Отец. Он годами бился над загадкой Пустошей и тоже искал ответ. Но искал, как дипломат, из кабинета. А я… Я чувствовал, что ответ — там. В самой сердцевине тишины. Он еще не знал, что после сегодняшней лекции сомнений не осталось. Только жгучая, почти болезненная необходимость действовать. Сейчас. Пока озарение не остыло.
Машина свернула в тихий переулок. Шум магистрали сменился гулкой тишиной. Тут стояли особняки старых родов, похожие на крепости. Каменные стены, увитые мерцающими рунами защиты, высокие заборы с вмурованными в них каменными стражами-горгульями, чьи глаза слабо светились в темноте. Наш дом — мрачный, готический, с острыми шпилями, увенчанными кристаллами-громоотводами.
— Приехали, Ваше Темнешество, — буркнул Борисыч, плавно притормаживая у знакомых чугунных ворот.
Змеи, оплетавшие прутья, шевельнулись, узнавая сигналы машины. Их рубиновые глаза вспыхнули ярче.
Игнат первым вышел, его широкая спина перекрыла мне обзор. Он быстро осмотрел улицу, его рука лежала на рукояти компактного магострела под пиджаком. Только потом он открыл мою дверь. Холодный воздух ударил в лицо, смешавшись с запахом старого камня и вечнозеленых рунических кустарников у ворот.
Я вышел. Ноги были ватными. Сердце колотилось о ребра, как птица в клетке. Внутрь заезжать не стали — лишний раз распахивать ворота ни к чему. Быстро добрался до дома.
Сделал шаг к тяжелой дубовой двери, украшенной барельефами древних духов-хранителей рода. Ключ — знание от Пустошей жгло душу. Ключ понимания. Ключ к безумию? Отец должен был узнать первым. Сейчас. Пока серая муть на краю карты не поглотила все мои мысли, кроме одной — скорее. Скорее. Скорее! Я поднял руку к холодной бронзе дверного молотка в виде совы. Его круглые глаза, инкрустированные обсидианом, казалось, смотрели мне прямо в душу. Пора.
— Сын? — отец чуть привстал приветствуя меня. — Что случилось?
— Мне надо в Пустошь. Любую. Срочно.
— Кхм, неожиданно. А позволь спросить, зачем и к чему такая спешка?
— Не могу объяснить, — я сел в кресло и чуть закрыл глаза, будто пытаясь ухватить ускользающую мысль. — Но сегодня на лекции меня будто током ударило. Вспышка, озарение, осознание — можешь назвать как хочешь. Но кажется, я знаю, что там происходит, и причину, почему маги там не могут выжить.
— Интересно. Очень интересно, -побарабанил он пальцами по столу. — То есть, наши научники-профессора веками бьются над разгадкой, а ты вот так взял и сразу понял?
— Не сразу и еще не понял. Не совсем. В общем, у меня есть теория и я хочу ее подтвердить. Или опровергнуть. И никто, кроме меня, этого сделать не сможет. Но если у меня получится, то могу сказать, что проблема с границами будет решена.
— Вот даже как? — я смог его удивить. — Но это может быть очень опасно. Сам понимаешь — со светлыми я тебя не пущу, а с темными смысла нет идти — они и так там справляются. Но далеко, конечно, не заходят…
— Ты не понял, отец — я пойду один. Если что-то пойму, то это будет информационная бомба, которой сам решишь, как распорядиться. Мне нужна будет прочная форма гвардейцев, пополнить запасы еды и воды, ну, и прикрытие меня в академии. Черт его знает, насколько я там задержусь, и что там с течением времени. Вон, в Дикой оно вообще на месте стояло. Там, кстати, как дела обстоят?
— Нормально. Даже можно сказать отлично, — чуть улыбнулся он. — Твоя Баба Яга тот еще кадр. Но думаю, сработаемся. И все же мне твоя идея не нравится.
— Я сам не в восторге. Но если есть шанс понять и возглавить, то почему бы не нам? А если получится пройти? А если связаться с теми, кто на той стороне? Пап, ты представляешь тогда, какие перспективы перед нами откроются? Перед нашим родом?
— Риск, Видар. Это большой риск потерять своего наследника. Который мне пока не подарил внука.
— Ой, ты еще совсем не старый — заделай еще одного сына или дочь. Неужели у нас закончились порядочные аристократки, способные скрасить жизнь одинокому князю?
— Красивых много — верных мало.
— Это да. Однако подумай над этим. Моя жизнь, как сам видишь, не рожок с мороженым. И однажды мне может просто не повезти. Ну, и сидеть на заднице ровно я не собираюсь. А еще помнишь голос мамы?.. Ну, когда на нас напали? Я уверен, что слышал его… И кажется, ответы я найду именно там… В Пустошах.
— Бред. Это глупость. Твоя мать мертва — смирись уже с этим, как я.
— Но он был…
— Забудь. Сейчас вообще не стоит об этом говорить. И если это единственная причина, по которой ты хочешь сунуться в Пустоши…
— Нет. Это, скорей, побочная цель.
— И все же, пускать туда одного гридня…
— Я уже темник, отец. На пике с боярином.
— Даже так? — удивился он. — Смелое заявление.
— Проверь меня. И если я прав, то организуй поездку.
Тот задумался, смотря куда-то сквозь меня, а я следил за его лицом. Опытный дипломат умел не показывать эмоции, но все же что-то, да просочилось. И оно было в мою пользу.
