Позитивное психологическое движение, которое начало быстро развиваться с начала 1990-х годов, показало психосоматические преимущества социальных отношений. В то время, когда позитивные психологи говорят о процветании и оптимизме, диагностирование случаев депрессии стремительно увеличивается. Пока гуру этого движения находятся в хорошем расположении духа, многие из их читателей и слушателей борются с бессмысленностью своего существования, одиночеством и внутренним опустошением, от которых они постоянно ищут лекарство.
И давайте не забывать: позитивная психология очень упорно критикует логику денежно-кредитного рынка. В работах и докладах данного направления чаще всего встречаются такие слова, как «благодарность», «пожертвование» и «сочувствие». В мире, который кажется холодным, расчетливым и равнодушным, позитивная психология позволяет своим последователям смотреть на жизнь через призму морали, основанной на сочувствии и щедрости. Однако то, что она влияет на социальные взаимосвязи в полном соответствии с современным духом капитализма (что четко выражено в маркетинге), остается без внимания. Однако по-настоящему в этой новой этической ориентации бросается в глаза объяснение данной позиции, а именно, что: пожертвование делает счастливее дающего. Кроме того, полезна для психики и привычка чувствовать себя благодарным. Человеку советуют прекратить слишком много думать о себе, но основанием для такой позиции все равно является эгоизм.
Как стало понятно из семинара Кристакиса, проходившего в секретариате кабинета министров с троном, социальные сети сегодня рассматриваются как инструменты политики здравоохранения. Они стали способом влияния на наши тела и души, как в позитивном, так и в негативном плане. Исторически это практика кнута и пряника: наказание, причиняющее страдание, и деньги, а также физические наслаждения, приносящие счастье. А сейчас благодаря большим успехам медицинских исследований и политики люди стали последним новейшим средством психофизических достижений. Теперь мы знаем, что социально замкнутые пациенты ощущают бóльшую боль во время операции на бедре, чем люди, имеющие множество социальных связей [207]. Доказано, что позитивный прогноз способствует выздоровлению от заболевания и уменьшает риск его повторного появления.
Движимое нейробиологией, экспертное понимание социальной жизни и морали быстро вливается в сферу исследований тела. Один социальный нейробиолог, Мэтт Либерман, показал, что боль, обычно классифицируемая как эмоциональная (например, расставание с любимым человеком), включает в себя такие же нейрохимические процессы, как и боль, которая считается физической (например, боль от сломанной руки). Другой известный нейробиолог, Пол Зак (известный как доктор Любовь), сосредоточил свое внимание на одном нейрохимическом окситоцине, связанном, по его мнению, со многими нашими сильными социальными инстинктами, такими как любовь и справедливость. Ученые из Цюрихского университета доказали, что они могут активизировать чувство правильности и неправильности, стимулируя определенную область головного мозга [208]. Таким образом, социальная наука и физиология сливаются в новую дисциплину, в которой человеческие тела исследуются на предмет физической реакции друг на друга.
Тем временем политики вряд ли будут отрицать очевидность влияния социальных сетей и альтруизма на здоровье. А если позитивная психология может помочь людям стать счастливее, то зачем препятствовать ей в этом? Однако здесь присутствует та же проблема, которая затрагивает и все формы анализа социальных сетей. При сужении социального мира до набора девайсов и общедоступных источников информации, постоянно возникает вопрос: нужно ли перестраивать социальные сети, чтобы удовлетворить желания привилегированных слоев общества? Сети действуют в рамках так называемого экспоненциального закона, при котором те, кто обладает влиянием, способны привлекать силу, которая добивается еще большего влияния.
С помощью методов позитивной психологии и анализа социальных медиа было установлено, что психологические состояния и эмоции путешествуют по социальным сетям так же, как привычки в исследовании Кристакиса. Например, научные сотрудники Пекинского университета в Китае проанализировали послания в социальных сетях и пришли к выводу, что определенные настроения – например, гнев – имеют тенденцию к более быстрому распространению по сравнению с другими [209]. Считается, что негативные эмоции, в том числе и депрессия, социально заразны. Тогда счастливые, здоровые индивидуумы могут выстраивать свои социальные отношения таким образом, чтобы защитить себя от «вируса» несчастья. Гай Винч, американский психолог, который изучил этот феномен, советует счастливым людям пребывать на страже своего состояния. «Если вы живете или общаетесь с людьми, которые негативно смотрят на вещи, – пишет он, – то вам стоит задуматься, а стоит ли с ними общаться»[210]. Легко представить себе состояние несчастного человека, когда с ним, последовав данному совету, перестанут общаться, поскольку у него слишком негативное отношение к жизни.
