го крошева с жирком. И чтобы все это приготовили прямо при мне, пока я медленно пью кружку крепчайшего ароматного кофе, беспощадно улучшенного медом, чтобы как можно скорее вбить в мое дрожащее от холода и усталости тела побольше калоража и кофеина. Старый азиат внимательно выслушал мои пожелания, поклонился и поставил на тлеющий очажок вряд ли когда-нибудь реально остывавший старый чайник, рядом умостив почерневший вок. О моей платежеспособности он справляться не стал — раз заглянул мне в глаза и безошибочно считал нужную ему информацию. Через несколько минут я уже баюкал в ладонях горячую кружку, а в зашипевший вок полетели куски слипшегося вареного риса.
Первый глоток обжигающего кофе огненным шаром промчался по пищеводу, начав процесс оттаивания внутренностей со съежившегося желудка. Я провел под водой и в кишащих змеями подземных проходах долгие часы, полностью истратив запас фонаря, но взамен отыскав на гнилом скелете вечную тусклую сурверскую лампу и понял одно — там под Церрой, в тончайшей сумрачной прослойке между водой и сушей, существует свой отдельный мир, выглядящий одновременно как рай и ад для сурверов и гномов глобальных убежищ.
Гномы глобальных убежищ… твою же мать… звучит как-то слишком пафосно и круто для этих поехавших упырков. Аж захотелось опять наведаться к ним в гости с игстрелом и дробовиком, чтобы из глобального там остались только их могильники.
В тех же сплющенных искореженных коридорах древних зданий, помимо скелетов и раздутых трупов, я отыскал немало всякой хрени, включая пару раздутых гнилых трупа утопивших друг в друге ножи по самые рукояти. Эти гоблины так и сдохли, а причина их внезапной яростной вражды находилась тут же — грубо вскрытый небольшой стенной сейф. Хотя это скорее простой металлический ящик не с самыми толстыми стенами. Выломали его где-то еще, на торчащих во все стороны стальных погнутых шипах остались следы бетона, а сам сейф вскрыли с помощью чего-то вроде мощных ножниц по металлу и хитро изогнутых ломиков — инструмент лежал неподалеку. Заглянув внутрь сейфа, я выгреб содержимое, оценил его, подкинул плотный комок на ладони и с усмешкой глянул на убивших друг дружку упырков. Вот что случается, когда жадность застилает глаза… дебилы…
— Так сколько тебе мяса, амиго? — сипло поинтересовался старик и с хлюпаньем втянул в себя глоток кофе, куда только что долил чего-то из старого помятого термоса.
— Мяса втройне. И чтобы с жиром. Но прожарь его хорошенько, старик.
— Прожарю. Не хочу обидеть, парень, но мясо нынче недешевое. Капибару правильно откормить не каждый сумеет.
— Ты умеешь?
— Я умею. И вчера как раз зарезал такую. Прожарю как следует и перца жгучего от души добавлю, но…
— Не бойся, старик — хмыкнув, я порылся в кармане и уронил перед собой тот самый плотный комок из сейфа — Жарь свое мясо.
Пройдясь пальцами по еще мокрому сплетению металла, я выбрал один свисающий серебряный конец, аккуратно распутал и тихо, чтобы не порвать и не деформировать, вытянул его на свободу, после чего протянул старику. С моих пальцев свисала плоская серебристая змейка — браслет цепочка, что вряд ли когда-нибудь стоила много, но даже сейчас вполне могла оплатить мне плотный завтрак. И я не ошибся в подсчетах — осмотревший протянутую вещь старик коротко кивнул, забрал предложенное, а через минуту уже бодро стучал ножом, на старой доске мелко нарезая сырое мясо. Похрапывающий на той стороне стойки пьянчуга затих, а когда я глянул туда, его уже не было. Тихо рассмеявшись, я допил кофе, потребовал еще и занялся скрученным шаром, этим внезапно вынырнувшим из далекого прошлого пережитком. И распутывал я его чуть ли не с детским любопытством. И не без причины.
