причем настолько интересного, что его сразу отправили в Дерб, откуда он на следующий день благополучно сбежал. Начальник же гарнизона сделал вид, что его вообще в глаза не видел. Запахло изменой.
Найдя телефон, я по экстренной связи связался с дворцом и рассказал все как есть. Через три дня сюда прибыла комиссия, которая принялась трясти всех, включая нас. Ну, они и попытались все это дело замять, выставив нас лжецами. Ясен пень, они ж не знали, кто я такой. А возглавлял комиссию как раз тот самый тип, что имел с этого хороший гешефт.
Седой генерал с напомаженными волосами орал как резаный и грозился всех нас расстрелять за вранье. Но наше дело было правое и мы стояли на своем. Тогда нас арестовали и уже совсем было приготовились шлепнуть, когда прибыла другая комиссия — более важная и решительная.
В ходе расследования к стенке поставили самого генерала и часть приехавших с ним. Полетели головы особо приближенных к кормушке. А нас решили вернуть с практики досрочно и даже наградить красивыми медальками.
Мой выпускной я запомнил плохо — нажрался так, что в глазах троилось. Очнулся в чужой комнате, голый, в обнимкой со Злюкой и Тварью. Пока приходил в себя, пришло экстренное сообщение — на кортеж императора совершено нападение, в результате которого сам император и его супруга были убиты.
Я моментально протрезвел, вскочил, быстро оделся и рванул на выход. До Москвы было лететь пару часов, за время которых я себе места не находил….
Брат обнаружился у себя — с красными от недосыпа глазами, он просто пялился в одну точку.
— Кто это сделал? — только и спросил я, а он кивнул на тонкую папку, лежащую на столе.
Что ж, оказалось, у нас появилась новая сила — анархисты, которым императорская семья стояла поперек горла. Три следующих года я искал их верхушку, просеивая каждый контакт.
Я познакомился с бандитами, контрабандистами, опустился на самое дно преступного мира. Раскопал такое, что после этого многие аристократические рода пошли бы под нож. Но не находил самого главного — тех, кто заказал смерть наших родителей.
Брат, надев корону, погрузился в политику, а я как цепной пес стал рвать всех, кто пытался ему мешать. За короткий срок у меня появилась репутация конченого отморозка, не имеющего тормозов. Пытошная стала моим вторым домом — допросы я проводил лично, получая мрачное удовольствие от воплей боли. И меня это устраивало — брат был чистым и правил мудро. А для плохих, грязных дел у него был я. Мы дополняли друг друга как день и ночь, как свет и тьма. Мы были настоящими братьями и родственные узы были в нас очень сильны. Я безгранично доверял ему, а он мне. Идеальная семья, но без родителей.
Поэтому я искал, иногда срываясь. Последовала череда дуэлей — пару раз меня едва вытаскивали с того света. Я стал законченным бабником — количество моих любовных побед не поддавалось подсчетам. Мне было, собственно, все равно, с кем провести ночь — тем более, что по пьяни все женщины красотки, а трезвым я бывал крайне редко.
Меня называли смутьяном, читали мораль и даже пытались посадить на трон вместо брата. Я потом даже цветы принес на могилы этих идиотов. А еще меня боялись — сильно, до дрожи в коленях. Потому что когда я приходил в дом, никто не знал, один я выйду или вместе с его хозяином, которого после никто и никогда не увидит.
И наконец после долгих лет поисков я нашел верхушку этих тварей. Небольшой городок Позно, на севере княжества Лифлядского. Именно там собрались на очередной совет те, кто был повинен во многих смертях. Анархисты, мать их. Против власти, охотно берущие у этой же власти деньги, чтобы бороться с другой властью. Как и всегда — любые идейные лозунги прикрывают банальное зарабатывание денег.
Я свалился им на головы внезапно, как пожар в степи. Вот только что все было спокойно, а через миг огонь до горизонта. Они меня не ждали — сидели расслабленно. Они и тот, кто отдавал им приказы — личный куратор и родной брат императора Филиппа Третьего.
Люди из Тайного приказа резали их сторонников снаружи, а я действовал внутри. И от меня не было спасенья — слишком долго я к этому готовился, слишком долго вынашивал свою месть. Поэтому и жег я их заживо и довольно смеялся, глядя на их муки — так же когда-то сгорели мои родители.
Оставив после себя обугленные трупы и издевательскую записку Филиппу: «Почувствуй себя мной, падаль», — я вернулся домой. И вдруг почувствовал, что все… Перегорел. Мне ничего не хотелось. Жить стало скучно. Лишившись цели, я пустился во все тяжкие. Алкоголь, бабы, дурные компании.
Скука, вот то, что убивает нас сильней всего. Я так и не нашел себе места в этом мире, живя лишь местью, выжигая при этом свою душу. А когда все закончилось, я понял, что дальше жить незачем. Политикой я не интересовался, доходные дела не привлекали. А армия — еще более скучное место, потому как сидеть на месте я не любил и серьезно опасался, что если пойду воевать, то разразится реальная война с большими жертвами.
