И резюме Эренбурга:
«Люди строили завод в неслыханно трудных условиях, кажется, никто нигде так не строил, да и не будет строить».
Заплаченная цена примерно понятна, но вот что мы купили?
Для этого нам придется от эмоций переключится обратно на цифры и экономические показатели.
Как я уже сказал, в 1930 годах Урало-Сибирский проект оказался очень проблемным.
Если Юг быстро развивался и рос, то доля Урала по всем трем показателям – чугуну, стали и прокату – так и не достигала даже трети производимого в стране.
Расходы на перевозку руды с Урала в Кузбасс (для КМК) и угля оттуда на Урал (для Магнитки) постоянно росли. Но об этом хотя бы предупреждали.
А вот еще одна беда свалилась как снег на голову: темпы прироста добычи магнитогорской железной руды, которые должны были стать ключевым фактором успеха Урала и компенсировать «длинное плечо», оказались не столь высоки, как планировалось. А впоследствии объемы добычи начали даже падать.
Да, Магнитка и КМК давали стране металл, но урало-сибирские чугун и сталь проигрывали южным и экономически (они обходились дороже) и технологически (на Урале почти не производили спецсталей).
Лучшим показателем проигрыша Урало-Кузбасса стал тот факт, что все крупные металлургические проекты в этом регионе – кроме двух построенных гигантов – были заморожены.
Бакальский – ныне Челябинский металлургический комбинат, ЧМК. Решение о строительстве принято в 1930-м, реально строительство завода начато в 1934-м, а уже в 1935-м проект заморожен на неопределенный срок.
Ново-Тагильский – ныне Нижнетагильский металлургический комбинат.
Гипромез приступил к проектированию в мае 1930-го, строительство завода началось в марте 1931 года, в 1934 году строительство завода заморожено, по официальной версии «из-за необходимости пересмотреть и изменить план строительства».
Орско-Халиловский металлургический комбинат, ныне – «Уральская сталь».
В 1929-м открыто месторождение, в июне 1931 года правительство СССР принимает решение о строительстве металлургического комбината, в 1933-м Гипромез подготовил проект, но реальное строительство до войны так и не было начато.
Еще одним весомым доказательством проигрыша Урала стал финансовый план второй пятилетки.
Если в первой пятилетке, как мы помним, инвестиции в регионы разделились практически поровну – на Восток 46% всех инвестиций, на Юг - 45,6%, остальное - в Центр, то во второй пятилетке расклад изменился.
Восток - 36,3%, Юг - 56,4%, Центр - 10,5%.
- Так что же? – спросите вы. – Все было зря?
Нет.
Не зря.
Никогда не спешите с выводами, обещаю – мы еще вернемся к этому вопросу.
А пока – едем в Магнитогорск с Завенягиным.
Управленец
Назначение на Магнитку, если верить самому Завенягину, состоялось довольно буднично. В своих очень лаконичных и, к сожалению, незаконченных воспоминаниях, он описывал это так:
«Во второй половине августа 1933 года Серго Орджоникидзе вызвал меня и прямо поставил вопрос:
— Как отнесешься к назначению на Магнитку?
Я понимал, что пока это кредит, открытый под ручательство Серго, продолжение его ставки на инженерную молодежь, и согласился.
— Вот и хорошо! — воскликнул нарком, и тут же позвонил Сталину:
— У меня Завенягин... Да, да, он хорошо понимает, насколько Магнитка серьезное дело.
Так состоялось мое новое назначение».
Да уж – «кредит», который придется отдавать. Или «назначение авансом», как теперь говорят. Через три года после окончания вуза, 32-х годов от роду возглавить металлургический флагман советской империи и тем самым уже без всяких скидок войти в самый высший слой советской управленческой элиты. Вот так он выглядел тогда – Абрам Павлович Завенягин, директор Магнитки.
Кстати, при изучении этих записок моего героя удивляет еще оно – как часто Завенягин (да и не только Завенягин, а практически все выпускники) поминают по любому поводу Московскую горную академию.
Главу о Магнитке Авраамий Павлович начинает словами:
«В начале 20-х годов я поступил о Московскую горную академию. Многие из нас пришли на учебу с фронтов гражданской войны, с подпольной работы в тылу белогвардейцев
Учились мы с большим желанием, даже, сказал бы, с энтузиазмом. Нашими наставниками были крупнейшие ученые — В.А. Обручев, И.С. Верещагин, М.А. Павлов, Б.В. Старк, М.Е. Пильник и другие.
Вспоминаю о горной академии потому, что именно в ее стенах мне впервые пришлось во всех подробностях изучить проблему Урало-Кузбасса, в какой-то мере непосредственно включиться в борьбу за Магнитку на стороне тех, кто хотел сделать ее самой крупной и технически совершенной металлургической базой страны».
А переходя к непосредственному описанию своей работы на комбинате, считает нужным упомянуть:
«На Магнитке стало работать более двадцати выпускников Московской горной академии, большинство — коммунисты. Среди них были A.Н. Воронкин — главный геолог горного управления, Н. И. Зайцев — начальник мартеновского цеха, инженеры Я.О. Даргайс, А.П. Огарков, Н.М. Курбатов, С.В. Логинов. Начальником проектного отдела стал А.Н. Кузьмин, начальником доменного цеха —П.И. Коробов».
