- Вот, что мы ещё нашли господин Цунадоро! - доложил он, с поклоном протягивая бумагу.
Цензор пробежал взглядом текст, и впервые на его неподвижном, морщинистом лице ясно отразились эмоции.
У Бано Сабуро вновь защемило сердце, а левую ногу свело судорогой.
Однако высокопоставленный чиновник заговорил не с ним, а со своим подчинённым:
- Где это было?
- На полке в комнате писцов, господин Цунадоро! - с трудом подавив довольную улыбку, бодро отрапортовал тот.
- Так ваши подчинённые, господин Сабуро, не только читают книги государственных преступников, - сокрушённо вздохнул цензор. - Но и переписывают их крамольные воззвания?
- Какие воззвания, господин Цунадоро? - ничего не понимая, ошарашенно пробормотал начальник уезда.
- Вот эти, господин Сабуро! - высокопоставленный чиновник махнул у него перед глазами густо исписанным листком. - Клеветническое письмо изменника Кайтсуо Дзако, дерзнувшего обратиться к самому Сыну неба! Откуда оно в вашей канцелярии?
Кто-то из писцов громко охнул. Послышался испуганный ропот.
- Молчать! - прикрикнул один из солдат, а другой угрожающе направил на них копьё.
Не дождавшись ответа от своего обалдевшего собеседника, цензор приказал подчинённому:
- Сверьте почерки. Надо узнать: кто именно занимался этим преступным деянием?
- Слушаюсь, господин Цунадоро, - коротко поклонился тот и почти бегом поспешил в канцелярию.
А Бано Сабуро почувствовал, как вновь начинает покрываться противным, холодным потом.
- Я-то надеялся, что кто-то из ваших людей просто по глупости интересовался вредными книжонками, - высокопоставленный чиновник скорбно покачал головой, увенчанной шапочкой учёного из чёрного шёлка. - А тут у вас целое гнездо смутьянов.
- Поверьте, господин Цунадоро, - с удивлением и ужасом осознав, что у него мелко дрожат колени, собеседник с трудом проталкивал слова сквозь перехваченное спазмом горло. - Я не имею ко всему этому никакого отношения!
- Вы начальник уезда, господин Сабуро! - голос грозного гостя лязгнул металлом. - А значит, отвечаете за всё, что происходит в уезде! Тем более у вас под боком, в вашей канцелярии!
- Я виноват, господин Цунадоро, - обречённо пробормотал шокированный страшной находкой дворянин. - Умоляю вас наказать меня за небрежение своими обязанностями!
- Вашу участь решит сам Сын неба! - резко оборвал его покаянную речь цензор и, отвернувшись, принялся разглядывать враз притихших писцов.
Громко взвыв, Бано Сабуро опустился на колени и заплакал, закрыв лицо руками. Его трезвый, практичный ум закалённого в многочисленных бюрократических баталиях государственного служащего просто отказывался понимать происходящее.
До сегодняшнего дня он пребывал в абсолютной уверенности, что никто из его подчинённых не интересуется политикой. Взятки, мелкие вымогательства, использование служебного положения в личных целях. Обо всём этом начальник уезда прекрасно знал, но принимал как должное, лишь следя, чтобы писцы и городские стражники особо не наглели.
Однако ему и голову не могло прийти, что в его заштатной канцелярии вдруг заведутся смутьяны! Какие там "Размышления о Трёхкнижии"! Он-то считал, что уездные чиновники давно не читают ничего, кроме "историй о ветре и чувствах", да и то редко, предпочитая проводить свободное время в приятной компании за чарочкой вина.
И вдруг в архиве обнаруживается такая мудрёная книга! Кто же мог её туда притащить? Помнится, господин Окэдо рассказывал, что на государственном экзамене писал сочинение по "Трёхкнижию"? И в молодости он, говорят, любил "чистые беседы" о всякой всячине, не имеющей отношения к реальной жизни. Только это было так давно...
А главное, какой недоумок взялся переписывать то мерзкое воззвание?! Он разве не понял, что Кайтсуо Дзако и его сторонники, находясь в безопасности в дали от эпидемии, уговаривали Сына неба не возводить "стену мечей"?!
Но здесь, в землях, где с ужасом ждали прихода петсоры, все надеялись только на императорскую армию, вставшую на пути заразы, и неустанно благодарили государя за заботу.
Заливаясь совершенно искренними слезами, начальник уезда мысленно перебирал подчинённых, гадая: кто мог оказаться настолько подлым, глупым и неблагодарным?
Сао Цутуо? Он родом с побережья и потерял там всех своих родственников. Сам господин Окэдо? Он вроде собирался выдать дочь за наследника господина Арото. И пусть за ним числится лишь половина деревни, но всё-таки рыцарь, землевладелец. Только там тоже все умерли от петсоры, и теперь старший писец никак не может отыскать подходящего зятя.
На открытой веранде вновь появились двое уже знакомых молодых чиновников в фиолетовых халатах.
- Господин Цунадоро, - синхронно поклонились они, и тот, что помоложе, продолжил: - Мы проверили почерки служащих канцелярии, но похожий на тот, коим написано подстрекательское письмо, не нашли.
- То есть никто из них его не переписывал? - недоверчиво переспросил цензор.
- Скорее всего злоумышленник просто принёс письмо на службу? - предположил проверяющий постарше. - Или изменил почерк?