Такие хреновины — плотные комки из теннисных шаров, всевозможных цепочек, обычной проволоки, шерстяных ниток, кулонов на крепких шнурках и всего похожего — удивительно умело скручивали мародеры времен Эпохи Заката. Когда Убежища начали глотать желающих спастись тысячами, этот город и многие ему подобные начали стремительно пустеть. Транспортники прибывали внезапно, не всегда можно было успеть добежать до дома и забрать припрятанное, так что многое бросалось. А потом за чужим добром являлись мародеры руин, к тому моменту превратившиеся в настоящую касту, просуществовавшую до самого конца. Может и потом не сразу вымерли, но я уже был внутри одного из гребаных Куполов в виде висящей на крюках туши спящего ампутанта. И чем дольше существовала их каста, тем многочисленнее, причудливее и опасной для самой себя она становилась. Очень быстро мародеры начали дробиться над всевозможные блоки, потом принялись делить территорию, затем начали враждовать, а следом пришла самая мякотка — их верха вынужденно помирились, чтобы не доводить до войны на истребление, а для низов начали устраивать нечто вроде марафонских забегов. Мародерские Эпохи Заката — они вот такие… кровавые…
Игра была простая — несколько отрядов забрасывались в руины и им обычно давалось двое-трое суток на то, чтобы отыскать как можно больше добычи. Они были вооружены, обдолбаны, фанатичны, люто ненавидели чужие фракции, действовали на одной и той же территории, проповедовали требующую жертв псевдо религию и не были связаны никакими запретами касательно конкурентов — идеальный рецепт для создания убойного шоу, широко освещаемого дронами, нательными камерами и остатками еще кое-как функционирующей городской инфраструктуры. Надо признать отморозки были отлично натренированы выискивать добычу и убивать тех, кто на нее позариться. В руины заходило рыл шестьдесят, а к концу представления оттуда выползало не больше десятка истекающих кровью подранка.
По их правилам каждый из отрядов прессовал добычу в такие вот шары, где все самое ценное и мелкое упаковывалось внутрь выпотрошенного теннисного мяса, а то что попроще навешивалось и наплеталось снаружи. Получался увесистый такой ком, который они, красуясь перед камерами, то и дело перебрасывали друг другу, перед объективами добавляли новую цепочку, навешивали сережки и так далее. И все это прямо на бегу, во время прыжков с крыши на крышу, летя на лианах или прямо во время боев на тесаках. При этом убивать или ранить старались так, чтобы вспороть живот. И пока еще не сдохшая жертва давилась криком, победитель ловил «пас» от соратника, решительно запихивал добычу в живот орущего подранка, держал там пару секунд, вытаскивал кулак и поднимал ком над головой, оря бесноватую хрень в камеры кружащих дронов — к восторгу обдолбанных зрителей… Точно таким же образом от «скверны» «чистился» шар с добычей побежденного отряда. Тут пятнышко какое-то… да я в твоих вспоротых кишках чуток сполосну…
Вот такая добыча мне и досталась — шар мародеров. Непонятно почему увесистый комок оказался в обычном стенном сейфе, где, наверное, пролежал лет сто минимум. Возможно один из отрядов был почти истреблен, они убегали и решили спрятать добычу, чтобы не досталась преследователям, а потом, если повезет, вернуться и забраться. Вообще, если я правильно помню, отдать добычу врагу и при этом остаться в живых для них был великим позором. Даже самоубивались всей толпой, вбивая в пол заточенные арматуры и затем дружно прыгая на них пузами. Имбецилы времен конца Эпохи Заката… хотя удивляться нечему — в то время почти все уже были в Убежищах, а остальные быстро дичали.