— Что ж, хорошо. Возможно, я совершаю глупость, но не доверять тебе, после всего тобой сделанного, смысла нет. Пошли на полигон, и покажи мне, какой ты там темник. Подтвердишь, и тогда поговорим предметно. Нет — возвращаешься в академию, и больше никаких вылазок.
Мы зашли, активировали защиту. Замерли друг напротив друга.
— Начинай, Видар, — его голос был спокоен, как поверхность мертвого озера. Не приказ. Констатация.
Я не стал церемониться. Серая магия — не для зрелищ. Она — туман, тишина, эрозия.
Я сдвинул реальность вокруг себя. Моя фигура расплылась, раздвоилась, рассыпалась на дюжину нечетких, колеблющихся теней, замерцавших как струйки дыма над углями. Иллюзия? Нет. Каждая тень несла в себе осколок моей воли, каплю потенциальной силы. Это был не побег, а рассеивание реальности.
Отец не шелохнулся. Но пространство вокруг него сгустилось. Воздух потемнел, стал тягучим, как деготь. Темная магия отца не кричала — она давила. Она была самой сутью тяжести, притяжением черной дыры.
Мои тени замедлились, их движение стало вязким, преодолением невидимой стены. И тогда он толкнул.
Не жестом. Мыслью. Волна чистой, леденящей душу тьмы покатилась от него пожирая на своем пути свет, звук, тепло. Камни под ее фронтом покрылись инеем с треском ломающегося стекла. Мои иллюзорные двойники схлопнулись, как мыльные пузыри, под ее неумолимым давлением. Я почувствовал, как она обжигает кожу холодом глубже любого огня, пытается проникнуть в кости, в мысли, в кровь.
Я не стал сопротивляться напрямую. Серая магия — искусство обхода. Я впитал часть этого холода, этот мрак, пропустил сквозь себя, как сквозь сито, рассеял в окружающий туман, который сгустился по моей воле. Туман стал ледяным, колючим. Тысячи невидимых игл, сотканных из поглощенной темноты и влаги воздуха, полетели на отца — не атака, а проверка. Точечная, разъедающая эрозия.
Отец лишь приподнял ладонь. Перед ним вспыхнуло крошечное, но невероятно плотное абсолютное Ничто. Черная точка, всасывающая в себя свет. Мои ледяные иглы бесследно исчезли в ней, словно их и не было. Без усилия. Без видимого напряжения. В его глазах читалось лишь холодное наблюдение. Оценивает. Всегда оценивает.
Я перешел в движение. Чуть вбок, по касательной к его силе. Мои шаги были бесшумными, следы на базальте появлялись на миг и тут же стирались серой дымкой. Я вызвал… истощение. Полосу серой, безжизненной ауры метнул под его ноги. Камень в радиусе шаговой зоны отца мгновенно потускнел, покрылся паутиной микротрещин, словно состарился на века за секунду. Воздух над этой зоной стал мертвым, выжженным.
Отец не сдвинулся с места. Его тьма сгустилась у его ног, образовав непроницаемую тень-щит. Моя серая волна разбилась о нее, как вода о скалу, не оставив следа. Но в тот миг, когда его внимание было приковано к земле, я вытянул из собственной тени длинный, тонкий, как игла рассвета, клинок из сконденсированного тумана и сгущенного молчания. Клинок Беззвучного Шепота. Он не светился. Он поглощал свет вокруг себя. И я ринулся вперед, не в лоб, а по спирали, используя остатки своих иллюзий как дымовую завесу.
Отец повернулся. Медленно. В его руках возник посох, что двинулся, казалось бы, небрежно. Конец костяного жезла коснулся летящего на него серого клинка.
Тьма встретила Пустоту.
Не гром. Не взрыв. Исчезновение. Клинок рассыпался в пыль без звука. Волна чудовищной обратной силы, холодной и безликой, ударила мне в грудь. Я отлетел назад, кубарем, едва успев смягчить удар серой пеленой под собой. Больше похоже на толчок, чем на удар, но он вышиб дух. Я приземлился на колени, скользя по холодному камню, пальцы впились в швы между плитами. В горле стоял вкус пепла и крови.
Тишина. Только мое прерывистое дыхание и свист ветра разгулявшегося по полигону. Туман рассеялся.
Отец стоял там же. Непоколебимый. Его посох снова покоился на плече. На его пиджаке не было ни пятнышка. Он смотрел на меня. Впервые за этот бой — прямо, пристально. В его темных, бездонных глазах не было ни гнева, ни одобрения. Был расчет. Холодный, безжалостный анализ каждой моей реакции, каждого проявленного умения.
— Достаточно, — произнес он. Голос был ровным, но в нем слышалось нечто новое. Не усталость. Интерес? — Твоя серая магия… она стала плотнее. Ты научился не только рассеивать, но и перераспределять.
Он сделал шаг вперед, и давление его магии ослабло, сменившись просто тяжестью его присутствия. Он остановился в паре шагов, рассматривая меня, как редкий, сложный артефакт.
— Пустоши… — он произнес слово, и оно повисло в воздухе тяжелее любого заклятья. — Они не атакуют. Они… замещают. Как твоя серая зона истощения. Но в масштабах, которые сложно вообразить. — его взгляд стал пронзительным. — Ты уверен, что твоя магия — ключ? Что она не станет… мостом для них сюда?
Я поднялся, стиснув зубы, чувствуя, как дрожат мышцы от напряжения и остаточной магической инерции. Его вопрос висел в воздухе. Догадался? Это была не проверка силы. Это была проверка понимания. Цены. Риска.