Он снова высунулся в окно, и природа испуганно отступила, пряча свои поблекшие придорожные прелести, в силе которых и сама была не очень уверена.
— Отсюда не видно, — снова повернулся к нам наш спутник. — Но даже если это и авария, то несерьезная, потому что из дизеля никто не выходит.
«А нам какое дело!» — безмолвно прокомментировали сообщение пассажиры и тут же защелкали зажигалками, зашелестели газетами.
Почувствовав, что остался без слушателей, наш спутник стал разговаривать сам с собой:
— А может, это овца или какое-нибудь другое животное? Дай-ка посмотрю.
Вскоре он повернулся к нам и, взволнованно сообщил:
— Нет, не овца. К поезду бежит человек.
Мы были в последнем вагоне и вскоре услышали, как кто-то открыл двери, потом до нас донесся топот ног в коридоре.
А затем в купе заглянул веселый, разгоряченный от бега человек и спросил:
— Свободное место найдется?
Мы не ответили, потому что купе было наполовину пустое.
Вновь прибывший пассажир не обиделся на нас за молчание и довольно прытко для своих лет снял со спины рюкзак. Внезапный толчок поезда не сбил его с ног.
Семьдесят, восемьдесят, девяносто. Как будто и не останавливался, как будто ничего и не было.
Но спрятавшись за газетами, утопая в табачном дыму, мы ждали вопроса любопытного пассажира. И он непременно задал бы его, если бы не кондуктор. Он шел, не глядя по сторонам, и, наверное, прошел бы мимо, если бы любопытный толстяк не спросил:
— Почему мы останавливались? Кондуктор заглянул в купе.
— Не знаю, я не был в первом вагоне. Наверное, семафор.
— Да нет, не семафор, я ведь видел, никакого семафора не было.
И тут контролер увидел нового пассажира.
— А вас, кажется, не было в этом купе?
— Не было, — с готовностью согласился тот.
— И билет я у вас не проверял?
— Не проверял, не проверял, — с улыбкой согласился пассажир. — Как проверить, если у меня его нет.
Кондуктор деловито открыл сумку, вытащил квитанции.
— Штраф! Пассажир без билета платит стоимость билета плюс штраф.
— Сколько? — расцвел в улыбке пассажир.
— Зависит, с какой станции.
— А ни с какой, — ответил новый пассажир, — я сел только что, в поле.
— Да… — неуверенно протянул кондуктор, — значит, можно считать с последней станции.
— Нельзя, — все так же улыбаясь, но очень твердо ответил новенький. — Я сел не на последней станции. Если бы я сел там, я бы купил билет. Я сел на моей полянке, отсюда и бери с меня деньги.
— Не могу отсюда, — вспыхнул кондуктор и, хоть полскамьи было свободно, присел на самый краешек. — С твоей полянки не могу, а вот со следующей станции можно.
И вдохновенно занес карандаш над квитанцией.
— На следующей станции я сойду. Как возьмешь с меня деньги там, где я должен выходить?
Все заулыбались. Становилось интересно. Но не стало. Потому что контролер тоже улыбнулся:
— Ну раз нельзя, значит нельзя. Кто сказал, что тебя нужно непременно оштрафовать?
— То-то, — сказал новенький. — Я столько лет живу на свете, а еще никого не оштрафовал, а ты такой молодой. Ни к чему тебе материть.
Кондуктор встал, положил документы в сумку, посмотрел на прозрачное облачко.
— Кажется, будет дождь, — сказал он на прощание и вышел в коридор.
— Не будет, — обратился к нам новый пассажир, — дождь исключается. Я в этом деле разбираюсь.
Безошибочно определив, кто в этом купе самый любопытный, он обратился к нему.
— Я пасечник. В том месте, где я сел, у меня пасека. Там у меня хибарка, две овцы. Есть молоко, мед свой. Так и живу с весны до осени… Только ведь скучно все время одному. Вот и надумал я съездить к другу, тоже пасечнику. У него тоже своя полянка в лесу, не доезжая станции.
— Повезло тебе, что поезд остановился возле твоей хибары.
— Почему повезло? Я сам остановил поезд.
— Как это остановил?
— Встал у дороги и помахал ему.
— А он взял да остановился?
— Представь себе, остановился. Другие проезжали мимо, а этот оказался человеком. Я тут три дня голосую… Большинство не останавливается.
Чего греха таить, всех нас одолело любопытство. Мы отложили газеты, перестали притворяться глухими и стали прислушиваться к разговору. Почувствовав перемену в настроении, пассажир услужливо повторил:
— Этот машинист оказался человеком. Некоторые останавливаются. Машина ведь для того, чтобы помогать человеку. Но большинство не обращают внимания, проезжают мимо. Ну да я не сержусь на них, жду себе.
— Вот это терпение, — сказал тогда пассажир, сидевший на шестьдесят восьмом месте.
— Видел я терпеливых, но такого… Днями стоять и махать машинистам, такого не видел.