Мне предложили сигариллу и отказываться я не стал. Закурил, хлебнул кофе и продолжил распутывать гребаные завитки, вдыхая ароматы готовящегося мяса.
— Перца побольше — напомнил я.
— Да помню я.
— И знаешь, что, старик…
— А?
— Мяса вообще не жалей. Надо — я доплачу.
— Да ты и так переплатил, амиго. Хорошо. Слушай…
— Что?
— Не боишься таким светить вот так открыто? — старик кивнул на поблескивающий металлом комок у меня между ладоней.
— Ну что ты! — я аж глаза закатил — Чего мне бояться в этом славном городе с его славной стражей? Наш порядок берегут и бояться нечего!
— Тебе никак кофе в голову ударило?
— Скорее недосып и холод — проворчал я — Не переживай за меня, старик. Жарь мясо. И про себя не забудь — я угощаю.
— Аригато.
— Ага… — кивнул я и продолжил бороться с неподатливой хренью.
У них — у мародеров — существовал целый хитрый метод опутывания шара, при этом они могли как опутать, так и распутать очень быстро. А я уже подумывал взяться за нож и просто рубануть… Аж бесит сука…
— Такие шкатулки умеючи вскрывать надо — в метре от меня через скамейку перекинул ногу пузан в белом банном халате и красных необъятных шортах — Ну чтобы не порвать ничего. Тут потянуть, тут подвернуть, здесь в сторону петельку отвести… я вот умею это делать неплохо.
— М-м-м… — отозвался я и попытался выдернуть из общей массы конец толстой цепочки, но она не поддалась.
Увидевший это пузан аж колыхнулся весь, внутри его утробы что-то забулькало.
— Добро пожаловать, сеньор! Благодарю за оказанную честь! Кофе? — азиат ненадолго отлип от шкворчащего вока и склонился в уважительном поклоне.
— Кофе — не глядя на него буркнул пузан, не сводя заплывших жиром глазок с шара у меня в пальцах — И что-нибудь от башки.
— Есть настойка пиона, сеньор Птолх. На хорошем самогоне. Добавлю в кофе.
— Добавь. Пиона меньше. Самогона больше.
— Да, сеньор.
— Птолх — повторил я вслух после того, как сделал пару неспешных глотков из своей кружки — Ты Кит Птолх? Хозяин доходного дома?
Навес я выбрал неслучайно, хотя и пришлось поплутать пока не нашел нужный адрес. Повезло с поводырем. Найденный на заре пьянчужка, шатаясь дважды провел меня по кругу и уже было отчаялся, но, я с минуту подержал его голову в желобе с морской водой, и он мгновенно вспомнил нужное направление.
Здание Птолха было устоявшим образчиком «гробового» дома, с комнатами попросторней на верхних этажах. Сейчас снаружи добавились обшитые тростниковыми циновками комнатушки, гроздьями облепившие наружные пожарные лестницы по обоим бокам похожего на пенал здания. Сохранился и даже работал и лифт внутри здания — потому что пузан Птолх явился вниз в халате и шлепках. И хер бы он осилил дорогу от крыши до первого этажа пешком по лестницам. Уже лежал бы где-нибудь посередине с инфарктом. А нигде кроме крыши он обитать не мог — потому что там имелась жилая постройка для управляющего или хозяина, там же находился бассейн, а остальное место было занято просторной террасой. Да теоретически пузан мог бы переделать под свои нужды несколько комнат на первом этаже, но такой как он не станет обитать среди рядовых гоблинов. Да и не модно это в Церре, где правящие роды живут в высоких небоскребах, глядя на город свысока, а остальные им подражают. Уверен, что на первом этаже живут охранники и прочий персонал ночлежки, а лифтом имеет право пользоваться только сам Птолх и пара его приближенных. Ну еще здешних окраинных дурочек этим же способом на крышу доставляют — чтобы начинали дышать с придыханием и ощущать, что возносятся в элиту еще до попадания на крышу.