Служащие управления обычно объединялись в «коммуны», по 15–20 человек в каждой, и нанимали себе «мамку» со стороны.
Поскольку женщин на приисках было мало (членов семей из-за недостатка продовольствия завозить не разрешалось), то «мамки» обычно зарабатывали не меньше, а даже больше любого старателя».
В 1926-м на Алдане высадился целый десант из студентов и молодых горных инженеров, закончивших или заканчивавших Московскую горную академию и ленинградский Горный институт - Юрий Билибин, Сергей Раковский, Евгений Орлов… Некоторые из них вскоре вобьют свою фамилию в вечность, их именами города называть будут.
Первый выпускник Московской горной академии Виктор Селиховкин, к тому времени несколько лет отработавший на Ленских приисках, считался едва ли не самым опытным из них и тут же был назначен главным инженером Главного приискового управления «Алданзолото».
Жили они как все, питались в «коммуне», нанимали «мамку». Но эти молодые ребята видели несколько большую перспективу, чем просто «ловить фарт» на Алдане. Они развернут бешенную деятельность и вскоре алданские прииски давали до 45% золотодобычи молодого СССР.
Билибин потом напишет: «В 1926 г., когда трест Алданзолото пригласил меня в качестве геолога, мне удалось, воспользовавшись присутствием на приисках студентов-практикантов Московской горной академии, ныне инженеров, Б.И. Вронского, Н.И. Зайцева, М.Г. Котова и П.М. Шумилова и студента МГА П.Я. Дрожжина, организовать шесть геологопоисковых партий, которые продолжали геологическую съемку района, начатую В.Н. Зверевым».
Вот они на этом снимке – геологи-алданцы, тогда еще совсем молодые.
Слева направо стоят Николай Зайцев, первооткрыватель Аллах-Юнского золотоносного района; Владимир Серпухов, один из основателей новой отрасли геологии – учении о региональной металлогении; Петр Шумилов – первооткрыватель новых месторождений в Сусуманском районе. Сидят Юрий Билибин, первооткрыватель золота Колымы; его учитель, профессор Горного института Вадим Зверев, проведший первую плановую съемку на Алдане и на Колыме; Вольдемар Бертин, первооткрыватель золота Алдана. Ленинград, 1933 год.
Живые легенды отечественной геологии, отцы советского золота.
Вообще, по части золота большевикам как будто кто-то ворожил – одна богатейшая золотоносная провинция за другой, в начале 20-х – Алдан, в конце – Колыма…
Хотя… Ворожит тому, кто на печи не лежит. А везет тому, кто везет. Первое, что сделали большевики накануне индустриализации – устроили массированную геологоразведку, разослали новоподготовленных спецов и студентов-старшекурсников во все концы страны, во все медвежьи углы необъятного СССР. Что мешало это сделать царю-батюшке?
Именно во время этого «геологического прочесывания» матерый волчара советской геологии, 27-летний ветеран Юрий Билибин открыл золото Колымы – одно из крупнейших месторождений в мире.
Вот он во время своей триумфальной и судьбоносной для страны Первой Колымской экспедиции.
Благодаря билибинскому открытию в нашем культурном коде возникли и теперь навсегда будут мертво прошиты слова-маркеры «Колыма» и «Магадан». Со всем своим богатейшим бэкграундом: киноцитатами про «Будете у нас на Колыме…», книгами «Территория» и «Колымские рассказы», шутками про Владивосток «широта крымская, но долгота колымская», спектаклем «Магадан (кабаре)» театра «Около дома Станиславского», песнями «Ты помнишь тот ванинский порт», «Мой друг уехал в Магадан», «От злой тоски не матерись, сегодня ты без спирта пьян…» и прочая, прочая, прочая...
Потому что вслед за билибинским открытием на свет появился «Дальстрой» - лагерный брат «вольняшечьего» «Союззолота». Именно «Дальстрой» позволит СССР нарастить золотодобычу в разы, и в 1936-м, обогнав по золотодобыче Калифорнию, погасит знаменитый «вексель Билибина».
Но я сейчас не про Колыму, а про Алдан.
К 1932 году прииск Незаметный разросся настолько, что уже официально стал городом Алданом – первым городом, построенным с нуля молодой социалистической республикой.
А вот теперь товарищ главный инженер Селиховкин расскажет нам, что стоит за этим изменением статуса населенного пункта, а товарищ американец Литтлпейдж прокомментирует.
Как утопить драгу. Литтлпейдж и Селиховкин
Итак, как же протекала индустриализация на Алдане?
Селиховкин:
«В конце 1928 года во главе золотой промышленности был поставлен Александр Павлович Серебровский. Он сразу обратил внимание на Алдан, в то время крупнейший и наиболее обещающий золотоносный район. В одной из первых же своих поездок на прииски он посетил Алдан.
Серебровский приехал зимой. Он совершил обычный путь на лошадях по снежному тракту.
В Ороченском управлении он обошел работы, расспросил подробно о системе разработок, о нормах выработки, как мы собираемся поднимать породу из шахт, освещать шахты, отливать воду, проходить дренажную выработку.
