— Что ты! Я? Кого я могу послать? Я… — сделав паузу, он тяжело вздохнул и уже куда тише сделал очередное признание — Я лишь передал моим постояльцам чужие слова. Клянусь, я не заработал с этого ни одного песо! Клянусь, что просил не делать этого… но кто будет слушать такого как я? Мне велели — и я передал им предложение и немного песо в качестве аванса. И больше ничего! Клянусь! Мне самому бы и в голову не пришло такое… ты ведь хорошо меня знаешь, дон Атаульпа! Мы друзья!
— Уже нет…
— Снова станем! — пузан улыбался все шире, пока Атаульпа делал к нему шаг за шагом.
— Кто? Кто велел тебе?
Глянув по сторонам, пузан зябко поежился и предложил:
— Может выпьем и все обсу…
Договорить ему помешала плеснувшая из возникшей под носом дыры кровь. Звякнув на прощание разлетевшимися из порванной верхней губы кольцами, пузан булькнул и завалился назад, а в его брюхе возникло еще две дыры — пуля вошла в необъятное брюхо под пупком, прошла через кишки насквозь и вышла в районе болтающихся татуированных сисек. Все это сопровождалось сухими хлопками идущих друг за другом трех выстрелов — и ни одного промаха. Просто третья пуля вошла не в дохлого пузана, а в плечо шарахнувшегося в сторону Атаульпы — и это движение спасало ему жизни. Четвертый, пятый и шестой выстрелы сделал уже я из Винчестера, выхватив его из-под жопы рухнувшего боцмана. Вставать я не стал — просто перекатился, сбивая тарелку с остатками помидоров, поймал в мушку прицела окно в скособоченной высотке на другой стороне затопленной улицы и начал стрелять, по ходу дела приноравливаясь к оружию. Первые две пули ушли в стену, третья ударила в центр нужного окна, но слишком поздно — там уже никого не было. Привстав, я продолжил стрелять, всадив по пуле в соседние окна. Отстреляв боезапас швырнул винтовку подскочившему боцману:
— Перезаряди!
Винтарь влепился ему в грудь и упал на пол — гребаный хреносос даже подхватить не подумал, продолжая пялиться на меня с разинутым ртом. Другие оказались не столь тормознутыми и, повыхватывав из задниц разномастные стволы, открыли ураганный огонь по высотке, стреляя поверх идущих по улице барж и лодок. Дружный многоголосый вопль свидетелей разнесся на весь квартал. Из стены высотки вылетали фонтанчики пыли, там кто-то надсадно орал женскими голосами, держащегося за плечо и левый бок Атаульпу тащили по палубе к рубке двое ближайших помощников. Я, оставшись без боезапаса, забрал себе пустую винтовку и, не собираясь тратить собственные патроны на веселую стрельбу по высотке, стянул с чудом устоявшего пока стола стакан с самогона и заполз в рубку, в то время как на палубе уже яростно выкрикивали приказы прекратить стрельбу. Оказавшись внутри, я уселся рядом со стонущим Атаульпой, выпил половину стакана, остаток плеснул ему на раны и, внимательно выслушал сначала матерные вопли, оглушительно прозвучавшие в воцарившейся тишине, а затем столь же внимательно выслушал его стонущий вопрос:
— Как это с-сука теперь правящим родам объяснять? Всю эту стрельбу? Вот же с-сука… они же спросят откуда у нас стволы…
— Спросят конечно — кивнул я — Но ведь понятно откуда стволы, верно?
Он скосил на меня заполненные болью мутные глаза, а я пояснил:
— Это стволы тех, кто на нас напал ночью. И мы такие все из себя славные, утирая льющую из жоп законопослушную ваниль поплыли сдавать захваченное оружие куда надо, но по пути решили заехать сюда, от умирающего пленного узнав, кто приказал на нас напасть. Тут мы начали мирно беседовать и кушать фондю, черпая его тортильями — все свидетели это подтвердят. Первыми стрелять начали не мы — это тоже подтвердят. Убили не мы — и это подтвердят. А мы, испугавшись, открыли ответный огонь в целях самозащиты. Вот и все.
Выслушав, он зажал покрепче рану и медленно кивнул:
— Главное, чтобы остальные из наших подтвердили.
Я покачал головой:
— Не. Тут половина тупые как жопа боцмана. И эту половину надо сейчас же отправить куда подальше в рейд. А с остальными я побеседую, дон. Вдумчиво и ласково. Еще надо отобрать те стволы, которые придется отдать. А дальше… дальше они обо всем договорятся и ненадолго все закончится.
— Ненадолго?
— Пузана убрали чтобы не проболтался — напомнил я — И сделали это максимально наглядно — дождавшись, когда начнутся переговоры. Скорей всего читали через бинокль по его вялым окольцованным губам и как только он решил озвучить имя заказчика… ему заткнули рот пулей, а затем попытались убрать и тебя. Так что… все только начинается, дон. И поэтому давай команду отправляться на базу — здесь оставаться нельзя.
— Скажут — постреляли и убежали.
— Оставь двоих умных для первых переговоров. Пусть скажут, что мы торопились в нашу лечебницу.
Дон Атаульпа коротко кивнул, мгновенно уловив суть идеи, один из его помощников рявкнул на моториста и через пару секунд палуба завибрировала от заработавшего двигателя. Катер начал сдавать назад, а я, выходя из рубки, громко объявил:
— Перед смертью дон Атаульпа завещал мне эту винтовку!