— Теперь увидел, — добродушно сказал пасечник. — Почему-то все удивляются, когда я рассказываю про это. Некоторые вообще не верят. Иногда в первый день остановишь, иногда только на третий. Однажды прождал целую неделю, но все же нашелся добрый человек, остановил поезд. Если бы над моей полянкой пролегала воздушная трасса, я и самолет остановил бы. Но не летают здесь самолеты…
— Чему тут удивляться, — сказал пассажир номер семьдесят один. — Машинист ведь тоже человек, ему тоже надоедает точность. Я вот, например, тоже летаю как паровоз по улицам, но если кто-нибудь махнет мне рукой — останавливаюсь. Редко, правда, но останавливаюсь.
— Про то, что машинисту надоедает проезжать мимо, я не догадался. Это умная мысль. Мы поговорим об этом с Дойчином, моим другом. Обсудим все, потому что он тоже так ко мне ездит.
— А вас не наказывали за это? — вновь перехватил инициативу любопытный.
— Да за что? Поезд останавливается, я поднимаюсь… А с кондуктором сам видишь как — билет не нужен.
И опять зашелестели газеты, защелкали зажигалки. Новый пассажир, несмотря на свои странности, перестал быть загадкой, и все погрузились в свои мысли. Даже любопытный.
Только мне показалось, что здесь не все просто. Нет, это невозможно, — думал я. — Жить на полянке с пчелами, останавливать поезда, быть таким спокойным в наш век… Не иначе как это спокойствие у кого-то украдено.
Я думал, а природа молча пролетала мимо нас — ее совсем не интересовали наши дела.
Пасечник встал, надел рюкзак, посмотрел на придорожный кустарник.
— Мне пора выходить, — пробормотал он и вышел из купе.
Через мгновение поезд внезапно остановился. Из купе донеслись крики женщин, плач детей, мужская ругань.
С полок посыпались чемоданы. Кое-кто пострадал от ушибов.
Я смотрел, как пасечник исчезает в кустах, растворяется в спокойной природе. Шум утих. Слышны были только торопливые шаги кондукторов, спешивших к сорванной пломбе аварийного тормоза…
Румен Балабанов. Нету! Перевод Василия Жукивского
Открываю входную дверь. Глазам своим не верю — нет лестничного марша.
Возвращаюсь в комнату и звоню по телефону.
— Алло… Товарищи! Сегодня утром отправляюсь на работу…
— Во сколько? — прервали меня.
— Ну… около семи тридцати!
— «Около» звучит весьма неопределенно… — ответили мне. — Точнее!
Я задумался.
— Точно в семь тридцать две, — заявил я категорично. — Значит, точно в семь тридцать две открываю входную дверь и глазам своим не верю — нет лестничного марша!
— Вообще нет? — спрашивают. — Вообще!
Последовала пауза.
— А вы попробуйте через окно, если опаздываете на работу! — посоветовали мне и положили трубку.
Я снова набрал номер.
— Алло… Товарищи… Это я… который с лестничным маршем!
— Нашли, что ли? — спросили на другом конце.
— Нет, не нашли… Но дело в том, что я живу на восьмом этаже, а вы посоветовали мне выбраться через окно.
— Ну и что? — недоумевают там.
— Высоко все-таки… Последовала пауза.
— Не имеет значения! — сказали твердо. И снова положили трубку.
Мне никогда не приходилось летать.
Для этой цели обычно пользуются самолетами, но в данной ситуации иного выхода не было. Я расправил руки как крылья и полетел.
Оказалось, всего-то и дел.
Машешь руками и балансируешь ногами.
Вечером, прилетев с работы, я поспешил позвонить по телефону, чтобы поблагодарить за совет и помощь.
Однако телефон не работал.
Гудок был, но потом что-то щелкнуло и наступало молчание.
Я не отчаивался.
Сел и написал письмо:
«Уважаемые товарищи!
Пишет вам человек, позвонивший о пропаже лестничного марша. Его все еще не нашли, но я уже привык выходить и входить через окно — как вы мне посоветовали. Товарищи, я просто лечу! Буквально, а также от счастья…
Выражая искреннюю благодарность, мне хочется пожелать вам крепкого здоровья и счастья в вашем трудном и благородном деле. Думал позвонить вам по телефону, но это оказалось невозможно, так как телефон не работает!»
Спустя два дня пришел ответ:
«Уважаемый товарищ!
Ничего, что ваш телефон не работает! Рекомендуем вам установить связь с соседями посредством переклички через окно, а с дальними абонентами — посредством телепатии. Предлагаем первый сеанс провести сегодня в восемнадцать ноль-ноль».
Аккурат в восемнадцать часов я уселся в кресло и сосредоточился. И тут я услыхал внутри себя голос:
— Товарищ, мы связались с вами посредством телепатии. Вы нас слышите?
Я ответил, что слышу, и снова выразил им свою благодарность, на этот раз с помощью телепатии.
Сеанс закончился.
Тогда я открыл окно и позвал Петрова с пятого этажа:
— Алло… Петров, ты меня слышишь? Немного погодя Петров тоже открыл окно в знак того, что он меня слышит.
— Петров! — продолжал кричать я. — Все так про-сто-о-о! Оказывается, мы сами себе усложняем жизнь! Надо только научиться летать и связываться друг с другом посредством телепатии…
Петров вытянул шею, покачал головой, что, по-моему, означало знак согласия…