Наверное, это и впрямь были особые годы, в окружении особенных людей – иначе не поминали бы они до самой смерти «ту дружескую компанию, почти семью, к какой мы все принадлежали».
Но я отвлекся.
Конечно, Авраамий Павлович послан был на Урал не затем, чтобы однокашников разыскивать. Помимо общего наведения порядка на Магнитке, где, как и везде, происходило буйство креативности народных масс, проще говоря – вселенский бардак, Завенягину выдали и особое задание.
А именно – разобраться с той самой бедой, которой не ждали. С падением темпов роста добычи магнитогорской руды.
«С первых же месяцев после моего приезда на Магнитку предстояло решить ряд серьезных технических проблем, и, прежде всего, проблему рудной базы.
Запасы руды горы Магнитной, по имевшимся данным, составляли 450 миллионов тонн без месторождения Малый Куйбас. Процентное содержание железа в рудах очень высоко, что выдвигало Магнитогорское месторождение на одно из первых мест в мире.
Но как ускорить работы на руднике? Впервые в практике мы разработали метод открытых карьеров. Это было смелое техническое новшество, которое сулило большие выгоды. Но нужен был человек, который сумел бы решительно и настойчиво провести его в жизнь.
Боголюбов!
Профессор Борис Петрович Боголюбов был крупнейшим в стране знатоком рудного дела. Товарищ Серго по моей просьбе пригласил его к себе и сказал, что необходимо во что бы то ни стало решить проблему с рудой. Неудачи на руднике бьют не только Магнитку, сдерживая выплавку чугуна и стали. Эти неудачи режут Кузнецк.
— Вы Магнитку знаете, — сказал Серго, — детально изучали рудные месторождения, это вам поможет. Поезжайте на Магнитку, наладьте добычу руды. За всем, что потребуется, обращайтесь ко мне. Завенягин тоже поможет вам всемерно.
Боголюбов согласился».
Воспоминания Завенягина писались для официозного сборника «5 лет ММК», вышедшего в 1937 году, и это, конечно, сильно чувствуется. Авраамий Павлович не то, чтобы привирал – хотя этим умением филигранно владеет каждый крупный руководитель – но очень многого не договаривал.
В той же истории с назначением Боголюбова канва событий приведена верно, но, как говорится, были нюансы.
Борис Петрович Боголюбов – математик и горняк, выпускник матфака СПбГУ и Питерского горного – действительно был лучшим знатоком геологической структуры горы Магнитной.
Ведь первую большую геологоразведку здесь он провел еще летом 1926 года, а за три последующих лета облазил месторождение сверху донизу.
И – да, добыча руды на Магнитной открытым способом это его идея и их с Завенягиным воплощение. Не случайно в истории Борис Петрович Боголюбов остался в качестве основателя советской научной школы разработки руд цветных металлов открытым способом.
И разговор с Серго был – не без того.
Вот только когда Завенягин принимал дела на Магнитке и начинал прикидывать, как бы ему поднять добычу, бывший главный инженер горнорудного управления Магнитки Борис Боголюбов уже порядка полугода сидел в камере и давал показания следователям НКВД. Те очень хотели получить ответ на вопрос – где и когда он был завербован во время недавней годовой поездки по рудодобывающим предприятиям США, Германии и Швеции.
Доказательств, конечно, никаких не осталось, но ходили упорные слухи, что именно Завенягин, уяснив, что адекватной замены Боголюбову подобрать невозможно, через Серго добился его оправдания и освобождения. Вскоре выпущенный «рударь» уже покинул Магнитогорск и лихорадочно собирал вещи в областной столице – уволенной и выселенной из служебной квартиры жене пришлось уехать к маме в Свердловск. Боголюбов с семьей собирался в Москву, куда его давно уже сманивал Институт цветных металлов и золота, обещая кафедру и сравнительно спокойную жизнь. И вдруг приходит почтальон и вручает правительственную телеграмму: «Будете москве заходите надо поговорить уважением орджоникидзе».
В общем, вскоре семейство Боголюбовых вновь распаковывало вещи в Магнитогорске – директор комбината Завенягин, пока не решится вопрос с жильем, поселил их у себя…
Можно долго рассказывать, как они наводили порядок с добычей руды – а там были традиционные для первых пятилеток «веселые истории в журнале «Ералаш». Чего стоил один только факт, что за семь месяцев отсидки Боголюбова креативные менеджеры ММК успели протянуть железнодорожную ветку от забоев к обогатительным фабрикам прямо по рудному массиву горы Ежовой, наглухо перекрыв тем самым доступ к огромным запасам сырья. Пришлось снимать рельсы и разбирать шпалы.
Но я лучше сразу перейду к итогам. Годовой план по добыче и отгрузке руды 1933 года был все-таки выполнен. Впервые за все время работы комбината.