— Уверен. Если я почувствую, что пошло что-то не так, я там и останусь. На своих плечах смерть возить я не намерен.
— Хорошо, — кивнул он. — Я верю тебе и ранг темника подтверждаю. А теперь собирайся.
— Куда?
— Мы едем во дворец. Все наши Пустоши под контролем императора. Для того, чтобы туда зайти новому человеку, нужно разрешение. Обычно его делают через канцелярию, но ты ж не хочешь, чтобы все об этом узнали. Поэтому поговорим с ним.
Кивнув, я направился к себе — принять душ и сменить одежду. Пришло время проверить в реальности, чего я на самом деле стою. Ну, и попытаться разобраться с главной загадкой этого мира…
Глава 17
Глава 17
Кавалькада из десяти машин сопровождения — у отца работал никогда не выключающийся режим паранойи, — покинула наше поместье через час. По пути мы молчали — зачем сотрясать воздух лишними разговорами. И так все было понятно. Правда, под конец поездки он меня внезапно огорошил…
— Я тут подумал над твоими словами… Ну, насчет одинокого князя и наследника, и решил прислушаться к ним.
— Поздравляю и все такое. Есть кандидатура?
— Есть, — вздохнул он. — И даже не одна. Но я не хочу совершить ту же ошибку, что и в свое время с Надей. В общем, прежде чем принять решение, я хочу тебя с ними познакомить. Твое мнение будет весомым.
— Всех возьмешь?
— Нет, — покачал он головой. — Только одну. Дар не позволит взять больше. Он чутко реагирует, когда его носителю становится слишком хорошо. Поэтому, как говорится, минимум чувств, максимум прагматичности.
— Хорошо, что у меня с этим проще, -вздохнул я. — Иногда, конечно, он прет, но на девушек вроде не реагирует. Но твою мысль я понял и даже поддерживаю. Из столицы собираешься брать или по окраинам бросишь клич?
— Говорю же, уже выбрал. Хорошие девушки из древних родов. Сильная кровь и совместимость с нами.
— Заинтриговал. Как вернусь, так обязательно встречусь.
— Ты главное вернись, — тихо сказал он, и до самого дворца мы доехали в молчании.
Три поста полной проверки — почти сорок минут на это убили, но наконец мы оказались внутри. Чопорный мужичок кинул на нас радостно-удивленный взгляд и сразу помчался докладывать. Как будто император не знал, что мы приедем. Отец, как один из его ближников и глава теневой дипломатии, имел право в любое время явиться к нему по собственному желанию. Ну, и дружбу с ним император не скрывал, так что во дворце к нам относились вполне доброжелательно, хоть и с опаской. Все-таки Раздоровы имели реальную власть, несмотря на то, что нас было всего двое. Зато подконтрольных нам аристократов было очень много и разбросаны они были по всей стране. В общем, владельцы заводов, газет, пароходов и прочее, и прочее. Ну, и родовая гвардия у нас по праву считалась одной из сильнейших. Ладно, хватит себя хвалить, а то можно и сглазить.
Его Величество принимал посетителей у себя в кабинете и был крайне раздражен. Ну да, в приемной их скопилось человек двадцать, и все с несомненно важными предложениями и докладами. А император их не любил, особенно когда… Да нет… Он их не любил в любое время. Поэтому наше появление он воспринял как дар богов, вышел, сделал крайне напряженное лицо и объявил, что в связи со срочными новостями, сегодня приема больше не будет. И пока народ уныло соображал, что делать дальше, утащил нас в свой кабинет и еще запер дверь, прикрыв ее на всякий случай щитом.
— Фух, — вытер он несуществующий пот. — Достали.
Щелчок пальцами, и из неприметной двери с другой стороны появились слуги, которые быстро очистили стол от бумаг и стали взамен тех ставить еду и напитки. Пара минут, и вот мы уже одни, и у Бориса хорошее настроение.
— Ну, рассказывайте, спасители, -доброжелательно кивнул он нам. — Кстати, Видар, рад, что ты поправился.
— Вашими молитвами, Ваше Величество, — поклонился я. — Двух светлых мало, чтобы меня убить. И даже двух сотен недостаточно, если вспомнить последние события.
— Ах, какой молодец!!! — расплылся он в улыбке.
Ну да, у темных прихвастнуть своими достижениями не являлось грехом. Более того, даже поощрялось, мол, скромность — это удел светлых идиотов.
— Но я в тебе и не сомневался. Кристинка моя как? Еще не сладилось у вас?
— Почти. Осталось чуть дожать. Предложила мне пост главы дисциплинарного комитета.
— Она? Сама⁈ — охренел он. — А ты силен. Уважаю!!! И что?
— Отказался. Не, ну вот так сразу и согласиться было бы слишком просто. Вместо себя Свету предложил. Ну, ту, что Рюрикович.
— Ах-ха-ха-ха… — залился смехом он. — Ох, как же они будут беситься! Вроде как светлая у руля — закон не нарушен. Но в подчинении темного. Согласилась?
— А куда ей деваться? Побрыкается и смирится.
— Вот правильно ты, Гриша, своего сына воспитал, — обратился он к моему отцу, что сидел и давил довольную улыбку. — Смотрю на него и завидую тебе темной завистью. Но когда вспоминаю, что он тоже скоро сможет называть меня папой, радуюсь уже за себя.
— За детей, — поднял отец бокал, и мы дружно выпили.