"Хвала Вечному небу!" - мысленно возблагодарил судьбу Бано Сабуро, и из глаз его вновь потекли слёзы, но на этот раз радости и надежды.
Как он и предполагал, никто из его людей не замешан в распространении подмётных писем. Так откуда же оно взялось? Ясно, что подкинули. Кто-то же постоянно ябедничал на него губернатору. Теперь вот пытаются оклеветать перед цензором. Только если мерзавцы решили использовать подстрекательские письма, то выходит, они же их и распространяют, являясь государственными преступниками!
Стараясь успокоиться, начальник уезда пару раз глубоко вздохнул, вытер слёзы, тихонько высморкался и принялся лихорадочно обдумывать оправдательную речь, понимая, что тут важно не только каждое слово, но и интонация.
В это время на веранду канцелярии вышел ещё один проверяющий. Придерживая полы халата, он буквально сбежал по лестнице и очень быстро оказался рядом со своим шефом.
- Господин Цунадоро! - церемонно поклонился он, переводя дух. - Во время обыска в кабинете начальника уезда на обратной стороне картины с изречением Сына неба мы нашли вот это.
Молодой человек достал из кармана в рукаве плотный конверт фиолетового шёлка.
- В его кабинете? - цензор кивнул на застывшего статуей Бано Сабуро.
- Да, господин Цунадоро, - подтвердил собеседник. - Там на стене висело изречение Великого Амамото о власти. На обратной стороне и было приклеено это.
- Злоумышленники часто используют священное имя, чтобы прикрыть свои мерзкие делишки, - жёстко усмехнулся высокопоставленный чиновник. - Глупцы не понимают, что этим лишь усугубляют свою вину.
- Это не моё, господин Цунадоро!!! - с ужасом глядя на конверт, закричал начальник уезда. - Мне подбросили! Это клевета, клянусь Вечным небом!
- Помолчите! - оборвал его собеседник, доставая аккуратно сложенный лист.
Чем дальше он читал, тем суровее становились его лицо. Брови всё сильнее хмурились. Сухие губы сжимались в тонкую, злую нитку.
- Какие у вас заслуги перед "белым делом"? - внезапно спросил он. - За что "братья" вам так благодарны?
- Перед кем, господин Цунадоро? - пробормотал несчастный начальник уезда, растерянно хлопая ресницами и решительно не понимая: что вообще тот имеет ввиду?
- Не притворяйтесь, господин Сабуро, - поморщился высокопоставленный чиновник. - У вас это плохо получается.
Потрясая исписанным листком, он отчеканил:
- Братья благодарят вас за услуги, оказанные "белому делу", и просят сохранить это письмо, чтобы после "возвращения к истокам" вы смогли получить более достойную награду. Это очень серьёзно, господин Сабуро. Вам придётся рассказать всё, если хотите избежать допроса с пристрастием.
- Я не знаю никаких "братьев", - от волнения язык начальника уезда начал заплетаться, а в груди где-то под рёбрами вспыхнула нарастающая боль.
- И эта печать вам тоже ни о чём не говорит? - вытянув руку, цензор всё с той же холодной усмешкой показал ему бумагу.
В нижнем углу листа чернел квадрат с белым силуэтом длинноклювой птицы. С белым! А не с красным или золотым, как на государственных документах, изданных волею Сына неба или от его имени.
Использование изображения императорской цапли само по себе является государственным преступлением, а уж поменять её цвет, будет истинным святотатством!
Дневной свет в глазах Бано Сабуро стал меркнуть, словно при солнечном затмении, которое ему пришлось наблюдать однажды в детстве. Голова закружилась, и он грузно завалился на бок, роняя с головы чёрную шёлковую шапочку с квадратным верхом.
В толпе писцов громко охнули.
- Господин! - вскричал Роко Кимуро, рванувшись к нему.
Солдаты тут же скрестили перед ним копья.
Десятник схватился руками за их древка пониже остро отточенных, блестящих наконечников и глухо зарычал. Стражники за его спиной негромко загомонили.
- Пусть подойдёт, - неожиданно позволил цензор, презрительно скривив губы.
- Отдайте меч, господин, - негромко велел командир сопровождавшего его отряда.
Отцепив от пояса клинок в чёрных, лакированных ножнах, Роко Кимуро, не глядя, передал его офицеру и, подбежав к бесчувственному телу начальника уезда, опустился перед ним на колени.
Бано Сабуро не хватало воздуха, в грудь словно кто-то вставил пылающий уголь, а в ушах оглушительно звенели серебряные колокольчики.
Постепенно сквозь их бренчание прорезался знакомый, встревоженный голос. Взор прояснился, и из мглы проступило бледное лицо верного телохранителя.
- Господин! Очнитесь, господин! Что с вами?
Приподняв голову, чиновник с трудом разлепил сухие губы. Понятливый десятник наклонился к его лицу.
- Предупреди семью! - выдохнул начальник уезда. - Скорее!
- Сделаю, господин, - еле слышно, но твёрдо пообещал Роко Кимуро, потом, выпрямившись, посмотрел на внимательно наблюдавшего за ним цензора. - Господин Цунадоро, позвольте отвести господина Сабуро хотя бы в канцелярию. Нельзя же оставлять дворянина валяться на земле!