Становится немного грустно от того, что проблемы социальной жизни теперь решаются в рамках здравоохранения. Одиночество в современном мире считается объективной проблемой, однако только по причине его влияния на психическое и физическое состояние индивидуума, что способно повлечь за собой затраты со стороны правительства и страховых компаний. Люди стараются вести себя щедро по отношению к другим и быть благодарными, но главным образом, делают это с целью улучшить свое настроение и «почистить» ауру. Дружба же с несчастными соседями становится проблемой на уровне правительства только потому, что плохое питание и пассивность таких людей может стать дурным примером, который окажется заразительным. Все это является попыткой рассмотреть социум с позиций статистической психологии и психологии индивидуума. Конечно, данный подход способен предоставить нуждающимся людям первоклассную медицинскую помощь, но стремление понять общество только с позиции психологии чревато развитием нарциссизма. И человек, который являлся инициатором такого понимания, был именно нарциссом.
В 1893 году четырехлетний мальчик сидел на вершине горы из стульев, которую он и его друзья соорудили в подвале дома его родителей. Это было на окраине Бухареста, недалеко от Дуная. Мальчик, Якоб Морено, воспользовался отсутствием родителей, чтобы поиграть в свою любимую игру. Он изображал из себя Бога, а соседские дети – ангелов. Забравшись на вершину своей горы, Морено инструктировал своих ангелов, как им расправить крылья и полететь. Они выполняли его инструкции. «А ты почему не летаешь?» – спросил вдруг один из играющих детей. Тогда Морено расправил свои «крылья» и прыгнул вниз – через секунду он лежал на полу со сломанной рукой.
Желание Морено сыграть Бога никогда не оставляло его. Уже во взрослом возрасте идея о людях как о кузнецах своих собственных социальных миров, создателях самих себя и своих отношений стала лейтмотивом его работ по психоанализу и социальной психологии. Работа Морено 1920 года под названием «Слова отца» представила миру пугающую гуманистическую философию, которая открывала людям безграничные возможности. Единственное, что им, по мнению автора, мешало, так это существование в социальных группах. Однако социальные группы покладисты и уступчивы. Каждому богу нужны его ангелы.
Тема отцовства и авторства была для Морено болезненной, и он начал создавать мифы о собственном происхождении. Например, Морено часто рассказывал, будто родился на борту корабля в 1892 году, что его национальность неизвестна и отца у него не было, хотя на самом деле он родился в Будапеште в 1889 году и являлся сыном бедного еврейского торговца турецкого происхождения. Позже Морено приписывал себе авторство различных новых концепций и техник того времени, возникавших в психологии и психиатрии, и особенную враждебность он испытывал по отношению к психологу Курту Левину, который, как ему казалось, крадет его идеи. Для ученого, изучающего социальные отношения, Морено был чересчур эгоцентричным человеком с параноидальным характером.
Его семья переехала в Вену, когда он был ребенком, и именно в этом городе Морено впоследствии стал изучать медицину в университете. Там ему посчастливилось послушать лекции Зигмунда Фрейда незадолго до начала Первой мировой войны. Знаменитый психоаналитик произвел на него не слишком сильное впечатление. Однажды в 1914 году Морено заговорил с ним в коридоре университета: «Господин Фрейд, я начну там, где вы останавливаетесь. Вы общаетесь с людьми в неестественной обстановке своего кабинета. Я же встречаю их на улицах и в их домах – в естественной для них обстановке»[211]. С началом войны ничего другого молодому психиатру и не оставалось.
Двойная национальность Морено не позволяла ему служить в армии, поэтому между 1915 и 1918 годами он отправился как врач в повстанческий лагерь в Австро-Венгрии. Наблюдая за теми, кто там был, Морено начал обдумывать возможность повлиять на счастье этих людей, изменяя их социальное окружение. Без сомнения, ужасные объективные обстоятельства заставляли солдат чувствовать себя плохо, однако Морено считал, что наблюдение за моделями отношений позволит ему понять, каким образом улучшить их психологическое состояние. В 1916 году он изложил свои мысли на данную тему в письме к австро-венгерскому министру внутренних дел:
«Позитивные и негативные эмоции, которые возникают в каждой семье, по отношению к другой семье, на каждом заводе и в различных этнических и политических группах, можно изучать с помощью социометрического анализа. Поэтому необходимо ввести новы