— Это же кустарщина! — воскликнул Серебровский. услышав наши объяснения. — Что вы делаете! Перестаньте проходить канавы вручную. Ведь это же адский труд! Сколько рабочей силы непроизводительно расходуется на проходку таким путем! Надо дать парочку экскаваторов для этих работ.
Мы рассказали о нищенской механической базе приисков. У нас во всем хозяйстве был один локомобиль. Серебровский записал, что нам нужно для механизации. Мы попросили два одноковшевых экскаватора, паровые лебедки, несколько локомобилей и котлов. Он тут же составил телеграмму в правление Союззолота с предложением все это подыскать и сразу отправить на Алдан.
С Орочена поехали на Усмун, где шли в то время старательские работы. Серебровский всю дорогу делился впечатлениями от поездки в Америку, рассказал, как там разрабатываются россыпи, какие в Америке богатые механизированные рудники. На Усмуне мы пробыли недолго. Серебровский обратил внимание на то, что россыпи в Усмуне, сложенные мягкими наносами, как бы созданы природой для дражных работ.
— Эх, — вздохнул он, — надо поскорей кончить с вашей кустарщиной. Только портите россыпи.
И это было верно».
Все то же, что и везде – все тот же упор на механизацию производства, для чего за золото и зерно закупается самое современное импортное оборудование:
«А. П. Серебровский сдержал свое обещание. Скоро в Ларинский поселок у ст. Б. Невер, откуда отправлялись грузы на Алдан, начали поступать паровые лебедки, моторы, динамомашины, локомобили, экскаваторы. Не дожидаясь окончания разведки полигонов в целом, мы начинали работу на отдельных участках, чтобы поскорее приступить к эксплуатации приисков».
Наконец, в Алдан дотащили главный девайс золотодобычи – драгу, позволяющую увеличить выработку в разы. Но был важный нюанс, о котором говорит Оноприенко:
«Сложной была проблема доставки на Алдан драг с рек Чара и Жуя, их монтаж и подготовка к эксплуатации. Без дражного флота резко поднять золотодобычу было нереально. Но решить эту проблему было крайне сложно. Американская фирма «Юба» в дореволюционное время поставляла свои драги российским золотопромышленникам на условиях, по которым сборка их осуществлялась специалистами фирмы. Капитальные ремонты, монтаж и демонтаж в случаях переноса на другие месторождения тоже производила фирма. Поэтому никаких чертежей понтонов драг, спецификаций частей фирма покупателю не выдавала».
Но никого, по большому счету, это не интересовало. Ты кто, главный инженер? Отлично! Устанавливай и запускай драгу. Ну и что, что не знаешь? Ты главный инженер или кто? Разбирайся, устанавливай и запускай.
Причем иногда даже разобраться толком не давали:
Селиховкин:
«Весной 1930 года, когда я поехал на прииск самой отдаленной Джекондинской группы, производственное совещание работников драги N°2 с участием управляющего трестом, моего заместителя и заведующего эксплуатацией драг постановило пустить драгу досрочно — 15 мая. Для этого требовалась спешная выемка льда из дражного разреза. На выемке льда работала вся бригада, не исключая квалифицированных драгеров, и все же к 15 мая разрез еще не был освобожден от льда. С согласия управляющего трестом, решили пустить драгу в ночь на 16 мая.
Утром шестнадцатого при черпании в мерзлом грунте драга ударилась кормой о всплывшую из разреза льдину, получила пробоину и в течение двух минут затонула... Люди едва выскочили. Машинисты не успели погасить котлов и открыть пар. С тревожным гудком драга погрузилась на дно разреза.
Сразу же после получения известий об аварии я выехал на место. Тут же совместно со специалистами треста и рабочими мы наметили план быстрого подъема драги.
Через два месяца драгу подняли и пустили в ход. Но за время, прошедшее после аварии, многие рабочие, вся администрация драги и руководители треста, включая и главного инженера, были привлечены к ответственности за аварию. У всех была отобрана подписка о невыезде. Это, естественно, отразилось на настроении.
На второй день после вторичного пуска драги ковш черпанной цепи зацепил металлическую планку в разрезе понтона и вырвал ее вместе с болтом. В образовавшийся пролом хлынула вода. И без того напуганная приближающимся судом, бригада драги растерялась. Драга накренилась на бок. Водоотливные средства едва успевали убирать воду. Я сломя голову помчался на драгу. Рабочая команда, свободная от вахты, сидела на берегу разреза. Вахтенная бригада собралась на носу понтона и ничего не делала.
Заведующий драгой тоже растерялся - в понтоне накапливалась вода. Надо было победить безразличие и заставить людей лезть в ледяную воду, чтобы наложить пластырь на пробоину. Не раздеваясь, сняв только сапоги, я спрыгнул в разрез, нырнул под понтон и, прощупав расположение пробоины и планки, вынырнул и попросил дать мне доску, обтянутую кошмой. Нырнул еще раз с доской. Приложил ее к отверстию. Напором воды доску прижало к дыре, течь уменьшилась. Внутри драги начали закладывать пробоину цементом.
Мой прыжок в воду вызвал много охотников заделать пробоину Люди пришли в себя от замешательства, полезли в воду, обрубили планку, вытащили ее и после цементировки понтона изнутри сняли доску. К этому времени я успел натереться спиртом.