— А теперь рассказывайте, разбойники, с чем пожаловали. Уверен, что-то придумали. Что-то такое, от чего вся империя содрогнется.
— Видар, тебе слово, — посмотрел отец на меня.
Мы с ним сразу договорились, что говорить буду я, ничего не скрывая. Борис был другом нашей семьи и уже почти родственником. Ну, и помощь его была нужна. Впрочем, помочь мне было и в его интересах…
Тяжелые дубовые панели, казалось, поглощали яркий свет люстры, а карта Империи на стене казалась живой, пульсирующей границами, где реальность истончалась — там, где начинали полыхать кроваво-багровым цветом Пустоши. Воздух гудел от невысказанного напряжения. Я стоял, ощущая вес ответственности и еще больший вес ожиданий. Рядом отец, его обычно спокойное лицо сейчас было резким, как клинок, но в глазах читалась тревога, глубокая, отцовская.
Император Борис восседал за массивным столом, и вся его веселость сразу испарилась, стоило мне все рассказать. Его перстень с двуглавым орлом тускло поблескивал в полумраке, когда он сжимал руку в кулак.
— Нет, — слово упало, как камень в тихую заводь. — Повторяю в последний раз, Видар. Нет. Ты не поедешь. Один в Пустошь? Это безумие, граничащее с самоубийством. — Его голос, обычно громовой, сейчас был низким, сдавленным, как будто он пытался сдержать лавину гнева и страха. — Ты — будущее. Ты — жених Кристины. Моя дочь… — он не договорил, лишь тень промелькнула в его взгляде, обращенном куда-то в сторону покоев принцессы. — Ты нужен здесь, живым и целым. Не очередной жертвой этих… этих проклятых аномалий.
Отец сделал шаг вперед, его тень заплясала на карте, закрыв часть Карельских лесов. Голос его звучал спокойно, но в этой тишине каждое слово било, как молот по наковальне.
— Ваше Императорское Величество, — перешел он на официальный тон, но в обращении не было привычной почтительности, а была твердость дипломата, видевшего дальше сиюминутных опасностей. — Мы топчемся на месте. Люди гибнут, пытаясь лишь сдержать расширение Пустошей. Маги зачастую теряют разум, едва приблизившись к границам. Наши знания? Обрывки слухов, полумистические догадки. Без понимания их природы, без проникновения в самую суть — мы обречены. Мы строим плотину, не зная силы потока. И он сметет нас.
— И ты готов пожертвовать сыном ради этой «сути», Гриша? — Император вскинул голову, его взгляд, острый как штык, впился в отца. — Он единственный, кто теоретически может показать устойчивость к их энергии! Единственный шанс, может быть, на то, чтобы найти не военное, а иное решение! Рисковать им в одиночной вылазке — верх безрассудства!
Жар подступил к моим щекам. Я чувствовал, как смотрит на меня отец, ощущал и тяжелый взгляд Императора, а где-то за стенами — незримое присутствие миллионов людей, их тихую надежду и страх.
— Я не прошу права на геройскую смерть, Ваше Величество, — заговорил я, и мой голос, к моему удивлению, не дрогнул. — Я прошу шанс на понимание. Солдат видит только хаос и смерть. Маг видит лишь искаженный поток. Но я… я чувствую их иначе. Как шум, как шепот. Пойти одному — не безрассудство, а необходимость. Толпа, даже маленький отряд — это шум, который заглушает истинный голос Пустоши. Мне нужно услышать его. Один на один. Чтобы понять, что это: болезнь земли, вторжение, или… или нечто иное, о чем мы не смеем и помыслить.
Отец поддержал, и его обычно четкая речь, сейчас была нервной и чуть порывистой:
— Ближайшая небольшая Пустошь находится в Карельских лесах. Она относительно стабильна, по нашим меркам. Не эпицентр, но периферия. Идеальный полигон для наблюдения. Видар не пойдет в самое пекло. Он будет на границе, он будет слушать, наблюдать, фиксировать. Не недели — дни. С максимальной осторожностью. Риск есть. Но риск бездействия, Ваше Величество, — он медленно обвел рукой карту, указывая на багровые пятна, подступавшие к самым границам Империи, — этот риск катастрофичен. Мы теряем земли. Мы теряем людей. Скоро мы можем потерять все.
Император Борис откинулся в кресле. Казалось, гранитные черты его лица стали еще резче. Он смотрел не на нас, а сквозь нас, в какую-то страшную перспективу. Тиканье массивных часов на камине отсчитывало секунды тягостного молчания. Я видел, как дрогнул угол его рта, как пальцы снова сжали перстень до побеления костяшек. В его глазах виднелась борьба владыки Империи и отца, отчаянно цепляющегося за будущее дочери. Он видел разруху, приносимую Пустошами, слышал доклады о пропавших деревнях, о безумцах, вышедших из тумана. Он видел и меня — не просто жениха, но ключ, возможно, единственный, к разгадке.
— Кристина… — прошептал он, почти неслышно, и это имя повисло в воздухе, как молитва и проклятие одновременно. — Она не переживет, если…
— Она сильнее, чем кажется, Ваше Величество, — тихо, но отчетливо сказал я, и в этот момент я чувствовал ее волю, как тонкую серебряную нить, связывающую нас сквозь стены дворца. — И она понимает долг. Я вернусь. Я должен вернуться. Чтобы будущее, которое вы для нас видите… чтобы оно было возможно.