— Я еще жив! — проскрипело мне в ответ, но я сделал вид, что ничего не слышал.
Глава 7
Глава седьмая.
Гоблину дали выходной. И денег небольшую сумку. Хотели еще по плечу похлопать покровительственно, но я глянул с доброй улыбкой и у бригадира рука сама собой опустилась.
И, как и от всех счастливчиков с выходным вроде меня, потребовали, чтобы в эти неопределенные дни я не покидал главного здания — времена настали непростые. Само собой я положил большой хер на их нужды и чаяния и, отоспавшись, уже к полудню был за пределами территории Кабреро, отправившись блуждать по городским улицам.
Но перед этим не забыл поставить под кровать тарелку с едой для дичков, рядом высыпал горсть монет, дождался появления чумазых рук, утянувших полную оладий тарелку, но удивленно зависших над монетами, убедился, что это лапы двоих уже знакомых мне подростков, а не совсем мелких гоблинят, велел все забрать, оттащить в тайные щели, а затем вернуться и выслушать.
Дождавшись, тихо пояснил им простое правило взрослой жизни: оплату своего труда, подарки или дань всегда надо брать наличкой и никогда — едой или бухлом. За еду работают только животные, рабы или искромсанные черви-ампутанты.
Потом я пояснил еще одно правило — все свои деньги на еду, шмотье, бухло или развлечения тратят только те дебилы, кто и дальше планирует жить в щелях меж чужих трухлявых стен и под чужими кроватями рядом с грязными вонючими трусами с подозрительными пятнами. Умные же и быстро растущие детишки создадут общак, откуда деньги будут брать только на самые важные нужды вроде оплаты врачей, откуп от стражей или их эквивалента, на подмазку нужных шестерней и на то, чтобы самим постоянно развиваться.
Третье правило — живите в чистоте.
Четвертое правило: если живете кодлой и дальше хотите так жить, то право ваше, но лживого равенства вы должны избегать любой ценой — вам нужен лидер и если уже есть тот чей авторитет ощущаете и признаете, то самое время поднять его над собой и признать главенство, а затем и подчиняться молча. Но с лидером не ошибитесь — а то потом вам же с ним и разбираться.
Пятое правило — хотите или нет, но выбирайтесь из безопасной темноты и лезьте в большой неприятный мир. Пришло время выползать из нор, учиться, работать, крутиться, набираться реального опыта, иначе однажды жизнь ударит больно, а противопоставить удару будет нечего. Как бы вам дички этого не хотелось, но всю жизнь меж стен не отсидеться, и никто вам годами оладьи с повидлом и звонкие монетки приносить не будет, и от врагов защищать не станет. Взрослеть надо прямо сейчас. И начинать надо с простого — с сегодняшнего вечера пусть парочка тех, кто постарше посетит имеющуюся в здании мастерскую, где обучают ремонту барж или кухню, где учат приготовлению съедобной жрачки. И там пусть не у стен скалящими клыки дебилами стоят, а проявляют интерес к обучению и стараются перенять ремесло и заодно возвращают себе способность взаимодействовать с незнакомцами словами, а не кошачьим шипением. Ближе к полуночи в тренажерке пыхтит над собой один упертый однорукий парень, прежде бывший солдатом, а теперь работающий охранником диско и легко ушатывающий двуруких амбалов — я его предупредил, он готов подучить вас азам рукопашки и ножевого боя, чтобы отпор давали грамотный. А утром хотя бы несколько детишек, умытых, причесанных, фальшиво улыбающихся, должны явиться на уроки в здешнюю школу, находящуюся на этом же этаже неподалеку от столовки, и начать жадно хавать даваемые знания.
Почему и для чего все это?
Да потому что тупыми, слабыми и добрыми правят умные, сильные и злые. Так было и так будет.
Не хватает чего-то из вещей надеть для первого выхода в свет? Надо как-то себя в порядок привести? Там вон у хода кривой на правый глаз дедок из здешних ночных сторожей сидит — я его предупредил, он поможет с покупками, проследит за доступом в здешние душевые, многое расскажет, главное спрашивайте, а не зыркайте из-под кроватей. Выдав им базу, я мягко уложил на пол еще одну трофейную наваху и потопал к выходу. Когда миновал упомянутого дедка, тот тихо поинтересовался:
— А зачем тебе это, Ба-ар? Нет я помогу, как и обещал. Знал их родителей. Но тебе то зачем? Ты ведь им чужой.
— Эхо далекого прошлого –ответил я, ставя перед ним стопку монет — В свое время сам так выживал… кодла злых грязных сирот… мы надеялись отсидеться тихо как мыши… но нам не дали.
— Денег не надо — я же сказал, что…
— Это им мелкая добавка. Купишь все что попросят из одежды, вместе с ними сходи к портному — пусть подошьет.
— Да я сам мотнусь…
— Вместе с ними — повторил я и больше старик возражать не стал — Они должны слышать и видеть, как договариваются и торгуются взрослые. Поэтому ты торгуйся прямо старательно, смекаешь?
— Обучаешь прямо на бегу? — понял меня старик.
— Я? Обучать? — хмыкнув, я качнул головой и вышел из общаги — Не. Я в город гулять. А вот ты обучай — ты ведь им не чужой, сам сказал.