Так я и прожигал жизнь, пока на одной из вечеринок не встретил ее — девушку с голубыми как небо глазами. И пока я смотрел в них, во мне что-то перевернулось. Я вдруг понял, что реально хочу жить, хочу все изменить, хочу измениться сам. Наш роман был мгновенным, страсти так и кипели. Ну а итог — нож в шею и разбитые надежды.
В очередной раз я убедился, что все зло от баб. Не был хорошим, правильным и добрым, так и нефиг пытаться им стать. Из злобного пса не получится комнатной болонки, как ни пытайся одеть на него розовый бантик, который не скроет ни злобного оскала, ни шрамов на морде и душе.
Так что, еще раз посмотрев на руины некогда красивого дома, я полетел к свету, что манил меня чем-то новым и, главное, интересным. Надеюсь, теперь-то мне скучно не будет…
Глава 2
Глава 2
— Вставай! — резкий и неожиданный удар в лицо кинул меня на пол.
Что за черт⁈ Я ж вроде умер. Однако боль явно свидетельствовала, что пока я еще жив.
— Вставай, вставай, вставай!.. — при каждом слове мне по ребрам прилетал удар. Отчетливый хруст показывал, что били со знанием дела, желая все сломать, но не убить. Уж я-то в таких вещах разбираюсь.
Заплывшие глаза не хотели открываться, но я все же попытался. С трудом чуть их разлепив, я увидел, что лежу на полу, а перед моим носом нетерпеливо переминаются ноги в лакированных туфлях, которыми, собственно говоря, меня и пинают.
— Что? До этого идиота словами так и не дошло? Сколько раз ему говорили, что не нужно появляться в этой половине поместья? — раздался женский… хотя нет, скорей девичий голос.
— Чего разлегся? — острый каблук вдавил мою ладонь в пол, безжалостно ломая пальцы.
И тут я уже не выдержал и заорал, за что мне опять прилетело по лицу.
— Ай, ублюдок! Смотри, куда бьешь!!! Ты мне туфельки его кровью измазал!
— Так и нехер тут стоять, сучка. Пиздуй туда, откуда вылезла, гадина.
— Я тебя когда-нибудь точно убью. Подсыплю яда в вино или шлюху с дурной болезнью подошлю.
— Моя сестра как была тупорылой тварью, так и осталась. Даже месть интересную придумать не может. Куда катится род Раздоровых?
— Ты этого все равно не узнаешь, потому что не доживешь. Как и этот кусок мяса, — она опять попыталась меня ударить, но за это время я чуть привел мысли в порядок и, несмотря на сильную боль, сумел почувствовать движение и здоровой рукой перехватить ногу.
Рывок — и эта тварь падает рядом, прикладываясь лицом об землю. А я на ощупь ползу к ней и начинаю бить ее головой, ломая кости и не обращая внимания сначала на визги, а потом хрипы.
— Как же приятно увидеть вашу взаимную любовь, — раздался все тот же насмешливый голос. — Вы пока полежите тут, я велю, чтобы вам никто не мешал. Глядишь, оба сразу и подохнете.
Раздались быстрые удаляющиеся шаги, а после воцарилась тишина. Я лежал, пытаясь понять, что вообще происходит. Но потом спохватился, на губах уже появилась кровавая пена — явно легкое пробито. Так и помереть можно. Я привычно попытался запустить регенерацию, но каналы вспыхнули огнем, и мое тело пронзила страшная боль, от которой я отрубился…
Хотел бы я сказать, что очнулся лежащим в мягкой постели, но нет — заплывшие глаза, пропустив чуть света, показали мне, что я все так же лежу в луже крови, а рядом валятеся тяжело дышащее тело моей мучительницы. Не сразу, но потихоньку опираясь на здоровую руку, мне удалось сначала сесть, а потом, удерживаясь за стену, еще и встать.
Борясь с тошнотой и стараясь дышать через раз, я осторожно двинулся к двери, не думая о том, что вообще происходит. Сейчас главная задача выжить, а все остальное потом. Магией я, конечно же, не пользовался, помня недавний печальный опыт.
Добрался до выхода я удачно, умудрившись даже ни разу не упасть. Подергал ручку — дверь заперта. Пошарил взглядом по комнате и, чертыхнувшись, пошел обратно, в сторону небольшой, но тяжелой по виду статуэтки, стоявшей на журнальном столике. Обратный маршрут пошел быстрей. А после я принялся колотить ею, иногда с трудом хрипя матерные слова.
Минута, и замок с той стороны щелкнул, дверь стала открываться как раз в тот момент, когда я занес руку для удара. Суровый на вид мужик, оказавшийся снаружи, быстро ее перехватил и вполне профессионально ее выкрутил, еще и приложив меня об стену, от чего я во второй раз вырубился.